Западня - дю Террайль Понсон - Страница 29
- Предыдущая
- 29/80
- Следующая
– Полно вам, сударь! Уверяя вас в обратном, я никоим образом не наношу вам оскорбления.
– В самом деле? Погодите-ка.
– Что это вы так разволновались?
– Как? Это вы?
– Собственной персоной.
– В таком наряде?
– А что, он мне не идет?
– Да нет, признаться, очень даже идет, но я не в силах скрыть своего удивления. А дерзости вам не занимать.
– Несчастья случаются лишь с робкими рохлями.
– Вы хотите мне что-то сообщить? – спросил Сентак.
– Совершенно верно, сударь, в противном случае я не посмел бы остановить вас и побеспокоить.
– Давайте лучше отойдем в сторонку… сударь… Кстати! Как вас зовут в свете?
– Жорж де Самазан.
– Самазан? Значит, это вы спасли мою жену?
– Причем, сударь, от моих же собственных бандитов.
– Да? Почему же вы тогда вырвали ее из рук этих негодяев, которые могли бы по неосторожности…
– Всадить ей в грудь пулю?
Сентак ничего не ответил.
– Я вырвал ее из рук моих людей по той простой причине, что мадам пока еще не унаследовала состояния юного Давида, и если бы она умерла раньше его, то принадлежащие молодому человеку капиталы стали бы предметом судебного разбирательства.
– Я не ошибся в своих оценках касательно вас, – сказал Сентак, – вы действительно человек умный.
– Я тоже так думаю, и если вы соблаговолите последовать за мной…
– Куда это?
– На лужайки общественного сада.
– Зачем?
– Побеседовать.
– Может, лучше куда-нибудь зайдем?
– Господин де Сентак, стены всегда имеют уши. В то же время я не знаю ни одного случая, когда кто-нибудь подслушал бы разговор на свежем воздухе. В общественном саду, завидев приближающихся к нам людей, мы будем произносить только слова, предназначенные для их ушей.
– Но ведь… – с сомнением в голосе протянул Сентак.
– Ага! Понимаю. Вы боитесь, как бы вас не увидели со мной. Успокойтесь. В городе меня знают как де Самазана, а человек сто считает дворянином почище вас.
– В таком случае давайте действительно пойдем в общественный сад.
– И вы увидите, что в беседе на свежем воздухе нет ничего такого, особенно если разговор не предназначен для чужих ушей. Это единственное место, где verba действительно volant[10].
– Вы получили классическое образование? – удивленно протянул Сентак.
– Может быть.
В этот момент собеседники вошли в железные ворота общественного сада.
Когда они сделали несколько шагов в густой траве, покрывавшей в те времена лужайки, утопавшие в тени изумительных лип, на месте которых ныне вырос Ботанический сад, Сентак остановился, скрестил на груди руки и спросил: – Какого дьявола вам от меня нужно?
– Хочу поговорить с вами об очень важном деле.
– Но мы ведь договаривались, что через две недели я сам к вам приду и отдам распоряжения.
– Сударь, – ответил ему Семилан, – как вам известно, после смерти Андюса его люди стали подчиняться мне.
– Да, вчера вечером вы мне уже об этом говорили.
– Но дело в том, что если у Андюса были одни принципы, то у меня – совсем другие.
– И что вы хотите сказать этим своим афоризмом?
– Это, сударь, означает, что нам выпало жить в эпоху, когда все меняется самым удивительным образом. Говорят, что сейчас строятся дороги, по которым без лошадей одновременно смогут двигаться сразу несколько экипажей. Эти дороги уже получили название железных.
– Какое отношение все это имеет к нашему делу?
– Сейчас увидите.
– Боюсь, господин Семилан… – начал было Сентак.
– Простите, но господин де Семилан, окажите любезность называть меня так.
– Ха! Даже если мы одни?
– Вы предпочитаете, чтобы я называл вас саилем?
Сентак вздрогнул, посмотрел собеседнику прямо в глаза и сказал: – Господин де Семилан, мне неведомо, посвящены ли вы во все мои тайны или же владеете лишь некоторыми из них, но призываю вас ни с кем ими не делиться, потому как для вас это вопрос жизни и смерти.
– Моя жизнь принадлежит только мне и больше никому. И я слишком дорожу ею, чтобы не уметь защищать.
– Я вас предупредил, – молвил супруг Эрмины совершенно безразличным тоном, – можете продолжать, я вас слушаю.
– Ну что же, сударь, я тоже решил совершить весьма примечательный прогресс в своем ремесле.
– Вот как?
– Да, господин де Сентак. Вы не находите, что методы, которыми до настоящего времени так щедро пользовался Андюс, безнадежно устарели?
– Возможно.
– Андюс, будучи безногим и как следствие слабым, очень любил прибегать к насилию.
– А вы?
– Я, сударь, насилия не боюсь, но презираю его. Если человек действительно силен, ему пристало пользоваться новыми методами и средствами. Он берет себе достаточно громкое имя, вливается в общество, вращается в свете и становится его неотъемлемой частью. Если он ведет себя скромно, его присутствие никого не смущает, и он проникает в семейные тайны. С таким багажом можно далеко пойти, успех при подобном подходе гарантирован в большей степени, чем на большой дороге.
Сентак смотрел на Семилана не без доли восхищения.
– В самое ближайшее время наша профессия претерпит определенные изменения, – продолжал бандит. – Жандармы рано или поздно одолеют разбойников. И те бандиты, у кого на плечах есть голова…
– Такие, как вы?
– … такие, как я, должны создавать основу для дальнейших действий в обществе, которое они намерены эксплуатировать.
– Именно по этой причине вы и стали господином де Самазаном?
– Ну да! Но на вашем месте я бы не стал заблуждаться. Не нужно действовать слишком поспешно. Мои люди мне по-прежнему подчиняются, и если в данный момент я здесь, это еще не значит, что я не контролирую Совиную башню и замок Руке.
– Знаете, господин де Самазан, мне кажется, вы слишком много говорите.
– Вы заблуждаетесь, ведь все, что я только что сказал, – лишь прелюдия к тому, что мне еще нужно вам сообщить.
– Так говорите же.
– Со вчерашнего вечера я много думал над предложением, которое вы сделали Андюсу, и по зрелому размышлению…
– Пришли к убеждению, – перебил его Сентак, – что в сложившихся обстоятельствах лучше прибегнуть к средствам и методам новой школы, которую вы предполагаете основать?
– Угадали. Больше не будет этого никчемного насилия, которое так привлекает органы правосудия. Куда лучше устроить хорошую ловушку и заманить в нее тех, кого хочется наказать или тех, от кого желательно избавиться!
– Не буду скрывать, – сказал Сентак, – что я предпочел бы не иметь ничего общего с миром таких, как вы, особенно если поставленных целей можно было бы добиться с помощью средств… как бы это сказать?
– Принятых в хорошем обществе? – перебил его Сентак.
– Будь по-вашему, с помощью средств, принятых в хорошем обществе. Так вот если бы таковые были, я предпочел бы их.
– Отлично, в общих чертах план мы уже составили.
– Какой еще план?
– План, с помощью которого я самолично, не прибегая к помощи третьих лиц, избавлю вас сначала от юного Давида, а затем и от супруги.
Сентак остановился и молча обратил на бандита вопрошающий взгляд.
– Послушайте, – сказал тот, – во всем Бордо есть лишь один человек, знающий, чем я занимаюсь, и этот человек – вы.
– А ваши товарищи?
– Ха! Тех, кто сможет узнать меня в этом наряде, наберется самое большее с полдюжины.
– Мне до этого нет никакого дела.
– Вот тут вы ошибаетесь. Нужно чтобы я вашими стараниями действительно стал господином де Самазаном.
– Как это «моими стараниями»?
– Вы должны будете представить меня в свете и ввести в избранное общество.
Сентак слушал.
– Причем у вас дома, – добавил бандит.
Во время их разговора Семилан держал в руке небольшую трость, с самым непринужденным и фасонистым видом постукивая ею по ботинку.
«А ведь выглядит он действительно замечательно», – подумал саиль.
- Предыдущая
- 29/80
- Следующая