Любовники смерти - Коннолли Джон - Страница 26

Вся мебель в их доме была куплена со скидкой у его работодателей, обычно потому, что имела повреждения или была такой безобразной, что уже не было надежды от нее избавиться. Отец подрезал и отшлифовал ножки кухонного стола в попытке сделать их ровными, но в результате стол оказался слишком низким, и после еды стулья было не задвинуть под него. Кушетки в гостиной были удобными, но не сочетались друг с другом, а ковры и половики были долговечными, но дешевыми. Только череда телевизоров, один за другим последовательно украшавших один угол комнаты, имела какой-то уровень качества, и отец регулярно обновлял телевизор, когда в продаже появлялась новая модель. Он смотрел исторические документальные фильмы и всякие викторины. Спортивные передачи смотрел редко. Ему хотелось что-то узнавать, чему-то учиться, и его дочь молча училась рядом с ним.

Когда Эмили, в конце концов, покинула дом, то не была уверена, что он это заметил. Даже подозревала, что он воспринял ее отсутствие с облегчением. Только позже ее осенило, что он словно бы боялся ее.

Она опять нашла место официантки в заведении, очень напоминавшем богемное кафе, которым городишко мог бы гордиться. Платили не много, но и квартиру она снимала недорого, и, по крайней мере, здесь играла хорошая музыка и остальной персонал был не полные говнюки. Она дополняла свой доход, подрабатывая в выходные в баре, что было не очень приятно, но уже встретила парня, которому как будто бы понравилась. Он пришел со своими дружками посмотреть хоккей, но отличался от них и немного пофлиртовал с ней. У него была хорошая улыбка, и он не сквернословил, как его друзья, что она высоко ценила в мужчинах. С тех пор он заходил пару раз, и она чувствовала, что он набирается смелости, чтобы попросить ее о свидании. Впрочем, она не была уверена ни в том, что уже готова к таким отношениям после случившегося, ни в самом парне. Но в нем было нечто, заинтересовавшее ее. Если бы он попросил о свидании, она бы ответила да, но все же пока удерживала дистанцию, стараясь разузнать о нем побольше. Ей не хотелось, чтобы все в итоге обернулось так же, как с Бобби.

На четвертую ночь в новом городе она проснулась от видения, будто какие-то мужчина и женщина идут по улице к ее съемной квартире. Видение было так живо, что она подошла к окну и выглянула наружу, ожидая увидеть две фигуры у ближайшего фонаря, но городок был тих, а улица пуста. Во сне она почти могла рассмотреть их лица. Этот сон являлся ей уже много лет, но только недавно черты мужчины и женщины начали делаться с каждым разом яснее, четче. Она еще не могла их узнать, но знала, что скоро настанет время, когда сможет.

И тогда придет расплата. По крайней мере, в этом она была уверена.

Я проводил каждую пятницу в «Медведе», общаясь с нашим крупнейшим дистрибьютором Нэппи. В «Медведь» доставляли пиво три раза в неделю, но Нэппи составлял восемьдесят процентов всех наших продаж, поэтому его поставки были огромны. Грузовик Нэппи всегда приезжал по пятницам, и, когда тридцать бочонков были проверены и уложены, я оплачивал доставку согласно принятым в «Медведе» правилам, выставлял водителю обед за мой счет, и мы беседовали о пиве, его семье и экономическом спаде.

«Медведь» немножко отличался от большинства баров в своей оценке, как идут дела для посетителей. Этот бар был всегда популярен среди перекупщиков, и мы видели, как все больше их грузовики паркуются на нашей стоянке. Это была не та работа, которой мне бы хотелось заниматься, но большинство из них относились к своему делу довольно философски. Они могли себе это позволить. Все они, за исключением пары человек, были большие крепкие мужики, хотя самый крутой из них, Джейк Элмс, который сейчас у стойки ел гамбургер и проверял свой телефон, был всего пяти футов и пяти дюймов ростом и едва показывал на весах 120 фунтов. Он говорил тихо, и я никогда не слышал от него непристойных выражений, но о нем ходили легенды. Он ездил с паршивым терьером в кабине своего грузовика, а на подставке под приборным щитком держал алюминиевую бейсбольную биту. Насколько я знал, у него не было пистолета, но этой палкой он проломил в свое время несколько голов, а пес Джейка был известен своим талантом хватать человека зубами за яйца и висеть так, рыча, если кто-то имел безрассудство угрожать его любимому хозяину.

Излишне говорить, что пса в бар не пускали.

– Терпеть не могу это время года, – сказал Натан, водитель Нэппи, закончив укутываться и приготовившись выйти на холод. – Мне бы надо подыскать работу где-нибудь во Флориде.

– Любишь жару?

– Нет, не очень. Но это… – Залезая в свое пальто, он сделал жест в сторону мира за пределами темного кокона «Медведя». – Весна, называется! Какая же это весна! Зима в самом разгаре.

Он был прав. В этих местах, казалось, было только три времени года: зима, лето и осень. Никакой весны. Уже была середина февраля, но не наблюдалось никакого возвращения жизни, никакого намека на обновление. Городские улицы были загромождены снегом и льдом. Правда, худшие снегопады уже прошли, но вместо них начались ледяные дожди и унылая осада непрекращающегося холода, иногда вдобавок с сильным ветром, которого даже в своей слабейшей форме хватало, чтобы обморозить уши, нос и кончики пальцев. Укрытые улицы затвердевали от ледяных заплат, заметных и не очень. Те, кто поднимался с Коммершл-стрит к Старому порту, рисковали потерять сцепление с землей, а столь обожаемая туристами булыжная мостовая отнюдь не помогала сделать подъем менее рискованным. Задача подметания пола в барах и ресторанах становилась более нудной и утомительной от набиравшейся слякоти, песка и соли с улиц. Валы снега и льда в местах рядом с автомобильными стоянками на Миддл-стрит и у причалов достигали такой высоты, что создавалось впечатление, будто пешеходы участвуют в окопной войне. Некоторые ледяные глыбы своими размерами напоминали валуны, словно изверженные из глубин какого-то странного замерзшего вулкана.

Рыболовные катера у причалов засыпало снегом. Порой какая-нибудь отважная душа делала вылазку в залив, и по возвращении рыбья кровь окрашивала лед красным и розовым, но по большей части чайки безутешно махали крыльями в ожидании лета и возвращения легкой добычи. По ночам слышалось, как шины буксуют по коварному льду, как водители нетерпеливо топают ногами в поисках ключей, и раздавался истерический смех на грани слез от вызванных холодом мук.

А впереди маячил март, жалкий месяц капающих сосулек и тающего снега, когда последние следы зимы подло прячутся в укрытых от солнца местах. Потом апрель и май. Лето, тепло, туристы.

Но пока что была только зима без каких-либо намеков на весну. Лед и снег, и на них старые следы ног, как ненужные, отказывающиеся умирать воспоминания. Люди собирались кучками в ожидании прорыва блокады. Но тот день, когда Натан говорил про разгар зимы, принес в эту часть мира нечто странное и необычное.

Он принес туман.

И принес их.

Несколько дней, а потом и недель, стоял страшный холод, необычный даже для этого времени года. Изо дня в день шел снег, а потом, к самому Дню святого Валентина, перешел в ледяной дождь, который залил улицы и превратил сугробы в твердые глыбы льда. Потом дождь прекратился, но холод остался, пока, наконец, погода не смягчилась, и температура не стала подниматься.

И над белыми полями поднимался туман, как дым от холодного пламени; его переносили воздушные потоки, неощутимые для людей, и оттого он казался одушевленным, как какая-то манифестация с необъявленной и непонятной целью. Очертания деревьев стали неразличимыми, леса потерялись в обволакивающем их тумане. Он не ослабевал и не рассеивался, а с течением дня словно только становился гуще и плотнее, покрывая влагой города и городишки, оседая мягким дождем на окнах домов, машинах и людях.