О мышах и людях. Жемчужина (сборник) - Стейнбек Джон Эрнст - Страница 9

– Да, играет он лихо.

– Еще бы, – сказал Карлсон. – Никому выиграть не даст… – Он замолчал, потянул носом воздух и, все еще принюхиваясь, поглядел на старую собаку. – Черт, до чего ж от нее псиной разит! Выгони ее отсюдова, Плюм! Хуже нет, когда псиной воняет. Гони ее, тебе говорят.

Плюм пододвинулся к краю койки. Он протянул руку, потрепал старую собаку по голове и сказал виновато:

– Она у меня давно, и совсем я не замечал, чтоб от нее воняло.

– Вот что, я ее здесь терпеть не стану, – сказал Карлсон. – Эта вонь остается надолго. – Он тяжелыми шагами подошел к собаке и поглядел на нее. – Зубов нет, – сказал он, – лапы от ревматизма не гнутся. На кой она тебе сдалась, Плюм? Ведь она самой себе в тягость. Почему ты ее не пристрелишь?

Старик беспокойно заерзал на койке.

– Ну уж нет! Она у меня давно. Я взял ее еще щенком. Она помогала мне пасти овец, стерегла стадо, – сказал он с гордостью. – Теперь на нее поглядеть – не поверишь, но это была лучшая овчарка во всей округе.

– Я знавал одного человека в Уиде, – сказал Джордж. – У него был эрдельтерьер, который пас овец. Научился у других собак.

Но от Карлсона нелегко было отделаться.

– Слышь, Плюм, эта старая сука только зря мучается. Выведи ее на двор и выстрели прямо в башку, – он наклонился и показал куда, – вот в это место, она даже не узнает, что произошло.

Плюм посмотрел на него грустным взглядом.

– Нет, – сказал он тихо. – Не могу. Ведь она у меня так давно.

– Ей самой свет не мил, – настаивал Карлсон. – И воняет от нее так, что просто ужас. Ну ладно. Ежели хочешь, я сам ее пристрелю, избавлю тебя от этого.

Плюм спустил ноги с койки. Он взволнованно поскреб седую щетинистую щеку.

– Я так к ней привык, – сказал он тихо. – Взял ее еще щенком.

– Но ведь это просто жестоко – смотреть, как она мучается, – сказал Карлсон. – Послушай, у Рослого как раз сука ощенилась. Я уверен, что он даст тебе одного щенка. Правда, Рослый?

Рослый спокойно рассматривал старую собаку.

– Да, – сказал он. – Ежели хочешь, можешь взять щенка. – Он оживился: – Плюм, Карлсон прав. Эта собака сама себе в тягость. Ежели я стану таким вот дряхлым калекой, уж лучше пускай меня кто-нибудь пристрелит.

Плюм беспомощно посмотрел на него, потому что слово Рослого – закон на ранчо.

– Но ведь ей будет больно, – сказал он неуверенно. – А я согласен об ней заботиться.

– Я ее пристрелю так, что она ничего и не почувствует. Прицелюсь вот сюда, – сказал Карлсон. Он указал ногой. – Прямо в башку. Она и не рыпнется.

Плюм переводил взгляд с одного лица на другое – искал поддержки. На дворе уже совсем стемнело. Вошел молодой работник. Его плечи были пригорблены, и шагал он тяжело, словно нес невидимый мешок с зерном. Он подошел к своей койке и положил шляпу на полку. Потом взял измятый журнал и положил на стол под лампочку.

– Я тебе не показывал, Рослый? – спросил он.

– Что такое?

Вошедший перелистал журнал и ткнул пальцем:

– Читай вот здесь. – Рослый склонился над журналом. – Вслух давай.

– «Уважаемый редактор, – медленно начал Рослый, – я читаю ваш журнал уже шесть лет и уверен, что он самый лучший. Мне нравятся рассказы Питера Рэнда. По-моему, он ловко заливает. Печатайте побольше таких штук, как «Черный всадник». Я не мастак писать письма. Просто я решил сообщить всем, что за ваш журнал не жалко отдать пять центов».

Рослый удивленно поднял голову.

– Для чего это было читать?

– Дальше, – сказал Уит. – Прочти подпись внизу.

Рослый прочел:

– «Желаю успеха. Уильям Теннер».

Он снова взглянул на Уита.

– Так для чего ж это было читать?

Уит с важным видом закрыл журнал.

– Неужто ты не помнишь Билла Теннера? Он работал здесь месяца три назад.

Рослый задумался.

– Такой маленький? – спросил он. – Работал на пашне?

– Во-во, он самый! – воскликнул Уит.

– Так ты думаешь, это он написал?

– Я знаю в точности. Как-то раз сидели мы с Биллом здесь, в этой самой комнате. У Билла был свежий номер журнала. Сидит он, читает и, не поднимая головы, говорит: «Я написал письмо в редакцию. Интересно, поместили его или нет?» Но письма там не было. Билл и говорит: «Может, они его еще поместят». Так и вышло. Вот оно.

– Верно, – сказал Рослый. – Вот оно, в журнале.

Джордж протянул руку.

– Можно поглядеть?

Уит снова отыскал нужную страницу, но журнала не отдал. Он ткнул в письмо пальцем. Потом пошел к своей полке и бережно положил туда журнал.

– Любопытно знать, видал ли это сам Билл? – сказал он. – Мы с ним работали вместе на гороховом поле. Билл – славный малый.

Карлсон не принимал участия в разговоре. Он все глядел на старую собаку. Плюм с беспокойством следил за ним. Наконец Карлсон сказал:

– Ежели хочешь, я избавлю ее от страданий сейчас же, да и дело с концом. Ничего другого не остается. Жрать она не может, не видит ничего, даже ходить ей больно.

– Но ведь у тебя нет револьвера, – сказал Плюм с надеждой.

– Как бы не так. Есть, системы Люгера. Ей не будет больно!

– Может, лучше завтра… Обождем до завтра, – сказал Плюм.

– А чего тут ждать? – сказал Карлсон.

Он подошел к своей койке, вытащил из-под нее мешок и достал револьвер.

– Надо покончить сразу, – сказал он. – От нее так воняет, спать невозможно.

Он сунул револьвер в боковой карман.

Плюм бросил на Рослого долгий взгляд, надеясь, что тот вмешается. Но Рослый молчал. Тогда Плюм сказал тихо и безнадежно:

– Ну уж ладно, веди ее.

Он даже не взглянул на собаку. Снова улегся на койку, заложил руки за голову и стал глядеть в потолок.

Карлсон вынул из кармана короткий кожаный ремешок. Он нагнулся и надел ремешок на шею собаке. Все, кроме Плюма, следили за ним.

– Пошли, милая. Пошли, – сказал он ласково. А потом, как бы извиняясь, обратился к Плюму: – Она ничего и не почувствует.

Плюм не ответил и даже не пошевельнулся. Карлсон дернул за ремешок.

– Пошли, милая.

Старая собака с трудом встала и пошла за Карлсоном.

– Карлсон, – сказал Рослый.

– А?

– Ты знаешь, чего надобно сделать.

– О чем это ты?

– Возьми лопату, – отрывисто обронил Рослый.

– Ну, само собой… Я понял.

И он вывел собаку в темноту.

Джордж подошел к двери, закрыл ее и осторожно опустил щеколду. Плюм недвижно лежал на койке, глядя в потолок.

Рослый сказал громко:

– Там у одного мула копыто треснуло. Надобно замазать смолой.

Он замолчал. Снаружи было тихо. Шаги Карлсона затихли. В комнате тоже стало тихо. Тишина затягивалась.

Джордж засмеялся.

– А ведь Ленни сейчас в конюшне со своим щенком. Он теперь сюда и войти не захочет, раз у него щенок есть.

– Плюм, – сказал Рослый. – Ты можешь взять щенка, какого захочешь.

Плюм не ответил. Снова наступила тишина. Она словно выползла из ночной тьмы и заполнила комнату.

Джордж сказал:

– Никто не хочет перекинуться в картишки?

– Я бы, пожалуй, сыграл, – сказал Уит.

Они сели за стол, под лампочку, друг против друга, но Джордж не стасовал карты. Он в беспокойстве забарабанил пальцами по краю стола, и этот негромкий стук заставил всех обернуться. Джордж перестал стучать. Снова стало тихо. Прошла минута, другая. Плюм лежал неподвижно, глядя в потолок. Рослый посмотрел на него, опустил глаза и уставился на свои руки; одной ладонью он прикрыл другую. Откуда-то из-под пола раздался негромкий скребущий звук, и все сразу повернули головы. Только Плюм по-прежнему смотрел в потолок.

– Похоже, там крыса, – сказал Джордж. – Надо поставить крысоловку.

Уит наконец не выдержал:

– И чего он там возится? Ну, сдавай же карты! Этак мы ни одного кона не сыграем.

Джордж собрал карты и принялся их рассматривать. Снова стало тихо.

Вдали хлопнул выстрел. Все быстро взглянули на старика. Головы разом повернулись в его сторону.

Еще мгновение он продолжал смотреть в потолок. Потом, не сказав ни слова, медленно повернулся лицом к стене.