Месть за победу — новая война - Уткин Анатолий Иванович - Страница 41

В-четвертых, религиозность американского народа. О ней особо и отдельно.

Ныне происходит четвертое религиозное новообращение Америки. Страна не только осталась нацией верующих — религия стала играть еще большую роль в американском обществе. В XXI в. 59 % американцев считают, что религия играет в их жизни растущую роль. (Для стоящей на втором месте Британии этот показатель равен 32 %; далее следует Канада — 30 %, Италия — 27 %, Россия — 14 %, Япония — 12 %, Франция — 11 %.) Только в этой стране жаждут абсолютных стандартов личного поведения и общественной добродетели.

Прибывающие национальности обратились к самозащите, в том числе идейной. В 1916 г. была опубликована работа Р. Бурна «Наднациональная Америка». Это была первая серьезная попытка разобраться в проблеме влияния этнических диаспор на внутри– и внешнеполитические проблемы Соединенных Штатов. Это была убедительная попытка оценить меняющееся представление об американской национальной идентичности в свете таких обстоятельств, как смещение центра «поставки» новых иммигрантов в Центральную и Восточную Европу, национальное испытание на лояльность в ходе войны, где Германия и Австро — Венгрия заняли противоположные американским позиции.

Это была обстоятельная и убедительная критика ассимиляции и концепции «плавильного тигля», предполагающей отказ от культурных связей с покинутой родиной. Р. Бурн призвал американских консерваторов признать те преимущества, которые получает Америка от новых волн иммиграции, от прибытия новых людей иных этнических корней, которые своим самоотверженным и упорным трудом способны не только спасти экономику страны от стагнации, но и многократно приумножить ее национальное достояние. Обличение превратной роли иммигрантов, идеологические и практические атаки, направленные против новых иммигрантов, — как часть более широких попыток сплотить американское общество — разрушают важнейшее в американском политическом эксперименте: сам дух Америки, традиционно постоянно подпитывающийся новыми волнами иммигрантов.

Бурн защищал этническую культуру, что актуально и в современной Америке, продолжающей искать решение дилеммы: «хомо американус» или не потерявший связи со своей этнической общиной гражданин США. Критикуя ассимиляторскую традицию, Бурн обосновал ценность этнического элемента, он привел аргументы в пользу этнической укорененности. «Для Америки опасен не тот еврей, который придерживается веры отцов и гордится своей древней культурой, а тот еврей, который утратил свой еврейский очаг и превратился просто в жадное животное. Дурно влияет на окружающих не тот цыган, который поддерживает создание цыганских школ в Чикаго, а тот цыган, который заработал много денег и ушел в космополитизм. Совершенно ясно, что, если мы стремимся разрушить ядро национальной культуры, то в результате мы плодим мужчин и женщин без духовности, без вкуса, без стандартов — просто толпу. Мы обрекаем их жить, руководствуясь самыми элементарными и примитивными понятиями. В центре этнического ядра господствуют центростремительные силы. Они формируют разумное начало и ценности, которые означают развитие жизни. И лишь постольку, поскольку уроженец другой страны сумеет сохранить эту эмоциональность, он сможет стать хорошим гражданином американского сообщества»[182].

Так идеологически обосновывается несогласие с теорией и практикой «плавильного тигля». Это несогласие ждало своего конкретного воплощения почти сто лет. Мощные силы начали терзать американское единство, главными элементами которого стали культура и политическая система.

После ослабления иммиграционных препон в 1965 г. в Соединенные Штаты хлынул поток иммигрантов, среди которых никак не преобладали европейцы, и в определении национальной идентичности стало терять свое значение расовое определение. Между 1965 и 2000 гг. в Соединенные Штаты въехало 23 млн иммигрантов. В середине 1960‑х годов количество въезжающих в США иммигрантов составляло несколько меньше 300 тыс. человек ежегодно. В начале 1970‑х гг. эта цифра выросла до 400 тыс. ежегодно, а в начале 1980‑х гг. достигла 600 тыс. въезжающих в год.

Затем произошел примечательный скачок. Цифра иммигрантов в США переваливает за миллион человек в год. В 1990 г. американское правительство подняло лимит официальной иммиграции с 270 тыс. человек до 700 тысяч. Если в 1980‑е годы в Америку въехало 7 338 062 человека, то в 1990‑е годы — 9 095 417 человек[183]. Если на протяжении 1960‑х годов в Соединенные Штаты въехало 3,3 млн новых граждан, в 1980‑е годы американское общество увеличилось на 7 млн. А в десятилетие 1990‑х годов население США за счет иммиграции увеличилось на более чем 9 млн человек. Если в 1960 г. доля рожденных за пределами США граждан составляла 5,4 %, то к 2004 г. эта доля увеличилась до 11,5 %[184]. Эта третья (после двух первых — середина XIX и рубежа XIX–XX веков) волна иммиграции в США отличается своей массовостью и своего рода неукротимостью. И еще: местом происхождения.

На этот раз в своем большинстве иммигранты прибыли не из Европы, а из Латинской Америки и Азии (почти четверть из них прибыла незаконно). Необходимость в рабочей силе в значительной мере стимулировала (особенно активно в конце 1990‑х годов) иммиграционный поток.

Но, в отличие от прежних волн иммиграции, текущая волна вовсе не гарантирует, что второе и третье поколения сольются в «плавильном тигле», столь различны культуры новоприбывших американских граждан. Обозначилось отличие нынешнего иммигрантского потока от прежних. Раньше большинство иммигрантов прибывали из европейских государств, имеющих сходную с американской культуру. Те иммигранты были готовы заплатить немалую «цену» за приобщение к американскому обществу. Они хотели быть американцами. Те из них, кто не сумел приспособиться к американской реальности, возвращались в свои страны. Те иммигранты прибывали из многих стран — ни одна страна и ни один язык не были преобладающими среди иммигрантского потока. Прежние иммигранты расселялись по всей широте огромной страны, не составляя заведомое большинство ни в одном крупном городе, ни в одном отдельно взятом штате. Все это, как характеристика иммиграционного потока, ушло после 1965 г. в прошлое.

Как справедливо оценивает ситуацию С. Хантингтон, «многие американцы теперь (в 2004 г. — А. У.) не уверены в достоинствах главенствующей культуры и вместо приобщения к единому руслу молятся на доктрину многообразия и равной ценности всех культур в Америке»[185]. Теперь иммигранты, замечает М. Уотерс, «не входят в индифферентную монолитную культуру, но скорее вливаются в сознательно плюралистическое общество, в котором существует множество субкультур, расовых и культурных идентичностей»[186]. Пришельцы отныне выбирают среди этих субкультур ту, которая более всего соответствует их историческому и психологическому коду. Важнейшая особенность: они ныне могут ассимилироваться в американское общество, не ассимилируясь при этом в головную американскую культуру.

И никто в огромном американском государственном аппарате не берет нынче на себя смелость остановить этот поток фактической дезинтеграции. Одиноким голосом прозвучал голос члена конгресса Барбары Джордан (возглавляющей Комиссию по реформе интеграции), выдвинувшей рекомендации по базовой «американизации» иммигрантов. Ее предложения были фактически проигнорированы. В американском обществе доминирует совсем другое отношение к вопросу. Вместо осмысления культурных последствий «разжижения» американской национальной идентичности превалируют более скромные дебаты о положительных и отрицательных сторонах прибытия новых иммигрантов с точки зрения экономических выгод и потерь. Что же касается последствий нового типа иммиграции для социального единства американского общества, то об этом современная американская элита, увлеченная решением злободневных проблем, предпочитает молчать.