Третий Храм Колумба - Берри Стив - Страница 48

– И что же американцы? Они будут представлять для нас проблему через несколько недель?

Дама пожала плечами.

– Я бы сказала, что они больше не опасны, и я позабочусь о том, чтобы все так и оставалось.

Саймон уловил угрозу в ее голосе.

Он знал, что она могла повернуть ситуацию в любую сторону.

– Захария, когда вы сумеете добиться своей цели, я хочу быть тем, кто продолжит ее развивать. Это идеально совпадает с моими планами. В таком случае каждый из нас получит то, что мы хотим, – заявила женщина.

– А нельзя ли уточнить, чего мы хотим?

– Сильного решительного Израиля, говорящего твердым голосом. Окончательного решения арабской проблемы, без малейших уступок. И самое главное – чтобы мир больше не мог нам указывать, как нам жить.

Захария все еще не расстался со своими подозрениями, но у него был только один способ убедиться в достоверности того, что говорила посол, – проверить мусорный контейнер.

– Вы правы в одном, – продолжала она. – Искра, которая может пробудить Израиль ото сна, не должна исходить из официальных источников. Так ничего не получится. Будет правильнее, если все произойдет спонтанно и извне, без малейших намеков на политику. Искренне, от сердца, из глубины, чтобы вызвать мощную эмоциональную реакцию. Как только я окончательно поняла, чего вы хотите, то сразу увидела, что это самый правильный курс.

– И если мне будет сопутствовать успех, вы доведете дело до конца и сделаете все, что необходимо?

Женщина догадалась, что собеседник испытывает ее, хочет узнать, насколько она понимает его замысел.

– О да, Захария, – кивнула она. – Евреи будут помнить месяц Ав.

Она действительно знала все.

– Это не просто совпадение, – продолжала она, – что наш Второй Храм уничтожен в девятый день месяца Ав, в семидесятом году нашей эры – в тот самый день, на шесть столетий раньше, когда вавилонские солдаты Навуходоносора разрушили Первый Храм. Я всегда считала, что это знак.

Теперь Саймон был охвачен любопытством.

– А у вас есть союзники, которые думают так же?

Это могло оказаться важным.

– Пока так думаю только я, Захария, – сказала дама. – Есть ли у меня друзья? Друзья, обладающие властью? Да, и их много. Но они ничего не знают. Я буду их использовать. Только мы с вами являемся частью плана.

– И вы сделаете все, что нам необходимо?

Австриец увидел, что его собеседница все понимает.

– Не волнуйтесь, Захария, – заверила она его. – Евреи получат Третий Храм. Это я обещаю.

Бене и Халлибертон вошли в музей – отдельно стоящее здание, прежде двухэтажный дом, обшитый изнутри деревом, с мраморными полами и стенами, украшенными фресками. В орнаментах и решетках чувствовалось влияние мавров, а за окнами раскинулся пышный сад. На первом этаже, где один зал плавно переходил в другой, в стеклянных витринах лежали камни, окаменелости, фотографии, книги и другие реликвии. Все надписи были только на испанском, но Роу без труда прочитал их. Возле одного из экспонатов стоял мужчина лет пятидесяти с пятнистым лицом. Трей представил ему себя и Бене, объяснил, что он ученый из Университета Вест-Индии и приехал посмотреть коллекцию документов времен испанской колонизации. Мужчина, оказавшийся хранителем музея, предложил свою помощь, но заметил, что коллекция является частным собранием, и, прежде чем он сможет ее им показать, потребуется разрешение.

– От кого? – спросил Роу.

Когда Трей рассказал, что Захария Саймон имеет отношение к этому музею, Бене начал нервничать. Здесь не Ямайка, и никто не знает, кто такой Бене Роу. Да, он вооружен и, если потребуется, сможет пробиться к самолету, но марон понимал, что таким способом решить проблему вряд ли получится. Дипломатия принесет куда больше пользы. А на Кубе это означает взятки. Вот почему он захватил с собой наличные.

– Скажите, друг мой, – обратился марон к хранителю. – Здесь имеют хождение американские доллары?

– О да, сеньор. У нас они в большой цене, – кивнул тот.

Несмотря на смелые речи, кубинское правительство оставалось неравнодушным к американским деньгам. Бене достал пачку банкнот и отделил от нее пятьсот долларов.

– А существует ли возможность быстро получить разрешение? – спросил он и положил деньги на ближайшую стойку с экспонатами.

– Да, сеньор. Я немедленно позвоню в Гавану.

Том бросил на Элли мрачный взгляд. У него не вызывало сомнений, что она его презирает, но он хотел получить ответы на свои вопросы.

– Ты приняла иудаизм?

– Откуда ты знаешь?

– Мне рассказал Абирам.

– В записке?

Саган кивнул.

Его дочь все еще выглядела удивленной.

– Я поступила так с тобой ради своей религии, – заявила она.

– Значит, быть евреем означает жить во лжи? – покачал головой журналист. – Твоя мать никогда бы не одобрила твоего решения.

– Моя мать меня любила. Всегда.

– Тем не менее это не помешало тебе ей лгать. Ты перешла в иудаизм до ее смерти, но скрыла этот факт.

Слова отца удивили Беккет еще больше.

– Откуда ты знаешь?

Но он не ответил на ее вопрос.

– Ты лицемеришь, – продолжил он обвинять девушку. – Ты сказала мне, что я был отвратительным отцом и мужем, но сама все время лжешь.

Дети Инны разошлись по своим комнатам, и отец с дочерью остались в гостиной вдвоем. Им следовало бы выйти на улицу для такого разговора, но Том чувствовал себя более уверенно здесь, в одной из множества квартир.

– Кто эта женщина на кухне? – спросила Элли.

– Друг, – пожал плечами Саган.

– У тебя много друзей.

– Ты хочешь меня оскорбить?

– Думай что хочешь. Я видела боль на лице матери, видела, как она плакала. И знала, что ее сердце разбито. Я тогда уже не была ребенком.

Беккет говорила о вещах, которые ее отец уже научился признавать.

– Я был плохим человеком и совершал недостойные поступки. Но я всегда любил твою мать. И все еще ее люблю.

– Ты шутишь?

Том услышал горькие интонации Мишель в голосе дочери, увидел в глазах Элли гнев ее матери. Он знал, что сам виновен в том, что дочь так к нему относится. Он не последовал совету жены и не попытался помириться с собственным единственным ребенком. Он лишь жалел самого себя, пока его дочь училась ненависти к нему.

– Ты собираешься рассказать мне, что нашел в гробу деда? – спросила девушка.

Репортер решил дать ей возможность посмотреть на копию письма, которую он отдал Саймону. Она прочитала ее и подняла на него взгляд, полный вопросов.

– Он рассказал обо мне все, – пробормотала Беккет.

Том кивнул.

– Даже старый Абирам в конце сожалел о содеянном.

– И ты отдал такое же письмо Захарии?

То, что Элли назвала этого человека по имени, напомнило Сагану, что ей нельзя доверять.

– Да, – ответил он коротко.

Он перепечатал оригинал в Джэксонвилле, воспользовавшись компьютером в библиотеке, и сделал две копии, без особого труда слегка изменив содержание и убрав из него упоминание о големе, имя раввина, закодированные указания и упоминания о ключе. Он не знал, что может произойти в Австрии, но заранее подготовился к худшему.

– Здесь почти ничего нет, – сказала девушка.

– Ну так расскажи мне. Что происходит?

Элли не знала, лжет ее отец или нет. Очевидно, дед оставил это письмо ему. В нем упоминалось о сокровищах Храма и великой тайне, которую хранил левит. Но разве он не должен был открыть эту тайну? И все объяснить? Прав ли Захария? Возможно, текст письма изменен?

– А тебя не беспокоит, что в соборе убили человека? – спросил Том.

– Он меня похитил. И не раз угрожал смертью, – отозвалась Беккет.

– Он сказал, что является агентом американской разведки.

– Мне говорили, что он работал на человека по имени Бене Роу.

– Кто говорил?

Девушка решила не отвечать.