Время рокировок (СИ) - Васильев Андрей - Страница 6

Кто-то сосредоточился на торговле — скупке товаров у жителей окрестностей рядом с городом и продаже их на рынке, кто-то занялся рекой (этим промышляли американцы, Ривкин был из их общины), кто-то предпочел исследовать новую землю, в поисках ресурсов и товаров. Иногда зоны интересов пересекались, но пока удавалось обходиться без кровопускания.

Впрочем, насколько я понял из слов Щура, в дальнейшее мирное сосуществование этих людей наш Оружейник не верил, поскольку проскользнула фраза, которая явно не принадлежала рассказчику: «Все это здорово, пока есть что делить и продавать. А как ресурс выработают, как до точки кипения дойдет, тут веселье и начнется».

А ресурс — был. Город, как когда-то и рассказывал Ривкин, достался жителям не пустым, а с начинкой в виде оружия, припасов и много чего еще. Это нам перепали дырявые стены, пустые дома и одинокий меч титанических размеров, там всего было если не с избытком, то в достатке точно. Все это было поделено еще в начале заселения, тогда же были установлены правила общежития и даже первичные законы взаимного сосуществования. Причем — они соблюдались до сих пор, по крайней мере формально.

И снова за Щуром проглянул Оружейник. «Формально» — это его слово. Стало быть — на виду все чинно и благородно, а вот изнанка там может оказаться какой угодно. Я глянул на Голда и понял, что он думает так же.

Окончательно мне стало понятно, что имел в виду Оружейник, когда говорил о «точке кипения», тогда, когда Щур упомянул, что народонаселение города прирастает довольно-таки стремительно. Люди прибывают постоянно — кто-то натыкается на него случайно, бродя по лесам и горам, кто-то узнает про него от бродячих торговцев и изыскателей, живущих там.

А кто-то прибывает в него в качестве раба, и таких немало.

— О как, — проникся я. — Так у них там рабовладение узаконено?

— С недавнего времени — да, — подтвердил Щур. — Нет, жителя города и его пригородов в рабство и сейчас нельзя… эммм… обратить. Ну, если только он сам того не хочет. И то — в этом случае только из своей общины, из чужой нельзя. А вот если человек не местный, если его как товар привезли, или там еще как — то запросто. И купить можно, и продать.

Ну, вот и ясно, что за изыскатели такие там у них есть, и одна из отраслей доходного бизнеса прояснилась. И главное — какая отменная формулировка: «Или там еще как». Под нее много чего подходит, например — торговцев можно кабалить приезжих, если их товар очень понравился. Хотя, тут я возможно палку перегибаю, скорее всего, приезжие торговцы находятся под защитой пресловутого Совета. Если их кабалить, то кто в этот Вавилон ездить будет?

Как выяснилось позже, там много еще занятных бизнес-течений было. Халифат, например, владел «Ареной» — огромных размеров собственно ареной класса «Колизей», на которой ежедневно проводились бои и состязания. Крови в этом мире нет, и смерти конечной тоже нет, но удовольствие от созерцания убийства себе подобных никто не отменял, правда?

Нашлось место и для не менее доходного любовного бизнеса, и для торговли наркотиками.

Вот тут Щур осекся и виновато посмотрел на нас.

— Чего замолчал, родной? — спросила у него Марика.

— Это с Антонычем вам надо говорить, — пробормотал юноша.

— Понятно. — Голд улыбнулся как кот перед блюдцем со сметаной. — Стало быть, нашел он к кому-то тропинку. Ладно, шут с тобой, не будем на этом останавливаться. Вещай дальше.

Но дальше уже пошли мелкие детали, поскольку все главное уже прозвучало. И финалом этого было требование Оружейника не затягивать с визитом в Новый Вавилон, ибо дело надо делать, поскольку время — деньги. В данном случае — товар, всеобщего эквивалента еще не появилось и там, потому процветал примитивный товарообмен. Но это до поры, до времени, надо думать, пока золото где-нибудь не найдут или камни самоцветные.

Еще он просил привезти весь запас «дури», все листки «Свода», которые есть, горючку, и то оружие, которое не жалко пустить в продажу. И еще — обязательно табак! Непременно!

Отдельно он просил отметить, что продукты питания везти не надо, этого добра тут хватает, но если уже есть мед — то он будет очень кстати.

— Со жратвой там проблем пока нет! — махал руками Щур. — Там за стенами города такие поля уже народ распахал — что ты! Да, я тут семян привез.

Он захлопал руками по карманам, что-то ища.

— Тут морковь, репа, свекла, — бормотал он. — У них там все это растет, Антоныч в первый же день купил.

— И молчит, — укоризненно покачал головой я. — Да тебя наши расцелуют за эти семена. Не потерял?

— Вот. — Щур торжественно показал нам несколько свертков, извлеченных из кармана, упаковкой служили какие-то листья, причем не высохшие и не потерявшие эластичность. — Все на месте. Тут, правда, немного, но Антоныч сказал, что, сколько смог, столько и купил.

— Потом Дарье передашь, — сказал ему я. — Порадуешь ее.

— Это, — Щур посерьезнел. — Антоныч просил не тянуть с прибытием.

— Ты это уже говорил, — заметила Марика. — Повторяешься.

— Мне велели несколько раз это сказать — я говорю. — Щур понятия не имел, кто эта девица с короткими волосами, а потому никакого уважения к ней не испытывал. Хотя, даже знай он это, ничего бы для него не изменилось. — Антоныч знает, что делает.

Надо заметить, что уровень уважения к Оружейнику у Щура был очень высок. Видать, нешутейно развернулся наш Лев Антонович в этом самом Новом Вавилоне.

— Тогда и тянуть не будем, — хлопнул в ладоши я. — Все, парень, можешь идти к Дарье, потом загляни к Фрау, перекуси. А мы поговорим о том, кто плывет, кто остается, и что берем с собой.

Ну, а дальше все было так, как было. Определили состав, загрузили на плот товар, по недавней традиции приложили руку к новым воротам, которые Рэнди смастерил из более-менее уцелевших листов обшивки монитора (он отказался от идеи его восстановления, а потому с энтузиазмом стал снимать со старой посудины все, что можно и нельзя).

А еще у меня вышел короткий разговор с Голдом.

— Их там уже почти два десятка, — хлопнул ладонью мой советник по янтарному боку тюрьмы.

Это верно, список погруженных в сон подрос. К Окуню и любителям поиздеваться над ближним своим, некогда проживавшим в соседнем лесу, добавилось еще несколько слишком бойких молодых людей, прибившихся к нам недавно и почему-то решивших, что если нагрянуть к девушкам ночью, то им это понравится. Девушкам это не понравилось, молодых людей долго били, а после засунули на месяц в янтарь. Как по мне, эта воспитательная мера была более чем сомнительна, они там один хрен ничего не осознают, для них этот месяц пролетит как секунда, но спорить с общественностью не стал. Хотят так — пусть будет так, мне не жалко. Ну, не убивать же этих обалдуев? Хотя дорогу наверх они себе закрыли намертво, в ряды «волчат» им уже не попасть.

И еще там, в янтаре, было несколько человек из тех рабов, что нам продал Салех. Убивать я их тоже не захотел, а просто отпустить их на волю… Ни к чему это. Да и им самим это не нужно было.

Они были не то чтобы неправильными людьми, просто в голове у них что-то перемкнуло. Они стали совсем рабами. То есть — свободными они себя не ощущали. Я предложил им выход из положения, в виде гуманной смерти, они от него отказались. Все бы ничего, каждый живет так, как хочет, но они еще и проповедовать начали, что, мол, этот мир дал им возможность искупить грехи бывшей жизни, что в подчинении слабого сильному есть высшая мудрость, и все такое.

Ну, и что с ними такими было делать? Вот мы их в янтарь и засунули.

— Балласт, — продолжил Голд глядя на очертания людей в желтом нутре тюрьмы.

— Ну да, — я поправил ремень автомата. — Заканчивай фразу. Ты же хотел сказать еще — «товар»?

— Пока — нет, — отрицательно покачал головой он. — Не думай обо мне очень плохо. Но в перспективе… Тюрьма — она не резиновая, согласись. И все равно с этими людьми что-то надо будет думать. Ну, ладно, Окунь, с ним все ясно, он нам уже как родной. Опять же — живой тренажер для «волчат». А остальные?