Ночь за нашими спинами - Ригби Эл - Страница 56

Мэр лишь пожимает плечами:

– Теоретическую модель общества надо подлаживать к ситуации. Конкретная ситуация требует только надежности и спокойствия. Насколько это возможно. Сами слышали, что здесь летают белые твари, свистят пули…

– Здесь есть вы.

– Товарищ, да вы льстец! А впрочем… добро пожаловать домой, мой друг. Добро пожаловать.

Еще одно крепкое рукопожатие – и это последнее, что я вижу.

В новом воспоминании Элм стоит у окна кабинета «единоличника» – солнечный свет золотит ее растрепанные волосы. На ней ничего нет, кроме военного мундира Глински, небрежно наброшенного на плечи. И ей не больше шестнадцати.

– Здравствуйте, господин капитан.

Она чуть улыбается, не двигаясь с места.

– Опять удрала? – Глински быстро подходит к ней. – А если узнают?

Элмайра отбрасывает со лба челку и лукаво щурится:

– Пришлось соврать, что, если мне попробуют помешать уходить, ты перестанешь давать деньги.

Глински хмурит брови:

– Ты в курсе, что таким образом ты портишь мне репутацию? Я занимался проблемами сирот еще до того, как…

– Встретил меня?

Она, подавшись вперед, прижимается лбом к его груди. Ее пальцы поглаживают сильные плечи.

– …И продолжу без тебя.

Пальцы мгновенно напрягаются и комкают ткань свитера.

– Когда я вырасту? – Элм приподнимает голову, в ее глазах блестят зеленые огоньки.

– Ну, чем черт не шутит, мало ли девушек…

– Убью. Любую. И тебя. Понял?

Он берет ее за плечи и отстраняет от себя. Затем он проводит ладонью по ее щеке и произносит, будто с сожалением:

– Ведьма…

Его ладони забираются под мундир, ложатся на голую кожу. Картинка мгновенно распадается на осколки.

…Джей Гамильтон стреляет по движущейся мишени. Спина прямая, пистолет – будто продолжение руки. Взгляд холодный и пристальный, неотрывно следящий за целью. Очередная пуля попадает точно в лоб картонной фигурке.

– Хм…

«Единоличник» стоит, прислонившись к закрытой двери и буравя взглядом спину «свободного». Странный взгляд – в точку, где шея соединяется со спиной. Львовский как-то объяснял на тренировке: если правильно нанести даже слабый удар именно сюда, можно убить человека. Или парализовать. Или…

– Неплохо.

Гамильтон поворачивается и вдруг, вытянувшись в струнку, прикладывает ладонь к голове:

– Господин капитан!..

Глински с любопытством, вполне благодушно смотрит ему в лицо.

– Хватит этого.

Он шагает вперед и, поравнявшись с Гамильтоном, выхватывает из кобуры пистолет. Мишень продолжает движение метрах в десяти, но, как только пуля попадает в ее нарисованное сердце, со скрипом останавливается. «Единоличник» опускает руку.

– Вы тоже не промах.

– Давно не тренировался. – Он пожимает плечами. – Пожалуй, стоит переоснастить залы не только в центральном штабе, но и в гарнизонах… Если хорошо встряхнуть министра безопасности, выбью средства… – Протянув руку, он стирает со щеки Гамильтона масляное пятно. – Забота об оружии это, конечно, важно, но вид у вас, как у индейца. Читали Купера? А Чехова? Помните… Монтигомо Ястребиный Коготь? Где вы служите?

Гамильтон сам дотрагивается до своей щеки и сильно трет ее, будто тянет время. Затем, оглядев пальцы, с явным смущением отвечает:

– Я… не люблю книги. Временно исполняю обязанности главы Западного гарнизона. Выдвинут солдатами, почти единогласно. Не утвержден.

– Проволочка с их стороны. Ведь, если я верно помню, благодаря вам дело с Объединенной Делегацией Разумных Цивилизаций закончилось успешно? Вы помогли с материалами?

– Не столько благодаря мне…

В глазах Гамильтона по-прежнему нет враждебности или страха. Спокойно улыбаясь, он убирает пистолет, отбрасывает со лба волосы. Глински следит за каждым движением:

– Вы слишком скромны для лидера. Но, несомненно, заслуживаете этой должности больше многих. Смелые люди, как ни парадоксально, редки среди наших военных. Документ о вашем назначении на пост главы Западного гарнизона подпишут сразу после перевыборов.

Этот мирный тон, улыбка… Вану Глински нравится говорить с молодым, подающим надежды солдатом. Своим будущим заклятым врагом. «Единоличник» кивает, разворачивается и идет к двери, бросая напоследок:

– Интересно, кого посадят вместо Артура Гамильтона… он в опале.

Тот, кто однажды станет нашим боссом, молчит. Только когда Глински уже оказывается на пороге, он произносит:

– Кстати об ОДРЦ. Исход этого дела был далеко не благоприятным. Лучше было бы наладить контакт. Уверен, их корабль мог бы помочь желающим вернуться на Землю.

Он вынимает из кармана очки и начинает вертеть их в руках. Глински останавливается, смотрит на него и кривит рот в вежливой улыбке:

– О, эти огрехи юности… вам близки либеральные идеи «свободных»? Что ж, вы сможете поговорить об упущенной возможности с будущим лидером.

Глински уже берется за ручку двери, когда звучит ровный твердый ответ:

– Новый лидер партии Свободы – это я.

Кажется, что-то пошло не так. Мы вернулись туда, где все началось: в мой кошмар. Вокруг снова темнота, поблизости – могильный камень. Несмотря на то, что на этот раз у меня не получается прочесть выбитое на нем имя, я все равно никак не могу избавиться от ощущения: все мертвы и никого не осталось. В темноте уже нет Элмайры, шефа, старого приюта «Алая звезда» и тех, кто жил там. И – это особенно жутко – нет даже мертвых ангелов, которые похоронили меня заживо.

– Ты что-нибудь понимаешь?

Джон не отвечает. Он смотрит не на меня, а вниз, под наши ноги. Трава смята, местами вырвана с корнем, а кое-где будто бы… недавно горела? В бок тянется дорожка из бутылочного стекла, погасших головешек и лохмотьев. Валяется пара ножей и кастетов. Стреляные гильзы. И… все вокруг залито кровью.

– Нет…

Наши взгляды встречаются не более чем на секунду, потом Джон указывает налево.

– Ты уверен? Он вряд ли верит в Бога.

Там, у холма, белеет невысокая церковь, которую я хорошо помню. Она довольно невыразительная: строили как под копирку, вместе с шестью другими в Городе. Все они – без куполов и излишних украшений – похожи на увенчанные крестами горки детских кубиков. Сейчас эта мысль особенно пугает.

– Эшри?

– Идем.

Я стараюсь не рассматривать то, что валяется вокруг. И у меня получается, пока на пути не начинают попадаться мертвецы.

Они лежат либо вдоль дорожек, либо дальше – между могил и памятников. Мужчины и женщины, молодые и старые. В траве я различаю пару зеленых курток и красных шарфиков девушек из благотворительной организации «Жизнь», в противоположной стороне – группку полицейских. Отворачиваюсь, заметив мэра: у него свернута шея и почему-то не хватает правой руки. Я цепляюсь за Джона и зажмуриваюсь.

– Я… обязательно должна смотреть?

– Ты ничего не должна, Эшри.

Его рука сжимает мою, и, открыв глаза, я вижу его слабую улыбку. Мертвецы перестают казаться мне настолько пугающими. В конце концов, они не настоящие. Мы спим… разве не так?

Тела лежат на двух ступенях крыльца, на паперти их уже нет. Витражное окно светится, будто внутри оставили несколько свечей. Цветные фрагменты притягивают взгляд: изображение сердца, розы, бледного лика Христа и голубых небесных далей на самом верху. Привет, Бог… Ты поможешь нам сегодня или сделаешь еще больнее?

Джон толкает массивную дверь: она немного приоткрыта и поддается легко. Мы входим, и я невольно зажмуриваюсь от теплого оранжевого сияния: тут действительно горят свечи. Пожалуй, их даже слишком много, несмотря на то, что некоторые погасли или сломались. Пахнет до головокружения сладко. Хм, знакомый запах. Но вряд ли он сегодня принесет нам покой.

Скамьи перевернуты, на полу валяются развороченные подушки с торчащими клочьями пуха. Обивка алая, но кровь различима даже на ней. Откуда тут так много мертвых? Всюду лежат или сидят в неестественных позах солдаты, партийцы, мужчины и женщины в зеленом. Есть люди в безликой гражданской одежде. Дети. Старики. Между скамей лежит молодой человек с повязкой «свободного» на рукаве и еще один, с перерезанной глоткой, рядом. Левее – седой жилистый «единоличник» со вспоротым животом.