Преподобный Амвросий (СИ) - Протоиерей Четвериков Сергий - Страница 34

Накануне каждого воскресного и праздничного дня о. Амвросий выслушивал у себя в келлии бдение. Поначалу, в шестидесятых годах, служил всегда эти бдения преданный духовный сын старца, иеросхимонах Гавриил. Тут же около двери стояли два-три человека певчих. Будущий скитоначальник о. Анатолий, в то время еще простой монах, пел басом. Келейники были чтецами; о. Климент ― канонархом. Со временем обстоятельства изменялись. Нездоровые и немощные скитяне, вместо того чтобы идти слушать бдение в монастырь, испрашивали у старца благословение быть на его келейном бдении; и старец, конечно, благословлял. Умножилось, таким образом, число молящихся. Поэтому, чтобы в келлии старца не было тесно и душно, певчим велено было стоять в передней, а наконец, и в коридоре, куда во время службы растворялись двери старцевой келлии. В самой келлии оставался один служащий иеромонах, да еще, может быть, кто-либо из лиц, близких старцу. Впоследствии и в хибарке оставались некоторые, по благословению старца, послушать сквозь дверь его келейное бдение и помолиться. В летнее время неоднократно приезжал в Оптину пустынь граф А. П. Толстой и всегда любил присутствовать на келейном бдении у старца. Сам же старец и среди бдений никогда почти не оставался без обычного своего дела. Во время чтения паремий, кафизм и канона он или кого исповедовал в келлии о. Иосифа, или принимал посетителей, кого не успел принять днем, или же, наконец, подкреплялся вечернею трапезою. Всегда только он выслушивал шестопсалмие и величание праздничное с чтением Евангелия, стоя на своей койке, как можно было заметить, с глубоким вниманием. Величание подпевал. Голос у него, несмотря на старость, был светлый и приятный теноро-бас. Пел он всегда от души и, по слову Священного Писания, разумно. Если же посетителей и исповедников у старца во время его келейного бдения не было, то большую часть службы он слушал сидя, в самоуглублении, а иногда от утомления и лежа. Нередко можно было видеть в это время на лице его слезы. Если старец со своими делами не успел управиться, а бдение до шестопсалмия уже отслужили, в таком случае служба на несколько минут прерывалась, и старца дожидались. По окончании келейного бдения, которое с промежутками продолжалось часа три и отходило почти вместе с бдением, совершавшимся в храме, усталые келейники для усталого старца прочитывали конец вечерних молитв и, получив благословение, отходили на отдых.

Утром, если в скиту была своя литургия, которая обыкновенно начиналась всегда не раньше шести часов, старец с келейниками вставал за полчаса или за час перед службой, прослушивал часы с изобразительными и отпускал келейников в церковь, а сам оставался один с Единым Богом. Только это короткое время и было единственным временем, когда он мог побыть в безмолвии.

Как он проводил это время, уже никому не известно. А приходившие из церкви келейники, вместе с писарем, заставали его почти всегда сидевшим на своей койке, с поджатыми ногами, за чтением книги или Посланий апостольских, или Псалтири, или Добротолюбия, или преподобного Максима Исповедника, или, наконец, св. Исаака Сирина.

Все эти книги он читал непременно на славянском наречии, которое очень любил. На книгах он иногда делал собственноручно заметки; например, как помнится, под словами апостола Павла «дадеся ми пакостник плоти аггел сатанин, да ми пакости деет», подписано было старцем: «Александр ковач». В Добротолюбии же и в книге св. Исаака Сирина было очень много для памяти подчеркнутых старцем мест. Возвратившиеся из церкви писарь и келейники предварительно входили с молитвой к старцу и получали от него благословение; а старец, сидя за книгой, тут же иногда укажет кому-нибудь из них особенно назидательную в книге коротенькую статейку и даст прочитать; потом отпускал всех их подкрепиться чаем и сам подкреплялся. Скоро затем писарь возвращался к старцу, и начиналась обычная диктовка писем, а там подходили посетители и посетительницы. И так уже до глубокого вечера опять все по-будничному. Иногда же от большого в праздничный день прилива посетителей старец утруждался больше, чем в будни.

С некоторою особенностью встречались и проводились старцем великие праздники ― Рождества Христова и Св. Пасхи. Недели за две до праздника старец продиктовывал свое обычное «общее поздравление», которое и переписывалось в немалом числе экземпляров. Удивительно памятлив был старец. В продолжение двадцати одного года он диктовал эти поздравления и несмотря на то, что никогда не справлялся о содержании продиктованных в прежние годы писем, всегда говорил непременно о разных предметах. Но вот наставал канун праздника. Келейники заботились о возможной чистоте старцевых келлий. Число посторонних посетителей сравнительно уменьшалось, так как каждый заботился встретить праздник у себя дома. Старец в это время больше занят был исповедниками, и притом из своих братий. Иногда неспешно переходил он по какой-либо надобности из келлии в келлию. Лицо такое светлое, святолепное. Видно было, что благодатный мир и невозмутимая тишина наполняли его чистую душу. Любящее сердце его отверсто было ко всем. Отечески-ласковое слово, взгляд или прикосновение рукой вызывали иногда у окружающих его слезы умиления.

Несколько раньше обычного старец ложился для краткого отдыха; а в самую полночь, когда в монастыре ударяли к утрене, вставал. Служащий иеромонах и певчие были наготове. Зажигались пред св. иконами свечи, и начиналась утреня, которая отходила несколько раньше монастырской. Затем болезненный старец ложился опять для отдыха, который, впрочем, скоро прерывался, потому что монастырские певчие тотчас по окончании утрени приходили в скит поздравлять старца с праздником, а за ними и все скитские братия.

В праздник Рождества Христова славили Христа, а на Пасху пели девятую песнь пасхального канона, с возглашением заздравной ектении о старце. После этого старец со всеми пришедшими к нему, сидя на своей койке, христосовался и оделял красными яйцами. Пред литургией старец, по обычаю, прослушивал праздничные часы и отпускал всех своих келейников в монастырь к обедне, которая начиналась порану. В скиту в первые дни этих праздников своей службы не бывает. По окончании литургии, хотя посетителей с обычными нуждами и скорбями почти не было, зато много было поздравляющих с праздником, а потому старец и в эти великие праздники был в непрестанной молве. На другой день праздников Рождества Христова и Пасхи в скиту всегда служил литургию настоятель монастыря о. архимандрит Исаакий соборне. После литургии он, вместе со служащими иеромонахом и иеродиаконом, шел к старцу поздравлять его с праздником. Старец с любовию принимал дорогих гостей, и сам, усевшись на своей постельке с поджатыми ногами, кушал с гостями чай. Легкий разговор о чем-либо с близкими, в особенности со старшими братиями, был для него некоторого рода развлечением. Любил он послушать новости ― церковные и общественные, и сам порасскажет, бывало, что-либо. Откушав чаю, о. архимандрит обедал в скитской трапезе, а старец принимал у себя поздравителей и простых посетителей.

К числу особенно торжественных дней в жизни о. Амвросия надо отнести тот день, когда в его келлию приносили чудотворный Калуженский образ Божией Матери.

Слушая бдение или молебен пред Нею, старец едва сдерживал слезы, которые иногда против его воли буквально текли ручьями… Что-то трогательно-праздничное ощущалось в это время и в душах всех окружавших старца-молитвенника; живее верилось в ходатайство пред Богом Матери Божией и святых за людей православных.

Торжественностью отличался и день Ангела старца Амвросия, седьмое декабря, празднование памяти святителя Амвросия Медиоланского. Старец глубоко чтил своего небесного покровителя. С вечера как в монастыре, так и в скиту, и особо в келлии старца, отправлялось бдение святителю Амвросию. Один из иноков Оптиной пустыни в 70-х годах составил особую службу святителю с акафистом, которая всегда и совершалась в этот день в келлии старца. В самый день Ангела в монастыре и в скиту отправлялись соборные литургии, с молебнами св. Амвросию и с возглашением старцу Амвросию многолетия, после чего братия отправлялись в келлию старца и там приносили ему поздравление с днем Ангела, а он предлагал им со своей стороны чай и угощение. Так же радушно принимал и угощал он в этот день и посторонних поздравителей.