Созвездие Ворона - Вересов Дмитрий - Страница 12

Лизавета растерянно кивнула.

— Ты уверена, что хочешь с ним видеться?

— Боюсь, это уже от меня не зависит! — усмехнулась Лизавета. — Он уже выехал!

— Ну, — посчитала нужным все же предложить Таня. — Если не очень уж не желаешь его видеть, то можно организовать охрану. Да что там — я могу попросить Фитцсиммонса, он надавит на кого надо, и твоего благоверного даже из аэропорта не выпустят. Скажем, что он жуткий африканский террорист!

— Таких не бывает! — рассмеялась Лизавета.

— А он первый. Кто-то должен был быть первым. И кличка у него — Бармалей!

— Прекрати! — попросила Лизавета. — Во-первых, Джош — уважаемый гражданин своей страны, с ним такие штуки не пройдут. И потом, я на самом деле думаю, что нам нужно поговорить…

— Только поговорить? — спросила Татьяна.

— Ох, я и сама не знаю, — как-то совсем по-простому пригорюнилась Лизавета. — Я ведь думала-думала…

Она махнула рукой, не разъясняя.

Татьяна понимающе вздохнула. Подумала немного и направилась к бару. Было бы что выпить, а повод найдется, говорят русские люди. А сейчас повод и искать не надо было

Почему-то Татьяне казалось, что Джош должен прибыть в сопровождении небольшой свиты, но он, подобно Эдди Мерфи в «Поездке в Америку», предпочел более скромный вариант. С ним приехал только секретарь — шустрый и деловитый мулат, нанятый уже после отъезда Лизаветы. Перед встречей она посетила салон, рекомендованный сестрой, и обновила кое-что из гардероба.

— Я не хочу «производить на него впечатление», — сказала Лиза, впрочем, не очень уверенно.

Тем не менее, она не поленилась провести в салоне лишние несколько часов и остаток дня выбирала платье, в котором собиралась встретить Джоша.

— Закрытое! — сказала она категорично. — Ваши голливудские замашки тут не годятся.

Никита Всеволодович Захаржевский возвращался в Россию. Далеко продвинуться в поисках исторических корней не получилось, однако нельзя сказать, что эти поиски были совсем безуспешными Сначала попал в передрягу с наводки одного дражайшего родственника. Потом был спасен другими. Не дал Никите Бог писательского таланта, а то сюжет на боевичок потянул бы. Да к тому же Анна Давыдовна посоветовала держать язык за зубами.

— Ты, милый, оттого в беду попал, — сказала она, глядя ему в глаза, — что кое-кто слишком много болтал. Слово-то серебро, только молчание — золото.

Бабушка не дала отдыха: едва Никита пришел в себя после потрясения, сразу понял, что мечту о генеалогических изысканиях можно забыть. По крайней мере, на время. Ибо в планах Анны Давыдовны было отправить его назад, в Россию, на поиски некой Надежды Скавронской и ее сына Данилы.

Никита пытался спорить, сослался по-детски на слабость. Оставлять гостеприимную шотландскую деревеньку, куда его привезли из дома Лермана, возвращаться в Россию, где его никто не ждал, ему категорически не хотелось. В деревне Анну Давыдовну хорошо знали, жители здоровались с ней, она отвечала гортанно. Как вскоре, понял Никита, у бабушки Анны был здесь собственный небольшой бизнес, как он называл это про себя. Чувствовал, что нужно относиться к этому уважительно, каким бы смешным ему не казалось то, чему он был свидетелем. К ней приходили за советами, за какими-то вонючими травами, которые сушились под потолком дома.

— Ты колдуешь? — спросил он напрямик, быстро уразумев, что речь здесь идет не о гомеопатии.

— Можно и так сказать, — согласилась она. — Для нашего ремесла людьми подобрано много названий, но по большей части они ничего не отражают…

— Но ты ведь… — он усмехнулся. — Ты все-таки не веришь во все это?

Он обвел руками вокруг себя.

— Это не вопрос веры, — сказала она, улыбнувшись добродушно. — Боюсь, тебе не понять…

Никита промолчал, задетый ее снисходительным тоном.

Ведьмовство — это глупости. Впрочем, где, если не в Шотландии, этим заниматься? Самое место. Макбет беседовал с тремя ведьмами в пещере вроде тех, что тянутся по побережью в нескольких милях отсюда. Никита ездил смотреть на море, в воздухе вились чайки, крича протяжно и жалобно.

Рукопись об Александре Гифте, переведенная Анной Давыдовной, была более чем интересной, она могла стать тем краеугольным камнем, что ляжет в основу его дальнейших изысканий. Правда, некоторые подробности, показавшиеся Никите сказочными, его смущали. Ему хотелось истины. Компоновать мифы с историей, по примеру Гальфрида Монмутского и прочих средневековых хронистов, он не собирался. Однако сейчас ни на мифы, ни на историю, похоже, времени не оставалось. Сейчас ему предстояло разыскать эту самую Скавронскую.

— Я могу хотя бы узнать причины? — спросил он.

— Можешь, только вряд ли поймешь.

Он был настойчив и ответ все-таки получил. Только ничего этот ответ не прояснил.

«Черт-те что такое!» — думал он немного раздраженно. Вместо того, чтобы просиживать по библиотекам, да изучать церковные архивы, он мчится назад из-за прихоти старушки, которая, похоже, в самом деле, считает себя вершительницей судеб. Старость не радость, тем более на чужбине, вот воображение и разыгралось! Однако отказаться не смог. Поехал. Сначала старый князь снабжает его деньгами и благословляет на поиски предков, теперь Анна Давыдовна, выделив из какого-то неприкосновенного запаса довольно приличную сумму, посылает назад. Еще недавно Никита Захаржевский сиднем сидел в Петербурге и не думал о заграничных вояжах, теперь его жизнь превратилась в разъезды и поиски с непременными в таких случаях приключениями.

— Меня зовут Бонд, Джеймс Бонд! — сказал он отражению в зеркале.

Отражение ему нравилось, время, проведенное здесь, сказалось благотворно. На лице больше не было той потасканности, что удручала его недавно. Подумалось невольно, что он мог бы произвести фурор в клубе. Только вот эту страницу жизни он считал для себя уже закрытой.

— А если она откажется? — спросил Никита.

Кто похитил его, что это был за дом, откуда его так оперативно вывезли в почти бессознательном состоянии? На эти вопросы Анна Давыдовна отвечала нехотя. Многое так и осталось Никите непонятным.

К Анне Давыдовне приходили люди. Розовощекий крепыш Хэмиш, которому, как уверяла бабка, он также был обязан своим спасением. Никита поверил. Хэмиш часто навещал бабку, о делах при Никите не говорили. Если он сам вовремя не понимал, что нужно оставить их наедине, Анна Давыдовна безо всяких церемоний выгоняла его во двор. Погулять. Вообще, бабка не слишком с ним деликатничала. Обращалась как с малым ребенком. Он и сам отчасти подыграл ей вначале, когда был еще слаб и немощен. Было так приятно обрести после всех передряг тихую, как ему казалось, пристань. Однако теперь ему было досадно оттого, что что-то явно затевалось, а он не получал никакой информации. Старая легенда, которую дала ему прочесть бабка, мало что говорила. Он перечел ее несколько раз, история взбудоражила его.

Кто этот человек, каким образом связан с их родом, и почему Анна Давыдовна придает такое значение этому преданию?

— Не спеши, со временем все узнаешь, торопыга! — отвечала она. — Вон опять пришел Хэмиш, ты не засиживайся — нам о своем поговорить надо…

И Никита шел на улицу, погулять — остудить раскрасневшееся от гнева лицо. Встречные здоровались степенно, он отвечал. Переваливал по дороге через не-высокую гряду, защищавшую деревушку от морских петров, и оказывался на побережье. Хотя здешняя зима для петербуржца и не зима вовсе, а так, погожий октябрь, лицейская годовщина, на кромке моря всегда было свежо, морозно. Как в Коктебеле на зимних каникулах. Никита чувствовал, что скоро его каникулы закончатся — за время, проведенное с бабкой, у него обострилась интуиция или может, ему это только казалось. Бросал камни в мутную зеленую воду, приносившую невесть откуда куски дерева и обрывки гниющих водорослей.

Иногда в песке попадались осколки зеленого стекла, обкатанные, как и камни, волнами до идеальной гладкости. Похожие на драгоценные камни, они блестели, притягивая глаз. Сколько лет носило их по волнам, прежде чем вернуло на землю в столь облагороженном виде? Вот это когда-то была бутылка, наверняка винная. И где то вино, и где эти люди, что пили его? Никита вертел в руках окатыш, потом, размахнувшись, бросал его в воду. Блинчиков не получалось даже в полный штиль — потерял хватку. Впрочем, никогда он и не был мастером в этом деле.