Дочь палача и театр смерти - Пётч Оливер - Страница 25

– Вот твой калган, – сообщила она. – Сделай отвар и…

Она запнулась. Ей показалось, что в комнате что-то не так.

Йозеф по-прежнему сидел возле печи, но Барбара заметила на его лице вороватую ухмылку. Кроме того, ей показалось, что прежде батрак сидел ближе к стене, где сушились мокрые плащи. Хотя она могла и ошибаться.

– Что-то стряслось? – спросила она недоверчиво.

Йозеф принял невинный вид.

– С чего бы это? – Он взял у нее горшочек и вдруг куда-то заторопился. – Ну, спасибо тебе большое. Мне пора возвращаться. Мы дожидаемся груза из Аугсбурга.

Он поспешил к двери. У Барбары вдруг возникло ощущение, что ему стало гораздо лучше.

Без всяких лекарств.

Йозеф поклонился на прощание и побежал через сад к реке. Прежде чем он скрылся за кустарником, девушке словно бы послышался злорадный смешок.

В некотором недоумении Барбара закрыла дверь и вернулась в свою комнату. Читать колдовские книги ей больше не хотелось, поэтому она задвинула тома за ночной горшок под кроватью, где Магдалена их точно не найдет. После этого она отправилась в сарай, чтобы накормить кур, лошадь и корову, которая уже беспокойно мычала.

Если бы Барбара чуть внимательнее огляделась в комнате, то, возможно, заметила бы, что сундук стоит немного косо, как если бы кто-то сдвигал его в большой спешке.

Но она уже не вспоминала о приходе Йозефа.

В свете заходящего солнца десятник Урбан Габлер быстро шагал через болота между Обераммергау и монастырем Этталь. Последние лучи золотым венцом охватывали вершины гор. Ореол света понемногу тускнел и наконец совсем угас. Долина погрузилась в тень.

Поднялся слабый ветерок, и Габлеру пришлось придержать шляпу, чтобы ее не сорвало с головы. Погруженный в раздумья, он шагал мимо берез, среди вереска и кустарников, напоминающих очертаниями сгорбленных гномов и троллей. Время от времени впереди показывались черные лужи, и Урбан обходил их широкой дугой. Вайдмоос затянул в свои недра уже немало беспечных путников. Габлер с детства знал эти места, но не хотел рисковать без нужды.

Тракту он предпочел узкую тропу через топи, потому что не хотел, чтобы его увидели. Далеко не все были согласны с его сегодняшним намерением. Но Габлер больше не мог молчать. То, что он имел сказать, нельзя было утаивать.

Урбан направлялся к аббату Эккарту.

Собственно, его давно мучили угрызения совести. До сих пор он с этим уживался, однако смерть Доминика Файстенмантеля открыла ему глаза. Они провинились и теперь несли перед Господом заслуженную кару! Габлер довольно поздно нашел себя в истинной вере, но тем более велико был его рвение. Недаром в инсценировке Страстей Христовых Урбан исполнял роль Фомы. Тот тоже поначалу усомнился, а после отправился с Благой Вестью в далекую Индию. Габлер знал, что все на земле суть небесное знамение. И не могло быть знамения более великого, чем распятие!

Габлер вполголоса бормотал молитвы, пробираясь среди луж и зарослей боярышника. В сущности, на этой деревне давно лежало проклятие! Процветали зависть и неприязнь, особенно между старожилами и приезжими. Во время представления в Обераммергау всегда воцарялось единодушие. Но теперь и это было в прошлом, с тех пор как Конрад Файстенмантель правил в деревне, точно король, и решил поставить инсценировку раньше срока. Драка на кладбище стала для Габлера последней каплей. Пора раз и навсегда положить конец этому кощунству!

И разумеется, была эта резная фигурка.

Накануне вечером она вдруг оказалась у него на подоконнике как подарок. Или, что более вероятно, проклятие. Снизу были вырезаны два слова на латыни: Et tu. Габлер долго раздумывал, кто бы мог подсунуть ему фигурку. Или это всего лишь совпадение? Но теперь Габлер был убежден, что это очередной знак Божий.

И ты, сын мой…

Погруженный в раздумья, он спрятал фигурку в карман, где она так и лежала до сих пор. Габлер остановился и вынул ее. По платку и талиту – верхней одежде типа тоги – в фигурке безошибочно угадывался фарисей, один из тех еврейских законников, которые назвали Иисуса самовлюбленным лицемером. В представлении им тоже была отведена роль. Габлер прислушался к воронам, что кружили над громадой Кофеля. Казалось, они что-то кричат ему: «Сознайся, Урбан, сознайся, сознайся… Воротись на путь истинный…»

Габлер говорил с другими, однако его не захотели слушать, назвали суеверным болваном. Но он не был болваном! Он верно распознал знамения, остальные заблуждались. Господь не станет больше терпеть их деяния. Если они не остановятся, последуют новые знамения, новые трупы… Он должен исповедоваться, сейчас же!

Ветер усиливался. Раздался гром, и Габлер не сразу понял, что это не гроза, а очередная каменная лавина, сошедшая с гор. Ему показалось, что в пещере, на высоте примерно тридцати шагов, мигнул огонек – как от факела или светильника. Но кто бы мог находиться там в такой час?

Габлеру вспомнились древние легенды о карликах, которые когда-то хозяйничали в тех пещерах. Огонек вспыхнул еще раз, после чего погас.

«Это тоже знамение», – подумал Урбан и пошел быстрее.

По правую руку на некотором отдалении показались очертания большого подворья. Габлер вздохнул с облегчением. Вот уже старая мельница недалеко от Аммера, она принадлежала монастырю. Теперь уже недалеко. Еще несколько шагов по топям, и далее начнется твердая почва. Тогда…

Габлер резко остановился – правая нога с бульканьем погрузилась в черную воду. Десятник тихо выругался. Должно быть, в раздумьях он сошел с тропы. Что ж, сейчас он ее отыщет. Мельницу уже хорошо видно, в окнах уютно и по-домашнему горел свет.

Габлер попытался вытянуть ногу, но лишь увяз еще глубже. Теперь и левой ногой. Вскоре он стоял уже по колено в холодной жиже; сапоги и штаны прилипли к ногам, как вторая кожа. Габлер тревожно огляделся в поисках спасительного дерева или куста. В нескольких шагах росла ива, тонкие ветви которой свисали на расстоянии вытянутой руки. Быть может, удастся ухватиться за них и выбраться? Он выбросил резную фигурку, которую до сих пор держал в руке, потом ухватился за ветви и стал тянуться.

Ветви оборвались.

Тогда Габлер решил, что пора звать на помощь. И дорога, и мельница были не так далеко. Наверняка его кто-нибудь услышит.

– Эй! – крикнул он изо всех сил. – Есть там кто? Я тут, в топях!

Но никто не ответил.

Габлер выругался и ухватился за другие ветви, с виду более крепкие. И в этот момент заметил, что со стороны дороги кто-то приближается. Он облегченно выпустил ветви и стал махать. Похоже, его крики все же принесли пользу. Вероятно, какой-нибудь извозчик услышал его и решил проверить, всё ли в порядке. Габлер невольно рассмеялся: он ведь едва не наложил в штаны от страха. Какой же он все-таки дурак! Ему нечего бояться. Господь был на его стороне.

– Я здесь! – крикнул он. – Помогите, я увяз!

Человек подошел ближе. Он что-то держал в руках. Габлер сначала решил, что это палка. Но незнакомец приблизился еще немного, и Габлер различил в его руках меч.

Огромный меч.

Казалось, сам архангел Гавриил приближается в полумраке.

– Боже правый… – пробормотал Габлер.

Человек осторожно приближался, избегая при этом ступать в мелкие лужи. Вместо этого он легко перескакивал с одной кочки на другую, пока не оказался рядом с Габлером.

Урбан узнал его.

Человек занес меч.

– Нет, прошу, не надо… – успел прохрипеть Урбан.

Затем клинок с противным хрустом вошел ему в живот. Габлер дернулся и повалился в грязь. Алая кровь перемешалась с черной болотной водой.

Человек выдернул меч и ткнул еще раз. После чего тщательно вытер клинок о листья, опустился на колени и прочел молитву.

И ушел туда, откуда явился.

Карета судебного секретаря со скрипом катила через болота к монастырю, что жался к южному склону Лабера. Над топями стелился туман и укрывал кусты и вереск вдоль обочины.