Серебряная тоска - Валигура М. - Страница 21
- Предыдущая
- 21/40
- Следующая
- Это их единственный недостаток?
- А этого недостатка достаточно. Пардон за каламбур. Кому эта херня нужна? Ну, и я писал. А потом понял - никому это на хер не нужно. Вагоны разгружать куда полезней. Видал? - Митяй согнул руку в локте. - Мышца. Плюс деньги. Плюс люди уголька-то ждут. Греться надо. А от твоей поэзии чего? Ни тепла, ни денег, ни мышцы. Сидишь ты за письменным столом сопля соплёй и кому ты, на хрен, сгорбился?
- А ты кому?
- Да хоть бы ему! - Митяй ткнул пальцем в Петро. - А, в общем, прав ты. И Петро я не сгорбился.
- Та ты чё, Митяй... - расширив глаза перебил его Петро.
- Никто никому на хер не нужен. Мне, считай, пятьдесят пять, я знаю, что говорю.
- Пятьдесят пять, а дурак, - глядя ему в глаза, вымолвил я.
- Митяй, я ему по роже дам! - вскинулся Петро.
- Я те дам! Я те сам счас дам! Вертишься щенячьим хвостиком вокруг моей жопы...
Пора бы уж ума набираться. Думаешь, ты мне шибко нужен? Думаешь, я тебе нужен?
Ни ты мне, ни я тебе. Человек человеку волк. Ну, чё губами шлёпаешь? Уйди, загрызу. Сигареты оставь.
Петро, дрожа губами, смотрел некоторое время на Митяя, затем бросил сигареты на рельсы, заплакал и побежал прочь.
- Скотина ты, - с чувством сказал я Митяю.
- А ты нет? Почитай мне ещё что-нибудь.
- Давай работать.
- Ничё, работа не убежит.
- У меня никакой охоты нет, здесь до утра куковать.
- Чё, баба в тёплой постели ждёт?
- Не твоё дело, кто меня ждёт.
- А вот меня никто не ждёт. - Митяй поднял с рельс брошенную Петро пачку и вытащил две сигареты. - Угощайтесь, Игорь Васильевич... Да оно и к лучшему, а?
Баб я уже переимел достаточно, на мужиков переходить неохота, а суп я себе всегда и сам сварю. Петро своей щенячьей преданностью вааще достал... Пора переквалифицироваться... в кого?
- В управдомы?
- В покойники. Никто никому не нужен.
- Позволь не согласиться.
- И кому ж нужен ты?
- Позволь оставить это в тайне. Ты зачем Петро обидел?
- Да он мне надоел.
- Ты сам себе надоел.
- А хоть бы и так.
- Это не причина других обижать. Он же тебе как сын. Короче, разгружаем уголь.
- Э-э, стоп. Тут уж я Петро найду. Что ж нам, вдвоём костылиться? Старый батько должен вкалывать, а младой сын по рельсам сопли размазывать? Так стихи, значит, не почитаешь?
- Почитаю. Если перед Петро извинишься.
- Значит, не почитаешь. А хош, спорю, что это он ещё передо мной извинится?
- Не надо. Не будем спорить.
- А жаль. Я б выиграл.
- Выиграл бы. Поэтому и жаль тебя.
- Примкнись, ты.
Митяй вскочил и кинулся искать Петро. Я взял лопату и по-новой принялся за уголь.
"Какой же я счастливый человек, - подумалось вдруг мне. - Русланчик, милый мой Русланчик..."
Через десять минут вернулся Митяй. С Петро. Петро утирал последние слёзы, но выглядел вполне счастливым. Похоже, Митяй его как-то утешил. Петро снова любил Митяя, любил меня, любил уголь, который тут же стал выгребать из вагона с энтузиазмом нашкодившего и прощённого ребёнка. Я тут же присоединидся к нему.
Митяй ещё несколько секунд медлил, разминая между пальцами сигарету, затем сунул её за ухо и, схватив лопату, тоже принялся выгребать уголь.
Короче, через час мы покончили с обоими вагонами. Друг с другом в это время больше не разговаривали.
- Ну что, пошли к Ивахненко? - предложил Митяй, сбросив последнюю лопату угля на рампу.
Получив по два червонца каждый ("Так швыдко?" - удивился Ивахненко), мы вышли со станции. Было уже совсем темно, жёлтый фонарный свет заплёвывался посыпавшим по-новой снегом.
- Ну, бывай здоров, стихотворец. - Митяй протянул мне лапу.
- Ну, бывай. - Я протянул в ответ ладонь.
Петро отчего-то не удержался и хлопнул меня по плечу. Я хлопнул его в ответ.
- Так думаю, свидимся ещё, - сказал Митяй.
Не знаю, с чего он это взял, но у меня тоже было подобное предчувствие.
- Причём не на угле, - добавил Митяй, лукавясь своей красной мордой. Ну, может, прочтёшь напоследок какой стишок?
Я посмотрел на него.
- Стишок тебе? Ну, вот, слушай:
Уедем отсюда к чёрту Во Тьму-Таракань куда-то Протянем к аэропорту Краснеющий луч заката Отправимся в поднебесье Торчащее в горле костью И будем срывать созвездья Висящие белой гроздью Мы выдавим гроздь в бокалы И звёздного хмелю выпьем Завоем степным шакалом Заплачем болотной выпью Шатаясь межзвёздной пьянью В космической тьме пантеры Мы руки в неё протянем Корявые как антенны Которые синий ветер Колышет камышной пляской Наложим на солнце вето Утешимся лунной сказкой В ночи нас никто не тронет Она нам дана от Бога В ней скачут вдоль речки кони Отведав луны и грога На их пропотевших спинах Нам мчится легко и ясно Так пишут стихом картины Так пишут поэмы маслом Никто ничего не скажет Никто ни о чём не спросит Лишь Бог елеем помажет Когда нас на Землю сбросят Обвяжет нам раны бинтом Укроет тулупом ватным И мы пойдём лабиринтом Меж жизнью и непонятным.
- Ладно, катись на хер, - сказал Митяй после паузы.
- Покачусь. С удовольствием покачусь. Бывайте. Только не заблудитесь в лабиринте.
- В каком лабиринте? - не понял Петро.
- В жизненном.
- Не по адресу, Тезей. Сам не заблудись.
- Ты ещё и про Тезея знаешь?
- Пошёл на хер, Минотавер.
На том мы и расстались.
Ключ в замочной скважине я постарался повернуть как можно тише, чтобы не разбудить Руслана. Но Руслан не спал. Он, собака, просто лежал в постели и читал, включив ночник, "Приключения Робинзона Крузо".
- Привет, - сказал он надтреснутым голосом. - Ну чё? Купил сигарет?
- Ой, Русланчик, совсем забыл. Счас сбегаю.
- Не изволь беспокоиться. Я уже сбегал и купил две пачки.
- Ты солнышко. - Я нагнулся, чтоб поцеловать Руслана, но он отстранил меня твёрдой рукой.
- Что? - не понял я.
- Где ты был?
- Где я был, там меня уже нет.
- Разгружал-таки вагоны?
- А хоть бы и так. - Я достал из кармана два червонца и, пошелестев ими перед носом Руслана, бросил ему на одеяло.
- Думаешь, меня это радует? - Руслан сбросил мои червонцы на пол.
Я нагнулся и поднял деньги.
- Даже если и не радует - не очень-то швыряйся, - сказал я. - Я три часа разгружал уголь за них. Сечёшь?
- А кто тебя просил?!
- А что, ты один должен бабки в дом приносить? Ты не допускаешь во мне если не чувства гордости, то хотя бы ущербности?!
- Я думал, мы любим друг друга, - тихо сказал Руслан. - А, значит, никаких долгов - финансовых - у нас друг перед другом быть не может.
- Ты скучал без меня? - спросил я.
- Да, - просто ответил Руслан.
- А я каждый будний день по восемь часов без тебя скучаю! - заорал я. Так что ж мне - приказать тебе: Русланчик, не ходи на работу? Или ты хочешь, чтоб только ты для меня что-то делал, а я был вечным получателем?
Руслан некоторое время глядел в потолок, затем перевернулся и уткнулся носом в подушку.
- Прости, - сказал он. - Я, наверное, действительно слишком любящий эгоист.
- Если любящий - значит, не такой уж и эгоист, - ответил я, присаживаясь на постель и обнимая его.
- Спасибо.
- А зачем ты читал Дефо?
- Чувствовал себя одиноким, как Робинзон.
- У него появился Пятница.
- Да... Простишь меня?
- При одном условии.
- При каком?
- Если ты меня простишь.
Русланчик наклонил меня к себе и поцеловал в губы.
- Ты говорил, вроде, сигарет купил?
- Ну, купил.
- Давай сперва покурим.
- Давай. - Руслан встал с постели.
- Чего это за трусы на тебе? - удивился я. - Даже как-то глупо смотрятся.
- Я ж не знал, придёшь ты или нет. А ты вообще одетый.
- Эту несуразность легко устранить.
Пару минут спустя мы сидели голые и курили "Космос".
- До чего же хорошо, - сказал я.
- Предыдущая
- 21/40
- Следующая