Библиотека Душ - Риггз Ренсом - Страница 23

– Эмма, мы не можем ждать, – произнес я и потянул ее за рукав.

Она не сдавалась.

– Пожалуйста! – крикнула она в трубку. – Хотя бы детей отдайте!

Из конторы донеслись гневные вопли. Дверь затряслась, угрожая слететь с петель. Эмма в отчаянии ударила по стеклу кулаком.

– Да что с ними такое?

Изумленные взгляды. Мальчик и девочка начали плакать.

Эддисон вцепился зубами в подол платья Эммы.

– Мы должны идти!

Эмма выпустила трубку и разочарованно отвернулась.

Распахнув дверь, мы выскочили на улицу. За время нашего отсутствия тут сгустилась желтая пелена, окутав все дымкой, скрывающей из виду окружающие предметы. Когда мы добежали до конца квартала, мы услышали за спиной крики Лоррейн, но ее самой не было видно. Мы свернули за угол, а затем еще раз, пока не решили, что оторвались от преследования. Мы остановились перевести дыхание на совершенно безлюдной улице, у заколоченной витрины заброшенного магазина.

– Это называется Стокгольмским синдромом, – пояснил я. – Когда люди начинают сопереживать своему похитителю.

– Мне показалось, что им просто страшно, – возразил Эддисон. – Куда им бежать? Все это место одна сплошная тюрьма.

– Вы оба ошибаетесь, – покачала головой Эмма. – Они все накачаны наркотиками.

– Ты уверена?

Она отвела с глаз упавшие на лоб волосы.

– Когда после побега из дома я работала в цирке, после одного из моих огнеглотательных номеров ко мне подошла женщина. Она сказала, что знает, кто я, знает других людей наподобие меня, и заявила, что если я буду работать на нее, то смогу заработать гораздо больше денег. – Эмма смотрела вдаль, вспоминая. – Я сказала, что меня это не интересует, но она продолжала настаивать и в конце концов не на шутку разозлилась. Той ночью я проснулась на полу фургона с кляпом во рту и руками, скованными наручниками. Я не могла даже пошевелиться, и мои мысли путались. Меня спасла мисс Сапсан. Если бы она не нашла меня на следующий день, когда они остановились, чтобы подковать лошадь, – Эмма кивнула назад, туда, откуда мы прибежали, – меня могло ожидать то же самое.

– Ты никогда мне об этом не рассказывала, – тихо произнес я.

– Это не самые приятные воспоминания.

– Мне очень жаль, что тебе пришлось через это пройти, – вмешался Эддисон. – Эта женщина… возможно, это именно она тебя тогда похитила?

Эмма задумалась.

– Все это было так давно. Я стерла из памяти самое худшее, включая лицо моей похитительницы. Я знаю одно. Если бы вы оставили меня с этой женщиной наедине, я не уверена, что мне удалось бы удержаться от того, чтобы ее не убить.

– У нас у всех есть свои демоны, – произнес я.

Внезапно я почувствовал, насколько устал, и, чтобы не упасть, прислонился к заколоченной витрине. Сколько мы уже не спали? Сколько времени прошло с того времени, как перед нами вместо мисс Сапсан появился Каул? Мне казалось, что это произошло несколько дней назад, хотя на самом деле прошло всего десять или двенадцать часов. Но все, что происходило в эти часы, было войной, кошмарными событиями и бесконечным ужасом. Я ощутил, что медленно сползаю на землю. Единственное, что до сих пор удерживало меня на ногах, – паника. Стоило ей ослабнуть – слабел и я.

Я позволил своим глазам закрыться на долю секунды. Но даже в этой черной мгновенной передышке меня ожидали ужасы. Призрак вечной смерти, из глаз которого стекала черная маслянистая жидкость, сидя на корточках, пожирал тело моего дедушки. Те же глаза с вонзенными в них садовыми ножницами и их обладатель, с диким воем погружающийся в болото. Искаженное болью лицо его хозяина, с простреленным животом падающего в бездну. Я уже убил своих демонов, но эти победы были слишком мимолетны, потому что на месте поверженных стремительно вырастали все новые чудища.

Мои глаза распахнулись от звука шагов за спиной. Они доносились из-за заколоченной витрины. Я отскочил и обернулся. Хотя магазин показался нам заброшенным, внутри кто-то был, и этот кто-то собирался выйти на улицу.

Вот она – паника. Я снова был настороже и готов сражаться. Мои друзья тоже услышали этот шум. Мы инстинктивно нырнули за сложенную рядом поленницу. Через отверстия между бревнами я прочитал выцветшую вывеску.

Мандей, Дайсон и Страйп, адвокаты. Нас ненавидят и боятся с 1666 года.

Зашуршал отодвигаемый засов, дверь медленно отворилась. На пороге появилась знакомая черная хламида: Харон. Он огляделся, а затем, решив, что все тихо, выскользнул наружу и запер за собой дверь. Он заспешил в сторону Скверной улицы, а мы начали шепотом совещаться, идти за ним или нет. Мы сомневались, что все еще в нем нуждаемся. Могли ли мы ему доверять? Может, да, а может, нет. Что он делал в этом заколоченном магазине? Возможно, именно этого адвоката он искал? Почему такая таинственность?

Ответов на все эти вопросы у нас не было, и мы решили, что сможем обойтись без него. Мы смотрели ему вслед, не двигаясь с места, пока его фигура не растаяла в пелене.

Мы отправились на розыски Дымящейся улицы и моста тварей. Не желая рисковать, мы решили искать, не задавая вопросов. Все стало значительно проще, когда обнаружились таблички с названиями улиц. На Акре они скрывались в самых неожиданных и неудобных местах – свисали позади скамей на уровне колен или на верхушках фонарей, а порой были выбиты в отполированных булыжниках мостовой под ногами. Но даже с их помощью мы чаще оказывались не там, куда стремились. Казалось, Акр предназначен для того, чтобы сводить с ума тех, кто угодил в его ловушку. Были улицы, заканчивавшиеся глухими тупиками только для того, чтобы снова начаться в совершенно другом месте. Улицы, извивавшиеся столь сильно, что пересекали сами себя. Было две или три улицы вообще без названий. Всем этим улицам было далеко до Скверной, за которой явно тщательно ухаживали, стремясь создать приятную атмосферу для покупателей странных людей. После того как я увидел товар Лоррейн, от одной мысли об этом меня начинало мутить.

Пока мы подобным образом блуждали, я начал осваивать уникальную географию Акра, запоминая кварталы не столько по названиям, сколько по облику. Все улицы отличались друг от друга, и магазины на них тоже были собраны в группы. Скорбная улица могла похвастать двумя похоронными бюро, медиумом и столяром, который работал исключительно с «древесиной, перепрофилированной от гробов», труппой профессиональных плакальщиц, по выходным неизменно выступавших под видом мужского квартета, и бухгалтером по налогообложению. Кровоточащая улица оказалась на удивление жизнерадостной – все дома тут были выкрашены в яркие цвета, а со всех подоконников свисали цветочные горшки и ящики. Даже замыкающая ее бойня радовала глаз нежно-голубыми стенами, и я с трудом справился со странным желанием войти и попросить об экскурсии. Зато Барвинковая улица оказалась настоящей помойной ямой. По самой ее середине протекала открытая сточная канава, над которой тучами роились мухи, а тротуары были завалены гниющими овощами – собственностью зеленщика, предлагавшего хорошие скидки на свой товар и обещавшего вернуть ему свежесть с помощью поцелуя.

Изнуренная улица оказалась всего пятидесяти футов в длину и располагала единственной торговой точкой: двое мужчин торговали бутербродами из корзины на тележке. Вокруг толпились дети, умоляя дать хоть кусочек, и Эддисон тоже свернул к ним, обнюхивая землю в поисках оброненной еды. Я уже хотел его отозвать, как вдруг один из мужчин закричал:

– Кошачье мясо! Вареное кошачье мясо!

Эддисон сам примчался назад, поджав хвост и поскуливая:

– Я больше никогда не буду есть, никогда, никогда…

Мы подошли к Дымящейся улице со стороны Верхнего Потека. По мере приближения к ней кварталы становились все более заброшенными, витрины магазинов и тротуары пустели, а земля чернела от клубящегося у наших ног пепла. Казалось, улица заразилась какой-то медленно вползающей на нее смертельной болезнью. В конце она резко поворачивала направо, и перед поворотом стоял старый деревянный дом, веранду которого охранял не менее старый сторож. Старик подметал пепел растрепанной метлой, но он собирался снова еще быстрее.