Мужчины о счастье. Современные рассказы о любви - Емец Дмитрий Александрович - Страница 2

Хорошо, что пьющие девушки умеют хранить тайны.

Как мы ржали на экзаменах! Все отвечали на билеты и читали заготовленные речи. Если вам интересно, могу записать кое-что по памяти. Но только не сегодня. Я произнёс речь о золотом веке. Штофенмахер меня похвалил.

На финальном построении нам зачитывают приказ. Войны опять не будет. Оружие, чтобы уничтожить всех несчастливых, создано. Ведь все настоящие ученые с нами. Но такая победа не будет победой. Ведь счастье – это, простите за пошлость, любовь. А как можно уничтожать тех, кого любишь?

Короче, опять придётся жить хомячком.

Пусть учёные ещё годик подумают.

За воротами части сталкиваюсь нос к носу с женой. Тренировки третьего дня не прошли даром. Выдаю очень правдоподобно:

– Женя, твою мать, что ты тут делаешь?

И тут я замечаю, что жена смотрит на меня растерянно. Она явно не ожидала меня увидеть. У неё за спиной рюкзак и каска. Неужели она тоже?

Штофенмахер строит на плацу новеньких. Сомнений больше нет. Моя жена стоит в неровном строю счастливых людей. Есть над чем подумать.

Двое суток шёл скучный, мелкий, совсем осенний дождь. Тучи сгрудились над селом, прикрыли его своими серыми сырыми телами. Берёзы обвисли, улицы опустели и размокли, люди сидели по домам, смотрели в окна. Томились.

Утром на третий день дождь перестал, тучи отплакались и растворились, оставив в небе жидкую хмарь; день был тёплый и душный, от земли поднимался парок, ночью опустился туман.

Ещё через день Михаил Палыч отправился в лес. Он вышел на рассвете, по обильной росе, одетый в изношенную любимую штормовку, резиновые сапоги. Взял с собой острый нож и большое ведро. Решил посмотреть грибы.

Лес был тих и спокоен, казалось, он ещё спал. Трава согнулась, с неё гроздьями на сапоги опадала вода. Михаил Палыч хорошо знал места и сейчас первым делом пошёл в лога, где могли выскочить сухие грузди. Им уже давно бы срок – числа с пятнадцатого июля появляются, а уже вот-вот август. Погоды не было подходящей, всё жара да сушь, а нужны дожди и – самое главное условие – туман. Туман их и рождает, грибы.

Вот меж веток всё больше паутины – значит, место здесь тенистое, влажное. Трава межуется со мхом, начались прогалинки – голая земля, засыпанная толстым слоем хвои и листвы. Что ж, самое для груздя здесь местечко… Михаил Палыч замедлил шаг, сгорбившись, ворошил хвою, слегка придавливал носком сапога кочковато растущий мох; под ним-то обычно и прячутся грузди.

Вообще-то грибов всяких много, ещё с опушки начали попадаться хилые, кривые поганки; потом видел Михаил Палыч дождевиков, свинухов, навозников, разноцветные сыроежки – всё съедобные, – но он такие грибы не берёт. Может, и вкусна сыроежка (говорят, жарят её, усолевает всего за сутки), только брать-то как? На неё и нож не поднимется – вид не тот. Михаил Палыч уважает грибы мощные, мясистые, породистые. Это как на охоте: можно и воробьёв настрелять, а ведь ищешь чего настоящего.

Под стволом сосны бугорок. И совсем не случайный, не от шишки он или сучка. Ну-ка… Нет, груздь, да не тот. Этот чёрный – чернушка – тоже идёт в еду, но гриб неинтересный. Ломкий, квёлый какой-то. Михаил Палыч прикрыл его обратно подопревшим мхом, пошёл дальше.

По логам пока нет. Прогалинки хотя на вид и как раз для грибов, но, видно, ещё не срок им здесь. Нужно по склончикам посмотреть. И – правильно. На первом же увале нашёл семейку сухих груздей. Прошёл было уж мимо, но как-то боковым зрением заметил беловатое пятнышко. Повернулся, вгляделся – вот он, пробивается из земли, поднимает шляпкой иголки и листья. Рядом трухлявая палка – из-под неё и полез. Всё путём, всё по природе…

Михаил Палыч осторожно расчистил груздок, полюбовался и срезал. Немного ножка червива, отрезал её под самые пластинки. Сойдёт. Но ясно, что гриб не свежий – и шляпка с гнильцой слегка, и дырочки в ножке. Постоял уже, по-старел.

Не поднимаясь, как был на кукырках, Михаил Палыч осмотрелся. Ну, так и есть! Под ногами самыми еле заметная шишечка на хвое, а под хвоей – раскопал – с пуговицу от пальто величиной грибок. Потом ещё, ещё… Штук семь нашёл. И все чистые, аккуратные, только что народились.

Обошёл, изучил весь склон, напряжённо всматриваясь, вороша лесную подстилку, проверяя моховые кочки, укромные места под поваленными стволами. И вот – с полведра. Удачно, удачно. Но самая большая удача – крохотный рыжик, не еловый, рыже-синеватый, в засоленном виде становящийся тёмным совсем, а сосновый, весёлый и яркий. Сибирский янтарь.

Та-ак… Михаил Палыч поставил ведро, сел на землю, закурил. Уже и утро вовсю, роса спала, лес засверкал и ожил. Летают мухи по каким-то своим делам, комары пищат перед носом, но не садятся, испуганные сигаретным дымом. Птица щебечет однообразно, но радостно. А он и не заметил, как всё проснулось. Да, увлёкся…

Что ж, можно походить, побрать сухие грузди, они, кажется, есть. Но потянуло взглянуть на другие места. И всё рыжик этот шальной. А вдруг там, на сопочках, где земля солнцу открыта, но тут же и есть у неё защита – близкие сосны, – так что припекает коротко, на несколько минут буквально, зато как следует, он и выскочил? Там рыжику самое место. И живёт он недолго: солнце сушит, червь на него бросается. День, другой, и становится он рыхлым, источенным, непригодным. А вот молодой… О, да самый замечательный гриб! Самый вкусный из всех. Груздь – тот же сухой, его со сметаной лучше, волнушки в пироге – объедение, острую, горьковатую белянку под рюмочку хрумкнуть приятно, а рыжик просто ешь, без всяких добавлений.

Михаил Палыч тщательно затушил окурок, проверил, не осталась ли какая искра, и направился к сопкам. Первый выход у него нынче – надо всё обойти, всё осмотреть. Про сухие грузди теперь понятно, они есть, они и будут теперь до холодов высыпать волнами – хоть бочками их заготавливай, – а вот другие как…

По пути к рыжиковым местам Михаил Палыч сделал два приятных открытия. По краю полянки в молодом пушистом соснячке нашёл он обабки. Они растут парами. Вот увидел один, знай, рядышком и второй где-то прячется. Взрослые обабки не очень-то симпатичны: шляпка у них кверху загибается, делается иссиня-коричневой, мякоть из белой превращается в грязно-серую, изъеденную даже не червями, а какими-то длинненькими, быстроногими козявками, ножка тощая у старого обабка. Зато молодой – загляденье просто. Стоит этакий крепыш, шляпка как атласная, ножка толстая, шероховатая, весь он плотный, сбитый.

Обабки, они сразу для жарёхи, их и варить перед тем не надо. Порезал, бросил на раскалённую, шипящую жиром сковороду и жарь на медленном огне с полчаса. Можно и с картошечкой, луком перемешать, ломтики сала добавить. Вкуснятина…

А второе открытие, вторая радость – белянки. Эти росли на самой поляне, на припёке, лишь слегка прикрытые травой-резуном. Михаил Палыч срезал одну, осмотрел. Их называют ещё «сухари», эти белянки, – они действительно сухие, без сока. Красивые грибы, но с горчинкой, и, хоть неделю вымачивай, она не уйдёт; и червь, кстати, сухари не любит. Вот ещё есть другие белянки, те в тенистых местах растут, в березняке в основном, те более уважаемы и людьми, и червями, конечно.

Собрал Михаил Палыч сухари – хоть и горький гриб, но в засолке он нужен, он особый аромат придаёт, это как ёрш в ухе: вроде и мелкая, костлявая рыбёшка, как бы и бросовая совсем, а вот одного лишь к налиму добавь, и навар, вкус у ухи будет особый. А белянок, их мало в лесу, они свою роль знают, не особо-то обильно расстилаются. Это груздей бывает хоть косой коси, а этих – срезал Михаил Палыч четыре штучки, поискал ещё – нет. И хватит, и хорошо пока.

А рыжик-то есть. Е-е-есть… Вот рядочком выстроились, как солдатики на плацу. Меленькие, один к одному, твёрдо торчат на короткой ножке. Как срежешь, ножка пустотелая, и сок на срезе выступает желтоватый. Настоящее грибное молочко. Оно у самых ценных, породистых только грибов: у груздя сырого, у рыжика и у волнушки. Рыжики, если нашёл их, надо брать. От них не уйдёшь, как от сухого груздя. Сухой груздь, он так, он просто первым всегда появляется, его и хватают, торопятся, а в засолке он: похрустел – словно картонка солёная. Рыжик же на вилку подцепишь – и сразу вспомнятся лето, и эта сопочка, и солнце летнее после дождя. И на вкус он – ни с чем не спутаешь…