Ведьма и тьма - Вилар Симона - Страница 48

– Пошел вон!

Калокир хотел было его выпустить, но Малфрида удержала:

– Погоди. Это непростой кот. Он следит за мной. Уже который раз является невесть откуда, ходит, высматривает.

Калокир расхохотался. Вот выдумала!

И тут в дверь снаружи снова стали стучать, окликая:

– Господин Калокир! Срочные вести!

Говорили по-гречески, и херсонесец узнал голос Иова, приставленного к почтовым птицам. Что так не терпится! Но потом явилась более трезвая мысль – этот робкий плешивый человечек не осмелился бы явиться сюда, не случись что-то важное. Да и голос Иова звучал взволнованно.

Калокир начал одеваться. Но едва шагнул к двери, еще полураздетый, встрепанный, как Малфрида окликнула:

– Я поняла, что тебя зовут. Но помоги мне сперва этого кота паршивого поймать.

Ромей, даже не оглянувшись, отодвинул засов и распахнул дверь. Кот бросился наружу с истошным мяуканьем. Калокир и не взглянул на него. Видел только лицо слуги – взволнованное, бледное.

– Важная весть, господин! – твердил тот.

Калокир оглянулся на чародейку, оставшуюся на ложе, кивнул ей и, запахнувшись в накидку, вышел в галерею. Малфрида не удерживала, но выглянула вслед за ним в туманный просвет галереи, ведущей к дворцовым постройкам. Кота нигде не было. А Калокир уже и думать забыл о ее причудах.

– Докладывай!

Иов протянул свернутые тугие крохотные свитки. Калокир вдруг ощутил сильное волнение. Помедлил, словно не желая знать новости, подтянул кое-как надетые сапоги с мягкими голенищами, оправил тунику, поплотнее запахнул накидку. А тем временем думал: какими бы ни были известия, мир не рухнет. Он здесь, в Плиске, со своей любимой, подле благоволящего к нему князя русов. И все же эти послания жгли руки. Они были больше обычных мелких записок, которые пересылали ему с почтовыми голубями, а развернув, он увидел, как убористо они написаны. Он мгновенно узнал почерк.

Серые зимние сумерки не давали достаточно света. Калокиру пришлось отойти в дальний конец галереи, где горел факел. Начал читать – и плечи его поникли. Он пробежал наскоро одно послание, затем другое. Опять перечитал оба. Потом растерянно взглянул на застывшего в стороне слугу.

– Ты ознакомился с содержанием, Иов?

– Во имя Отца и Сына, – перекрестился тот. – Вы сами велели читать их и, если срочное что, отправить к вам гонца. Но кому я мог доверить такое! Слава Всевышнему, вскоре пришло известие, что вы с войском архонта русов сами прибываете в Плиску. Но, господин мой… Что же это творится!.. Как теперь быть?

– Ступай, – велел Калокир. – Мне надо подумать.

Слуга пошел прочь, лишь единожды оглянулся на оставшуюся открытой дверь, что вела в покои темной варварской женщины. Иов знал, как много она значит для его господина, и если сейчас она вмешается… Вон она уже идет, ведьма. Растрепанная, как блудница… Которой она и является…

Иов не смел задерживаться, но слышал, как господин сказал подоспевшей чародейке:

– Оставь меня сейчас, Малфрида. Мне надо побыть одному.

– Плохие вести?

– Говорю же – оставь меня!

Его голос звучал резко. Малфрида лишь пожала плечами и вернулась к себе. Но дверь не прикрыла. Калокир застыл в конце галереи, сгорбившись, опустив голову. Ей стало жаль его. Обнять бы, приголубить… Но не осмелилась. И это она, ведьма Малфрида, не боявшаяся ничего на свете! Но была ли она сейчас ведьмой? Где-то в глубине кольнуло: еще утром, забавляясь, зажигала и гасила свечи одним усилием воли, гадала по стоячей воде в бадейке, даже углядела там своего ромея… пока его образ не сменил какой-то старик с повязкой на глазах. Малфрида даже хотела поведать о столь странном видении Калокиру, но сейчас ему, похоже, не до того.

Да, полюбившись с ромеем, она опять стала обычной бабой. И должна ждать, когда он соизволит позвать. Судя по тому, как он замер, как сник, полученные вести таковы, что не скоро и позовет. Вон как сурово велел: оставь!

Малфриде стало грустно. Но ничего, милый, рано или поздно ты вернешься. Она-то знала, как его к ней тянет. Куда же еще он придет искать утешения и совета? Сам обо всем поведает. Или не поведает?

И ей вдруг стало любопытно: что там, в полученном Калокиром послании? Чарами она бы и так все вызнала. А без чар?

Калокир не знал, ушла Малфрида или стоит неподалеку, – он просто забыл о ней. И думал только о том, как ему теперь быть. Казалось, он все предусмотрел, всегда на шаг предвосхищал события и был готов к любым переменам. Даже когда Никифор Фока за спиной Святослава сошелся с мятежными боярами и, вопреки всем договорам с русами, отправил в Болгарию царя Бориса. Даже когда понял, что Святослав решил воцариться в Болгарии. Калокир и тогда знал, как все это представить двору и как себя вести, чтобы по-прежнему остаться в чести у Святослава и не потерять влияния на императора. Но теперь все это не имело смысла. Перемены были слишком неожиданны и непредвиденны. Он понял, что либо окончательно пропал, либо может остаться не у дел, несмотря на все заслуги. Поэтому надо было продумать каждый шаг.

Калокиру даже показалось, что он знает, какое решение примет: словно само Провидение подталкивало его к тому, что еще недавно казалось лишь призрачной надеждой. А почему бы и нет? Разве то, что случилось в Константинополе, не дает ему права на это?

Патрикий выпрямился, почувствовав, как от долгой неподвижности онемело тело, как он озяб. Сумерки совсем сгустились, но время было не самое позднее, и со стороны дворцовых построек еще долетал неясный гул – русы пировали в большом зале, как обычно поступали по приезде. Князь Святослав на таких гульбищах долго не задерживался, он ранняя пташка – привык ложиться, как стемнеет, а встает, едва начинает светать. И сейчас, возможно, уже удалился.

Калокир знал, в каком из покоев дворца прежде останавливался князь, знал и то, что Святослав не любит менять привычек. Значит, сейчас он наверняка в той угловой башенке, что под шатровой кровлей. Туда можно пройти прямо из сада по крытым переходам. Здесь никого нет, караул только на стенах дворца, ибо Святослав по варварской привычке считает, что нечего расставлять стражей по всяким закоулкам и нишам, ибо что ему может грозить среди своих? Если бы патрикий Калокир поведал ему, какова система внутренней охраны в императорском Палатии[88] Константинополя, Святослава это наверняка позабавило бы. Князь был уверен – случись что, он и сам за себя постоять сможет. Ведь Святослав ничего не боялся. Именно такой союзник нужен был сейчас Калокиру!

Но как поступит князь, если Калокир ему доверится? Князь, для которого важнее всего честь?

Калокир вдруг почувствовал неведомый доселе страх. Он по-прежнему слышал доносившийся от дворцовых строений шум. Кто-то окликал воеводу Инкмора, слышно было, как открылась, а потом с грохотом захлопнулась дверь. Калокир замедлил шаг, постоял, обхватив колонну галереи, словно опасался: если отпустит ее, то его унесет такой стремительный вихрь судьбы, что возврата уже не будет. Он даже поймал себя на желании помолиться, но сам же себя и одернул. Что за глупость! Он давно пришел к выводу, что только личные качества человека продвигают его на жизненном пути, но никак не высшие силы. И только сам человек должен решать, прав он или ошибается. Другое дело, если Калокир сейчас ошибется… Тогда жизнь его изменится неузнаваемо…

Даже прожив столько времени рядом со Святославом Киевским, Калокир прежде всего оставался ромеем, подданным величайшей державы. Со всеми вытекающими отсюда благами – почетом, высоким положением, удобствами, защищенностью. Но теперь все может измениться, и Калокир может превратиться в опального изгоя… если не хуже. Хотя есть слабая надежда, что о нем просто забудут и он останется при князе Святославе, но это будет уже не почетное положение посла, а нечто иное. О нем предпочтут забыть. Но разве сам Калокир согласен на это? Нет. Он помнит, как некогда Святослав сказал ему на берегу Днепра: «Дружба властителя, который никогда не знал поражений, – уже птица счастья в руке». Так что, возможно, происшедшее в Константинополе – знак, и пришла пора воспользоваться дружбой князя-победителя!