Цена человечности: Торг (СИ) - Вольнов Владислав - Страница 3

   Время лечит. Лечит. Кого? Когда? Непонятно. Прошло уже больше недели, а легче не становится. Я не отвечаю на телефонные звонки, и никого не пускаю в квартиру. Не смог бы выдержать. Все так и норовят успокоить, утешить. Уговорить поскорее начать жить дальше. Уговорить? Как будто, мне есть дело до разговоров. Я люблю её, и жил ради неё. Но её больше нет. Жить дальше? Как?

   Хочется забыться.

   Никогда раньше не курил. Почему все говорят, что это успокаивает? После первой сигареты мне не стало легче, после пятой тоже. Лишь после половины пачки почувствовал небольшое облегчение - сильно запершило в горле, и я зашёлся в долгом кашле. Это хоть немного меня отвлекло. Ополовиненная пачка сигарет отправилась в окно.

   Крайне редко выпивал, и всегда понемногу, что-то слабоалкогольное. Теперь я сжимаю в руке бутылку виски, а янтарная жидкость плещется где-то на самом донышке. И мне безумно хочется разбить бутылку о голову главного технолога этой дряни. Неужели нельзя было сделать крепче? Ведь должно же было стать легче! Должно?

   Подошла к концу вторая неделя. Мысли о Лене больше не вызывают зубного скрежета. Но сбитые кулаки по-прежнему ноют, а голос всё ещё хриплый, сорванный.

   На смену бессильному, пустому горю пришло чувство вины. Если бы я забрал её, как собирался, она была бы жива. Лена ведь на меня рассчитывала... Я пытался искать виноватых, исходил злобой на шефа, который меня задержал, и на того урода, чья анонимка заставила меня остаться допоздна. Не получилось. Как ни старался услужливый разум, ведомый инстинктом самосохранения, у меня не вышло переложить вину на кого-то. И она грызла меня.

   На исходе третьей недели, я решил навестить её родителей. Мне не удавалось внятно объяснить самому себе, зачем это нужно. Они винили меня в смерти дочери, и как можно с этим спорить? О чём с ними говорить? Просить прощения? Но нет, я виноват перед Леной, и только перед ней. Так зачем? Нет ответа, было лишь чувство, что это правильно, это нужно сделать.

   Впервые за долгое время я увидел своё отражение в зеркале. Мне совершенно не идёт куцая бородка и грязные спутанные волосы, торчащие в разные стороны. Мой внешний вид не красили синие круги, теперь уже, вокруг глаз, в которых, к слову, я уже не видел и тени интеллекта.

   Собрав воедино те немногие крупицы самолюбия и самоуважения, что у меня ещё остались, я привёл себя в порядок. Это была долгая работа. Но как и всё, вот уже долгое время, она выполнялась на автомате.

   Благо, чистых вещей в шкафу было с избытком - не так часто, в последнее время, я менял одежду. И вот, здравствуй, улица. Было бы неплохо зайти в магазин, а то в холодильнике уже давно сгнил трупик повешенной мыши. Плохая еда с доставкой на дом - вот чем я питался последнее время.

   Машина осталась на парковке - отчего-то захотелось пройтись пешком, здесь всего-то полчаса неспешного хода. Куда мне теперь спешить?

   По дороге я решил зайти в парк. В первые месяцы знакомства, мы с Леной частенько здесь гуляли. Городская администрация уже давно выделяет на поддержание этого сквера жалкие копейки, и он существенно запустился. Исчезли карусели, подвесные канатные дороги и почти не осталось торговых палаток. Людей, соответственно, тоже. Но именно это нас привлекало. Тихо, спокойно, почти безлюдно. Верхушки деревьев, которые годами не обрезали, давали густую тень даже в самый солнечный денёк. Вот и сейчас, гуляя по тем же аллеям, я как будто был не один. Как будто, всё стало как прежде. И Лена звонким голоском что-то мне говорит. Просит отпустить, не трогать её. Что? Лена просит... Нет, это не она. Но голос мне не померещился. С трудом сбрасываю наваждение, и в спешке смотрю по сторонам, иду в направлении голоса.

   Вокруг ни души, только три парня пристают к девушке. Один схватил её, и что-то кричит прямо в лицо. Остальные стоят немного в сторонке, иногда крича что-то одобрительное.

   До них рукой подать, но я не могу разобрать их слов. Не могу сдвинуться с места. Моё внимание приковала девушка. Последний раз я видел это лицо в морге, тогда оно было так спокойно, расслаблено. Теперь по щекам и подбородку стекают слёзы, а её покрасневшие глаза рыщут вокруг в поисках помощи. Вот она замечает меня, и что-то кричит. Я не слышу слов, но они и не нужны. Один раз я тебя подвёл, но больше этого не случится.

   Не говоря ни слова, бегу к троице. Они что-то кричат, Лена что-то кричит. Не могу разобрать слов. Это не важно.

   С силой бью первого по лицу, и удар валит его на землю. Бью второго, тот закрывается раз, другой. Вспоминаю о ногах, и изо всех сил пинаю его по колену. Хруст всего на долю секунды опередил дикий крик парня, катающегося по асфальту, и баюкающего сломанную ногу.

   Меня бьют по затылку, в глазах темнеет, и я падаю. Под сильными ударами, сжимаюсь как эмбрион, и пережидаю самые мощные удары. Боль почти не ощущается, только дышать стало трудно. Наверное, сломали ребро.

   Выждав удобный момент, хватаю одного за ногу, с силой дёргаю, и взбираюсь на упавшего. На его лице оскал, и становится видно, что ему не хватает пару зубов, и губы разбиты просто в мясо. Это тот первый, встал и начал меня пинать.

   Руки смыкаются на его шее, и сдавливают её изо всех сил, заставляя того хрипеть и извиваться подо мной. Его руки тянутся к моей шее, но они намного короче моих, и он может лишь сучить ими и царапать ногтями моё горло.

   Чувствую как оставшийся бьёт меня по спине, пытаясь сбросить с товарища. Затем хватает, чтобы стащить, но у него не получается. Я вцепился мёртвой хваткой, и чувствую, что сопротивление всё ослабевает. Осталось совсем немного. Чуть-чуть...

   Острая боль заставляет на секунду разжать пальцы, но я тут же сжимаю их с новой силой. Тепло расползается по коже от левого бока, а внутри становится всё холоднее. Ещё удар. Руки разжимаются, и меня стаскивают с парня, тот уже не дёргается. Потерял сознание?

   Нет сил пошевелиться, всё как в тумане. Молча смотрю на невредимого урода. Того самого, что держал Лену, заставил её плакать. Лену?

   Перед глазами появляется незнакомая девушка, совсем не похожая на Лену. Она ведь рыжая, а эта шатенка. Как я ...? Перепутал?

   Туман густеет, и я слышу как будто через вату:

   - Что за нахрен с этими сучками? Сначала та тварь в начале лета начала рыпаться, теперь эта блядь сделала ноги из-за этого, сука, героя. Ты как, Костян? Костян! Ты чё, блять?!

   В начале лета... на Лену напали пятого июня, а сейчас уже конец месяца. Это они. Они её убили, а я умираю?! Нет, я убью их. Убью!! Чёрный туман, обволакивающий сознание, будто становится красным. В голове бьётся одна-единственная мысль: "Убить, убить!". Она заполнила собой весь мир, и стала для меня смыслом. Никогда прежде я не желал чего-то так сильно.

   Ненависть всё разгорается, но телу на неё плевать. Оно вот-вот начнёт остывать. Вся ненависть в мире не способна спасти даже одного человека от потери крови. Но она способна на нечто большее.

   Что ожидает увидеть человек после смерти? При условии, конечно, что там что-то есть? Многие из нас на что-то надеются. Мы думаем, что...

   Было бы приемлемо увидеть чёрный тоннель, в конце которого горел бы яркий свет, обещая покой и лучший мир. В который реально попасть.

   Было бы неплохо увидеть святого Петра, который поприветствует тебя, и проведёт через врата в Рай, где ты проведёшь пару-тройку тысяч лет, пока не наступит Судный день.

   Совсем здорово было бы ступить на радужный мост. Пройти по Биврёсту мимо могучего Хеймдалля, и попасть прямо в зал героев - Вальхаллу. Где вино и пиво льётся рекой, а за одним столом с тобой сидят великие герои и скандинавские боги. И не смолкает музыка.

   Если же тебя встречает мрачный Харон, и предлагает переправить на своей лодке через реку мёртвых, да ещё и требует плату - сразу ясно, дело дрянь.