Свартхевди - северянин (СИ) - "Goblins" - Страница 68

Он подобрался ближе и встал передо мной.

— Сын Полосатой Бороды, говоришь? — спросил он, пристально глядя мне в лицо своими маленькими, глубоко посаженными глазами.

— Да, это так, уважаемый Гудбруд, — согласился я.

— Тогда ты внук Трески! — нехорошо осклабился он, как будто уличил меня в чем-то позорном.

В чем дело, я не понимал. Ну да, я ж и сам об этом сказал недавно.

— Да, и это так.

Лучший скальд повел плечами, будто разминаясь и готовясь к драке.

— Я кое-что должен твоему деду, — коснувшись кончиками пальцев шрама сообщил он мне.

В растерянности я пребывал недолго. Долг есть долг, пусть даже и такой, если я правильно его понял. А раз он есть, значит должен быть отдан.

— После пира утречком с дедом и сочтешься! — ответил ему, — Если он после браги тебя не забыл и если ты его не забудешь.

Драки я не хотел, но и не боялся, и табанить перед ним не хотелось, а потому, продолжил.

— Да, я внук Торвальда Трески, а он — мой дед. Ты позовешь меня на перекресток, Гудбруд Гудбрудсон?

Народ вокруг притих, прислушиваясь к нашей беседе, а скальд, похоже, вторую половину моих слов пропустил мимо ушей, из него словно выпустили воздух.

— Давно?

— Четыре зимы назад.

Скальд тяжело вздохнул.

— Треска был мой враг, но это было наше с ним дело, и я не буду спрашивать за него с тебя, — он хлопнул по плечу сидящего рядом карла — Гюльви, подвинься! — и, обращаясь уже ко мне — Твой дед был славный карл, и я не рад вести о его гибели. Сядь, дренг, и расскажи мне о нем, как он жил и как он умер.

Мы помянули деда пивом, и с рассказа о нем тема разговора плавно перетекла на мою нелегкую судьбину, и мой же сюда путь неблизкий.

Достойная компания внимательно слушала о моих злоключениях, о том, с чего все началось, что мне пришлось пережить в долгом путешествии из родимого Лаксдальборга, и яростно мне сочувствовала: сидящий напротив Орм Штевень уже не мог смеяться, он держался обеими руками за живот, обильно плакал и тихонько выл на одной ноте, Гудбруд, сидящий рядом изжевал свои усы, а Гюльви нашел настолько смешным эпизод с деревом и драуграми, что подавился пивом так, что оно принялось капать у него из носа, что вызвало настоящую бурю веселья и вал незлобивых шуток и подколок от его товарищей.

— Значит, говоришь, довольно медленные и весьма туповатые? — уточнил Гудбруд — Ты говоришь, что смог в одиночку изрубить секирой драугра и жег его потом в костре?

Я на неверие обиделся. Ну, немного преувеличил количество поверженной нечисти и нежити, не без того, но в главном не врал.

— Клянусь бородой отца Магни, не вру, — ответил я ему — Горит плохо, мерзко воняет, и следить надо постоянно, чтобы ничего из костра не выползло.

— Я не сомневаюсь в правдивости твоих речей, дренг, — успокоил меня скальд — Но ты еще молод, и слишком мало видел. То был не драугр, а обычный ходун. Поднявшийся мертвяк. Такие встают иногда в дурных местах. А драугр, друг мой Конь, твоей же секирой тебя бы и нашинковал, и был бы ты уже не Конь, а не менее чем сотня очень маленьких пони. Да и заметил бы ты его только тогда, когда он тебя бы жрать начал. А уж изрубить и сжечь…

Я собрался, было, возмутиться, но Гудбрудсон, шумно глотнув из кружки, продолжил.

— Ходун опасен, спору нет, но одолеть его нетрудно, а вот драугр… — он сокрушенно покачал головой, и снова уткнулся в кружку.

— Несколько лет назад мы были на старой земле, — поведал мне Гюльви.

Мне стало любопытно и удивительно.

— Что там делать? И как там сейчас, на Эльдстеланде? Живут ли там люди? — забросал я его вопросами.

— Нечего делать, плохо, не живут, — кратко сообщил мне вынырнувший из кружки скальд — Зима теперь там, даже летом. Вот там мы драугра и повидали. И кое-кого еще. А что делали — так забрать надо было кой-чего ценного, что предки нашего ярла не прибрали с собой. А вот нам бы пригодилось!

— Так вот, Конь, подходим мы вот с Гюльви, а с нами Трюггви Тролль, он сейчас на драккаре, и братья Гуннарсоны, Кари Лучник и, вон, Эрик, который от пива устал, и скоро спать под стол уляжется, к дому, где свет видели…

— Погоди-погоди, ты же сам сказал, что на Эльдстеланде люди не живут? — поймал я рассказчика на противоречивости.

— И могу повторить, если ты слаб на ухо, — ответил мне скальд — Люди и не живут. У дома нас ждал старик, древний, сгорбленный, весь морщинистый, одет в шкуры, старые все, траченные, борода у него ниже пояса, и дубина при нем каменная, такая, что даже Трюггви ей долго не помашет, а уж того троллем не зря прозвали. Поприветствовал нас. Погостить позвал.

— И вы согласились? Чем он угощал, что рассказал? — любопытствовал я.

— Нет, мы не пошли в дом и не сели там за стол. Знаешь, почему? Вот стою я перед ним, слушаю вежливые речи, и, ты знаешь, Конь, у меня уже сопли в носу замерзли, а у него даже пар изо рта не идет. И говорит так, будто слова вспоминать приходится. Вот как ты думаешь, стоит гостить в таком месте?

— Думаю, стоит быть осторожным.

— Во-во… «Будьте гостями, выпейте браги» — говорил старик тот — «Внуков моих-де дождемся, а там и мяса сварим, устроим пир!».

— Вот ты и подумай, Конь, чье мясо-то варить, если ни скотом, ни дымом не пахнет? — добавил Гюльви.

— Так, может, внуки те на охоту ушли? За мясом?

— Тогда уж не ушли, а улетели. Весь хутор снегом засыпан, снег старый, а неистоптан. Следы только наши. Не пошли мы туда. Дело к ночи уже было, так мы в лагерь вернулись.

— А драугра видели, когда уже уходить с Эльдстеланда собирались, — сообщил мне Орм — Под утро самое тварь приперлась. Туман с ночи стоял, да и таилась она, ползла в снегу. Думала на сонных прыгнуть, но не учла, что наши сменились недавно.

— Ну и как, одолели драугра?

— Да как сказать… — смущенно почесал он в косматом затылке.

— Говори уж, как есть! — посоветовал ему Гудбруд — Железо его не брало. Совсем, Конь, не брало! Посмотри на мою руку, — я скосил глаза на его предплечье толщиной с мою голень, жилистое и поросшее рыжей шерстью — Клянусь деревянными сиськами Эмблы, есть еще в моих костях сила! Но менее чем на полдюйма вглубину я смог прорубить его шкуру, а потом он откусил кусок от моего щита вместе с окантовкой! Откусил, Конь! Тварь убила двоих, и покалечила еще кучу народа, прежде чем ярл не улучил момент и не вморозил ее амулетом в ледышку размером с ворота корабельного сарая. Вот так-то. А ты говоришь — порубил и сжег…

Мы помолчали, потом помянули павших.

— Ну а добыли, зачем шли-то?

Скальд вздохнул.

— Не с пустыми руками вернулись, оно, конечно, так. Но зачем шли — не взяли. Нечего там оказалось без колдуна делать. И амулет у ярла протух, а если еще драугры явятся, или этот изо льда выломается и мстить придет? Или внуки стариковы придут узнать, почему деду уважение не оказали? Не было страха в наших сердцах, но мудрее было бы оттуда уйти.

С драуграми мы закончили, и я продолжил свою угрюмую повесть.

Дальше мы поспорили за то, кем могут быть болотные духи, или зубастые ребенки, согласились с тем, что всяким Высоким Джонам не место в Мидгарде, а всем ельфам наоборот самое там место — только на рабском рынке. Выпили и за то, чтобы лжецу Ульрику Ризе утонуть в нужнике. Про славное дерево, чудесную воду и остальное, что с ними связанное, я счел разумным не упоминать.

Выпили за то, что есть на свете добрые друзья — те, с кем можно встать плечом к плечу против любого врага, те, кому можно доверить дом, казну и жену, и не бояться за их сохранность.

Выпили за друзей, и отдельно за Уильяма Ульбрехта — столь достойных людей в здешних краях, как оказалось, еще поискать. А когда я упомянул, что сильнейшего, чем он, стрельца из лука не видел, и, скорее всего, не увижу, ко мне, шатаясь, подошел один из хирдманов, поименованный Ормом как Кари Лучник, и предложил поспорить, что он по-любому поискуснее будет, чем всякие недоросли. Хоть язык его заплетался, а глаза съезжались к переносице, я не сомневался, что уж меня-то он перестреляет, а вот Уильяма — не знаю. Но если выпадет случай им сразиться — ставить буду на друга, ибо в нем уверен.