Легко ли быть одной? - Туччилло Лиз - Страница 30
- Предыдущая
- 30/102
- Следующая
Едва сев за столик, я с места в карьер спросила Томаса:
– Встречался ли ты с итальянкой и давала ли она тебе когда-нибудь пощечину?
Он расхохотался.
– За что я тебя люблю, Джулия, так это за то, что ты тоже не очень-то умеешь вести светские беседы. Это наша с тобой общая черта.
Из всего сказанного я услышала только, что он за что-то там меня любит.
– У меня было несколько итальянок, но они никогда не давали мне пощечин. Думаю, они просто знали, что француз может дать пощечину в ответ.
– Такое впечатление, что итальянские мужчины воспринимают это как должное.
– Ничего об этом не знаю и сомневаюсь, чтобы им это нравилось. Но я тоже слышал, что такое случается довольно часто.
Я покачала головой.
– Замечательно. – От одного бокала красного вина я уже слегка опьянела.
У Томаса зазвонил мобильный. Пока он слушал собеседника на другом конце линии, выражение его лица вдруг стало озабоченным.
– А теперь, пожалуйста, успокойся. Ты не должен этого делать. Прекрати немедленно! Я сейчас приеду. Да.
Я подумала, что, возможно, это его жена интересуется, когда он собирается вернуть свою задницу в Париж. Томас опустил телефон.
– Это Лоренцо. Угрожает броситься вниз с балкона своей квартиры.
Я схватила жакет и сумочку, и мы быстро вышли.
Когда мы зашли в квартиру Лоренцо, он был в смятении. Он плакал, и было похоже, что он всю ночь не спал. На полу валялись осколки нескольких разбитых тарелок.
– Сегодня она сама мне позвонила, Томас. Она не была рассержена, она не встречается ни с кем другим, она просто больше не хочет быть со мной. Она сказала, чтобы я перестал ей звонить! Все кончено! Все действительно кончено!
Лоренцо схватился за свои длинные нечесаные темные волосы, сел в кресло и зарыдал. Томас присел на подлокотник и нежно положил руку ему на плечо. Затем Лоренцо вдруг вскочил, так резко, что пуговицы полетели во все стороны, сорвал с себя рубашку и швырнул ее на пол, оставшись в белой футболке.
– Я покончу с собой. Просто чтобы она знала.
Я не очень понимаю, зачем ему нужно было это делать обязательно в футболке, но это отвлекло наше внимание. Тем временем Лоренцо подбежал к балкону и распахнул двери. Томас побежал за ним и, схватив его за руку, попытался затащить обратно. Лоренцо вырвался и ринулся к окну. Томас поймал его. Они оба покатились по полу. Затем Лоренцо пополз в направлении окна, а Томас схватил его за ногу. Лоренцо старался лягнуть Томаса по голове и плечам другой ногой.
– Basta[40], Лоренцо!
– Оставь меня в покое, оставь меня в покое!
– Что мне делать? Может, позвать на помощь? – вмешалась я.
Томасу удалось усесться на Лоренцо верхом. Картина была нелепая: неистово мечущийся Лоренцо теперь лежал на спине, а Томас сидел у него на животе и громко увещевал его:
– Прошу тебя, Лоренцо, это уже слишком. Я не слезу с тебя, пока ты не успокоишься. Я имею в виду, пока ты не успокоишься по-настоящему. Пожалуйста.
После нескольких минут такой борьбы порывистое дыхание Лоренцо стало ровнее.
– Э-э-э… может быть, принести кому-то из вас стакан воды? – спросила я, не придумав ничего лучше.
Оба удивленно посмотрели на меня и кивнули. Я побежала на кухню и набрала два стакана воды из-под крана. Томас выпил свой, продолжая сидеть сверху на Лоренцо. А Лоренцо каким-то образом умудрился сделать это, все еще лежа на полу.
Лоренцо попытался – или сделал вид, что попытался, – выброситься из окна из-за женщины. Было ли это сумасшествием? Из-за любви начинают войны, ставят на кон судьбы целых империй. Поют песни, слагают стихи – все из-за любви. С исторической точки зрения это чувство представляется очень даже реальным. В тот момент, глядя на Томаса, который сидел сверху на Лоренцо и который спас его, трудно было удержаться от мысли, что Томас – совершенство. Трудно было не спроецировать на него все мои надежды, желания и домыслы. Томас был отчаянный, интересный, он был способен и глазом не моргнув успокоить своего безутешно рыдающего друга. Он также оказался способен завалить его на пол не хуже какого-нибудь защитника в американском футболе. Томас был прекрасным другом и полностью реализовавшим себя мужчиной.
Как это ни смешно звучит, но, когда дело доходит до любви, когда это происходит на самом деле, это действительно воспринимается как физическое падение[41]. И мне хотелось прочувствовать каждый миг этого ощущения и потеряться в нем. Почему бы нет? Прежде чем я сообразила, что делаю, и прежде чем успела себя отговорить, я подбежала к Томасу, опустилась на колени рядом с ним, обняла его и горячо поцеловала в губы. Лоренцо, взиравший на все это снизу вверх, зааплодировал.
– Brava Americana[42]. Ты уже начинаешь кое-что понимать.
Я быстро поднялась на ноги. Глядя на меня, Томас сиял; он был горд собой.
– Понимаете, я просто попыталась как-то снять напряжение, – сказала я, пятясь от них.
– Нет! Не смей портить все своими извинениями. Нет, – приказал Лоренцо, по-прежнему лежа на полу. – Ты была bellissima[43]. Si.
Может, и bellissima, но теперь я ужасно смутилась. Интересно, знает ли Лоренцо жену Томаса? Скольких женщин он видел, которые так же бросались бы на Томаса? А тот вообще хотел, чтобы я его целовала? С мозгами в качестве направляющего компаса у меня не было шансов потерять себя в любви. Я пошла на кухню и налила еще один стакан воды – на этот раз уже себе.
Подняв глаза, я увидела, что Томас смотрит на Лоренцо и что-то строго говорит ему на итальянском. Лоренцо что-то ему ответил, и, похоже, это его успокоило. Томас медленно встал с пола. Лоренцо тоже медленно поднялся на ноги и спокойно сел на диван.
Чтобы исключить какие-либо неожиданности, Томас дал приятелю дозу волшебного лексомила, и минут через двадцать Лоренцо уже мирно спал.
Необычно притихшие, мы возвращались к нашему отелю. Наконец Томас нарушил молчание:
– Итак, моя дорогая Джулия, очень жаль говорить это, но, думаю, мне пора уезжать. Полагаю, с Лоренцо все будет хорошо, а свои дела я здесь уже закончил.
Так вот она, реакция на мою драматическую сцену. Теперь ему необходимо покинуть город. Ужасно стыдно так унизиться. Я поставила себя в дурацкое положение и поняла – так увлекаться мне совершенно не идет.
– О, ну конечно. Все правильно. Что ж, спасибо! Спасибо за все.
Я надеялась, что это прозвучит бодро, старалась быть похожей на француженку и сохранять достоинство. Разумеется, это должно было когда-то закончиться, и, разумеется, произойти это должно было в самое ближайшее время. И убиваться по этому поводу не стоило. Мы опять шли мимо Колизея. Рим – это просто какое-то безумие. Ты ходишь по нему, болтаешь, переживаешь бог весть о чем, а затем вдруг поворачиваешь голову, и – опаньки – «Привет, вы только что перенеслись на две тысячи лет назад!»
– Сколько еще ты здесь пробудешь? – спросил Томас.
– Точно не знаю. Мне нужно решить, куда ехать дальше. – Мне и вправду нужно было более тщательно спланировать свою поездку.
Мы стояли и долго смотрели на Колизей, такой древний, сияющий огнями.
Томас повернулся и взглянул на меня.
– Итак, мисс Нью-Йорк, расскажите же мне, что сейчас творится в вашей заполненной мыслями голове?
– Ничего.
– Что, правда? Почему-то мне в это не верится.
– Понимаешь, я просто чувствую себя несколько глупо, вот и все. Я хочу сказать, что поцеловала тебя, потому что думала, будто мне нужно попытаться отдаться чувствам, как все мне здесь говорят. Но выглядит это как-то тупо. Во-первых, ты женат, и ты такой красивый и обаятельный, что у тебя, должно быть… Просто не хочется казаться совсем уж дурой…
- Предыдущая
- 30/102
- Следующая