Цент на двоих. Сказки века джаза (сборник) - Фицджеральд Фрэнсис Скотт - Страница 4

Лоботряс зашел в лавку и приобрел воротничок. Затем он неторопливо направился к аптеке «Воды Сэма», перед дверью которой, как и в любой из летних вечеров, стояло три или четыре экипажа, а между ними туда и сюда сновали маленькие негритята с пломбиром и лимонадом.

– Привет, Джим.

Голос раздался откуда-то снизу: Джо Эвинг и Мэрилин Уэйд сидели в автомобиле. На заднем сиденье находились Нэнси Ламарр и какой-то незнакомец.

Лоботряс небрежно прикоснулся к своей шляпе:

– Привет, Бен… – И после краткой паузы добавил: – Добрый вечер!

И он все так же неторопливо продолжил путь к гаражу, на втором этаже которого находилось его жилище. Его «добрый вечер» адресовался Нэнси Ламарр, с которой он заговорил впервые за последние пятнадцать лет.

Губы Нэнси вызывали в памяти первый поцелуй, у нее были темные глаза и иссиня-черные волосы, доставшиеся ей по наследству от матери, родившейся в Будапеште. Джим часто видел ее на улицах, она всегда, как мальчишка, держала руки в карманах; он знал, что за ней, как и за ее лучшей подругой Салли Кэрролл Хоппер, на всем протяжении пути от Атланты до Нового Орлеана тянется целый шлейф разбитых сердец.

Всего на несколько мгновений, но Джим пожалел, что не умеет танцевать… Затем он рассмеялся и, уже дойдя до своей двери, снова начал негромко напевать:

В половине десятого Джим и Кларк встретились у аптеки и оттуда в «форде» Кларка отправились в сельский клуб.

– Джим, ну как поживаешь? – просто так, чтобы скоротать путь в пахнущей жасмином ночи, спросил Кларк.

Лоботряс задумался.

– Ну, – после паузы сказал он, – живу в комнате над гаражом Тилли. Я ему немного помогаю с машинами по вечерам, и он с меня денег не берет. Иногда подрабатываю на его такси, за чаевые. Так вот и кормлюсь.

– И хватает?

– Ну, у него и днем есть куча работы – особенно по воскресеньям; есть у меня, правда, еще кое-что, но я стараюсь не рассказывать. Ты небось забыл, но я все еще лучше всех в этом городе играю в кости! Теперь меня уже заставляют метать из стакана, потому что как только я беру их в руки – считай, я выиграл.

Кларк понимающе ухмыльнулся:

– А я никогда не мог выбросить, сколько надо. Хорошо бы ты как-нибудь сыграл с Нэнси Ламарр и выиграл бы все ее деньги! Она играет с парнями и проигрывает больше, чем ее папочка ей выдает. Я даже слышал, что месяц назад она продала фамильное кольцо, чтобы расплатиться с долгами.

Лоботряс уклончиво промолчал.

– Белый дом на улице Вязов все еще твой?

Джим покачал головой:

– Продан. Дали хорошую цену, учитывая, что район уже не тот. Адвокат присоветовал все вложить в акции. Но тут тетя Мамми тронулась, так что все проценты уходят на лечебницу.

– Н-да…

– На Севере у меня есть дядя, и я думаю поехать к нему, как только соберусь. У него отличная ферма, вот только работать там некому. Он как-то просил меня приехать и помочь, но я так и не собрался. Там чертовски тоскливо… – Неожиданно он заговорил о другом: – Кларк, я тебе весьма признателен за приглашение, но – честно – будет лучше, если ты прямо вот здесь остановишься и я пойду домой.

– Чушь! – хмыкнул Карл. – Хоть немного развеешься. Можно даже не танцевать – просто выйдешь на площадку и немножко повертишься.

– Чего? – встревожился Джим. – Только не вздумай подходить со мной к девушкам и исчезать, чтобы я потом, как дурак, шел танцевать!

Кларк рассмеялся.

– Имей в виду, – продолжал Джим, – что если ты не поклянешься, что ничего такого не будет, я вот прямо здесь выхожу и на своих двоих чешу обратно до Джексон-стрит.

После непродолжительного спора они пришли к соглашению о том, что Джим, во избежание приставаний со стороны особ женского пола, наблюдает разворачивающееся действо с безопасного расстояния, а именно со скамейки в углу, а Кларк при этом имеет право проводить рядом с ним все время, свободное от танцев.

И в десять вечера лоботряс, скрестив ноги и старомодно сложив руки на коленях, пытался выглядеть так, будто ему не впервой и даже скучновато смотреть на танцующих. На самом же деле его застенчивость боролась со жгучим интересом к происходящему вокруг. Он смотрел, как из гардеробной друг за другом возникали девушки, прихорашивавшиеся, как яркие птицы, бросая невинные взгляды своим «дуэньям», затем, быстро обводя взглядом зал, они одновременно пытались оценить обстановку и реакцию этой «обстановки» на их появление; после чего, снова как птицы, они приземлялись и оседали в крепких объятиях поджидавших их кавалеров. Салли Кэрролл Хоппер, блондинка с томным взглядом, была в своем любимом розовом и блистала, как утренняя роза. Марджори Хайт, Мэрилин Уэйд, Гарриет Кэрри – все те девушки, которых он встречал, слоняясь в полдень по Джексон-стрит, в этот час, с аккуратно уложенными бриллиантином локонами, нежно подсвечивавшимися приглушенным светом люстр, казались ему таинственными незнакомками, похожими на розовые, голубые, красные и золотые фигурки из дрезденского фарфора, только что вынутые из печи и уже стоящие в витрине магазина.

Так он просидел полчаса. Периодические визиты оживленного Кларка, сопровождавшиеся ободряющим хлопком по колену и «Привет, старичок, ну как ты тут?», радости не прибавляли. Его узнавали, здоровались, некоторые даже останавливались переброситься парой фраз, но он понимал, что для всех было сюрпризом само его присутствие здесь, и он даже вообразил, что для некоторых этот сюрприз был неприятным. А в половине одиннадцатого все его смущение неожиданно улетучилось, происходящее вдруг приобрело интерес и он совершенно забыл о себе: из гардеробной вышла Нэнси Ламарр.

На ней было платье из желтого органди, состоявшее, казалось, лишь из сотен острых уголков, трех рядов оборок и большого банта сзади; вокруг нее вспыхивали фосфоресцирующие черные и желтые лучи. Лоботряс широко распахнул глаза, ему стало трудно дышать. Она задержалась в дверях, ожидая своего кавалера. Джим узнал его: это был тот самый незнакомец, которого он видел вечером рядом с ней в машине Джо Эвинга. Он смотрел, как она, подбоченясь, что-то тихо ему сказала и рассмеялась. Мужчина рассмеялся вместе с ней, и Джим внезапно почувствовал болезненный укол какого-то незнакомого чувства. Между парой, казалось, проскользнул какой-то луч, как прекрасная стрела с того солнца, которое еще минуту назад согревало и его. Лоботряс внезапно ощутил себя сорной травой под плетнем.

Через минуту к нему подошел румяный и сияющий Кларк.

– Привет, старичок, – в который уже раз за вечер воскликнул он, – ну как ты тут?

Джим ответил, что он тут вполне себе ничего.

– Пошли со мной, – скомандовал Кларк. – Я тут кое-чего раздобыл, и это будет гвоздь программы!

Джим неуклюже последовал за ним через весь зал и вверх по лестнице, в гардеробную, где Кларк извлек из кармана фляжку с безымянным напитком соломенного цвета:

– Из настоящей кукурузы!

Рядом уже стоял поднос с имбирным элем. Такой мощный нектар, тем более «из настоящей кукурузы», всегда лучше работает с чем-нибудь покрепче сельтерской.

– Ну что, дружище, – уже потише произнес Кларк, – Нэнси Ламарр сегодня великолепна?

Джим кивнул.

– Очень красива, – согласился он.

– Сегодня она нарядилась для проводов, – продолжал Кларк. – Видел с ней парня?

– Высокий? В белых брюках?

– Точно. Это Огден Меррит, из Саванны. Старый Меррит владеет заводом, выпускает безопасные бритвы. А сынок просто без ума от нее. Бегал за ней целый год.

– Она, конечно, та еще девчонка, – продолжал Кларк, – но мне она нравится. И не только мне. Ну да, она позволяет себе совершенно безумные выходки. Обычно выходит сухой из воды, но на ее репутации уже, наверное, места живого не найти.