Трущобы рабочих районов (СИ) - Крамер Дмитрий - Страница 13

- Пожалуйста, не спрашивайте... - я готов заплакать, и она оставляет меня в покое. Возможно, в этом и была наша с ней ошибка. Мне нужно было рассказать, а ей нужно было из меня всё вытрусить. Экономка выходит и вскоре возвращается с моим скромным двухнедельным жалованием.

День проходит как обычно, только он более тихий, чем всегда. Эта тишина, она не снаружи, она сегодня родилась в моей голове и заразила весь мир. Я погружен в себя, стараясь не думать, что мне придется скоро отсюда уйти, мне страшно.

К вечеру меня в комнате ждет Стефано. Его губы поджаты, и я понимаю, что он хочет мне что-то сообщить, что-то такое, что должно задеть меня. Неужели именно таким будет наш последний разговор?

- Я сегодня узнал, что не все мальчики так же безжизненно относятся к сексу, как и ты...

Я отворачиваюсь к окну и только вздыхаю. Какая же ты сволочь, Стефано. Уже успел погулять с кем-то.

- Иди к своим мальчикам.

- Тебе не интересно узнать подробности? - юный аристократ разочарован моей безэмоциональностью. А что он хотел? Ревности? Да, Стефано, мне теперь только и ревновать.

- Мне плевать, уйди...

Мальчишка в ответ молчит. Я оборачиваюсь, и вижу его удивление, досаду и даже что-то наподобие испуга.

- Ты меня разлюбил?

- Да, разлюбил, - я натягиваю на себя нечто подобие улыбки, но он не верит, что я мог к нему остыть.

- Кристофер, но этого не может быть...

- Может. Я думал, в тебе есть душа. Но я ошибся. В таких как ты есть только воспитание и избалованность, - я горько усмехаюсь. - Ты не умеешь дружить, не умеешь любить. Ты заставил меня тебе отдаваться, зная, что мне тяжело морально и физически заниматься тем, что я делал на панели. Мне тяжело это делать с тобой. Каждый вечер, каждый вечер, когда мы расставались, я чувствовал себя испачканным. А тебе было плевать! Ты хотел удовлетворить свой интерес и похоть, хотя видел, что у меня даже не стоит. Что я бессилен. А, значит, мне не может быть это приятно! А когда я тебе об этом сказал, ты решил меня проучить, а заодно еще понабраться опыта. И у тебя хватает наглости мне заявить об этом! - я замолкаю, молчит и Стефано. Мальчик, кажется, готов заплакать, только мне еще хуже. - Уйди. Я не знаю тебя, мы больше не знакомы...

- Прости меня, Кристофер, - мой бывший друг делает навстречу ко мне несколько шагов, но я его останавливаю.

- Ты мне противен, неужели не ясно? - мой тон становится совсем злым, таким Стефано меня еще не видел. Я не даю ему ни одного шанса, да и зачем? - Уйди!

Мальчик опускает глаза и, всхлипывая, выходит из комнаты. А я падаю на кровать. Последний раз я провожу ночь в столь приличном месте. Господи, ну почему именно меня? За что? Я засыпаю с лицом, мокрым от слез, молясь, чтобы больше никогда не проснуться.

Утро серое и туманное. Где-то издалека уже разносятся гудки фабрик, а я одеваюсь, чтобы незамеченным уйти из этого дома. Я не хочу на панель, не хочу! И я теперь точно уверен, что туда не вернусь. Я слишком устал, надорвался. У меня есть немного денег. Я с утра прогуляюсь по Лондону, а потом закажу обед в какой-нибудь забегаловке, на который потрачу все деньги. Но одну монету я оставлю, я ее пожертвую в какой-нибудь собор за упокой души. А потом пойду к Темзе.

Я уже готов, я боюсь жить, а умереть, это пожалуйста. Не думаю, что в аду мне будет хуже. Это и есть ад, эта жизнь - ад!

Дом я покидаю без приключений. Пустой бульвар. Я иду медленно, куда мне спешить? Людей еще мало, немного холодно. Я заворачиваю за угол и натыкаюсь на двух амбалов. Как будто они меня тут ждали... Что им нужно? Деньги? От такого оборванца, как я? Или мое тело?

На меня сыпется удар за ударом, я чувствую, как из носа и разбитых губ течет кровь, но я не сопротивляюсь, куда мне. Одно интересно, они меня убьют, или им надоест меня калечить раньше? Смех прорывается сквозь мою тишину, их смех. Удар в больную руку. Я не выдерживаю и ору, это по-настоящему больно, а они приподнимают меня с тротуара и тащат в кеб. И только теперь я понимаю, что это ловушка от Джека. Хотя мне уже всё равно. Вот только перед смертью не пообедаю.

Глава 15

Это моя судьба. Каждый день умирать от безысходности в чреве этого серого туманного города. Я плакал, но служил ему, оправдывая свое низменное призвание, благодаря его за рождение, платя ежедневную дань, не замечая, что он пожирает меня по частям, постоянно лишая меня важного...

Сначала рука, но городу-чудовищу не понравилось мое тело, и он стал высасывать душу, которая была раньше как воздушное пирожное, как безе, белоснежное, как облака. Сама не-винность, не-виновность, не-знание, не-жность, не-приступность. А еще был стыд, кроме всего это сладкого "не". Именно оно теперь мне казалось самым важным, самой прекрасной, мерцавшей в ночи частичкой, это самое "не". Но потом оно испарилось, и черный дым фабрик проник в мою душу, отравив ее. Я исповедуюсь перед самим собой, захлебываясь кровью, отдавая городу последнюю дань. Верно говорят, кто не имеет денег, тот расплачивается собой. Я сполна испытал на себе эту истину. Это ненужное, дикое и бесполезное знание вжилось, врезалось в мою кожу, проникло до костей тонкими ржавыми иголками.

Мама! Она мне никогда не была нужна, но я теперь зову ее. Я зову не ту маму, растрепанную, вечно шатающуюся и сквернословящую алкоголичку, которая не различит меня в ряду пяти таких же мальчиков. Я зову другую, и сейчас, в этот момент жизни, когда двое амбалов монотонно бьют меня железными прутьями, я не хочу верить, что в моей жизни не было нормальной матери. Ведь вся моя история, моя жизнь - это лишь то, что в голове, в памяти. И я смотрю из глубины своих карих глаз на этих убийц и насильников в темном подвале, но я имею права в это не верить! Это неправда, я сегодня буду принцем, а моя мама, она другая, она выше всех женщин, она всем людям мама, кто она? Она Божество, и я снова и снова зову ее, не желая верить, что это я распростерт на полу, без одежды, в крови. А эти иглы, которые они в меня воткнули, в мои гениталии, они самые настоящие и я с трудом сохраняю остатки сознания, утопая в мучительной боли.

- Он зовет маму, - я слышу насмешливый голос. Хотя им жутко. Я ведь знаю, что жутко. Джек пытался со мной разговаривать, он пытался меня пугать, он говорил о своем отце, которого я убил. Он так и не увидел во мне хоть каких-то чувств по этому поводу. Их нет, и никогда не было. Может, если бы это произошло два-три года назад...

А сегодня я отвечал ему не по тексту. Он хотел услышать об отце, а я рассказывал, как часто засматривался на витрины магазинов, а меня отпугивали господа в костюмах, опасаясь, что я захочу что-то украсть. И что я думал, что в белых особняках все счастливые, но потом понял, что ежедневный стакан молока не делает никого счастливым. И даже меня, хотя я практически всю жизнь мечтал об этом. Джек в ответ свалил меня на пол и снова начал мучить. Из разбитой головы идет кровь. Между ног, внутри себя, я чувствую какую-то железную палку, которую они засунули бог знает как глубоко, порвав мне всё внутри, наверное, до самого желудка. Как я еще жив? Или, может, я не жив вовсе?