Любимый по судьбе (СИ) - Мезенцева Екатерина Юрьевна "Тринити" - Страница 13
- Предыдущая
- 13/104
- Следующая
- Пошел ты! – рявкнул я.
- Я не о том, – усмехнулся он. – Это, конечно, тебе тоже нужно, но я о твоей ране, – я непонимающе на него посмотрел. – Ты же вчера голову разбил, кровь засохла, вчера не до этого было, – тихо проговорил он, смотря на костер.
Я дотронулся до своего лба, черт, больно.
- Как я ее посмотрю? – насупился я. – Тут даже зеркала нет!
- Боже… – простонал он. – Почему я застрял здесь именно с тобой?!
Он поднялся со своего места.
- Это твоя кара, – фыркнул я, тоже вставая.
- Пошли.
Он завел меня в палатку.
- Шапку сними, – бросил он, роясь в сумке. – Зная, твою маму, она должна была положить хоть зеленку…
Я попытался снять шапку, но боль резко усилилась.
- Ром, больно, – всхлипнул я.
- Твою ж мать, – рявкнул он. – Это же так глупо – реветь, когда слезами ничего не исправишь! – он поднялся на ноги и приподнял край шапки. – Ты же мужик, почему ноешь как баба?!
- Слезы – это слова, которые не может произнести сердце или душа, – надменно проговорил я. – Мама всегда так говорила, а еще она говорила, что плакать это не страшно. Страшно, когда человек не умеет плакать! Тогда он совершенно бездушный!
- Какой же ты… – простонал он. – Шапка прилипла из-за крови, – вздохнул он. – Подожди, воды принесу, на вот, разорви пока, – он кинул мне мою футболку.
- Так бинт же есть, – удивился я.
- Пока побережем его, – проговорил он, уже возвращаясь с котелком. – Дай сюда, – фыркнул он, вырывая футболку из моих рук. – Что, даже это сделать не можешь?! – рявкнул он.
- Хватит орать на меня, – прошипел я, терпя прикосновение горячего куска бывшей футболки к своему лбу. – Я понимаю, что ты ненавидишь меня, мою маму и отца, но сейчас, – я зло посмотрел на него. – Чтобы у тебя была возможность и дальше ненавидеть нас, нам нужно работать вместе, чтобы выжить! – он исподлобья посмотрел на меня. – Я все понимаю, – продолжил я уже немного спокойнее. – Ты был маленьким ребенком, у которого не заслуженно отобрали мать, а потом еще и отец вот так отвернулся. Об тебя просто вытерли ноги, рассмеялись над твоими чувствами! Твоя любовь и искренность никому оказалась не нужна, – я посмотрел ему в глаза. – А потом еще и удивлялись: «Почему ты таким стал?», «Что с тобой?», «Почему ты охладел ко всем?». Я все понимаю, – повторил я. – Но сейчас… Нам нужно забыть об этом на время.
Ромка был растерян и зол, он с силой надавил на мою рану, заставляя меня зашипеть.
- Я же просил тебя не лезть ко мне в душу, – тихо, но от этого еще страшнее, проговорил он. – Чего ты ко мне привязался?! Нет у меня ни чувств, ни души! Отвалите!!!
- Я тебе уже говорил, если ты будешь делать мне больно, то тебе самому легче не станет, – проговорил я, морщась от боли.
Ромка стянул с меня шапку, стал промывать саму рану.
- Достаточно всего лишь научиться улыбаться, – тихо и неожиданно проговорил он после долгого молчания. – Тогда все будут видеть в тебе лишь жизнерадостного человека…
Я удивленно на него посмотрел.
- Но это же не так… – осторожно проговорил я. – Ты не чувствуешь радости, ты только притворяешься, чтобы никто не смог снова сделать тебе больно.
Он лишь пожал плечами.
- Вы все ищите во мне только грязь, – фыркнул он. – А как говориться, кто ищет, тот всегда найдет, – он улыбнулся, но улыбка не затронула его глаз. – Да и мне смешно от этого, – усмехнулся он.
- Почему? – спросил я.
- Вы ведь ищите во мне то, чем сами полны, – фыркнул он. – Не вам меня судить!
Я пристально на него посмотрел. Он, действительно, так считает… Я тоже полон грязи для него?
- Самое ахуенное в этой жизни, знаешь что? – улыбнувшись, спросил он, беря какую-то мазь и разрывая футболку на ленточки.
- Что? – отозвался я.
- Быть бесчувственным. Никто тебя не может обидеть, задеть, оскорбить, – пожал он плечами. – У тебя нет чувств – тебе похуй, – я отвел взгляд.
Очень на него похоже, он просто отгородился от всего мира, закрылся от него.
- Это то к чему и тебе нужно стремиться, – усмехнулся он, насмешливо посмотрев на меня. – Люди издеваются над чувствами других людей и называют это любовью, – рассмеялся он. – Я этого не хочу. А вот ты идеальный кандидат для подобной мишени.
- С чего это? – нахмурился я.
Ромка стал забинтовывать мою голову.
- Ну как же, – усмехнулся он. – Депрессивный, все принимаешь близко к сердцу, полюбому влюбчивый, – он приподнял правую бровь в насмешке. – Тебе очень легко сделать больно. Если ты не мазохист, в чем я очень сомневаюсь, то должен избегать подобного.
- Я не мазохист. Но и бесчувственной сволочью становиться не хочу, – фыркнул я. – В этой жизни все можно пережить, пока есть для кого жить, кого любить, о ком заботиться и кому верить…
Он рассмеялся.
- Еще и наивный, – проговорил он.
- Разве это так плохо? – тихо спросил я. – Разве плохо стремиться видеть только хорошее в людях? – я спрятал взгляд, но ответа ждал с нетерпением.
- Может и не плохо, – вздрогнув, ответил он. – Но… Все не всегда так, как мы хотим, – с трудом проговорил он, не сводя с меня взгляда.
Я посмотрел на него. Ромка был растерянным, его глаза бегали по палатке, словно не могли за что-то одно зацепиться.
- Ром…
Он ехидно улыбнулся мне.
- Ну все, я тебя подштопал. Еще что-то болит?
Я прислушался к себе.
- Вроде нет… – отозвался я.
- Вот и хорошо, – хмыкнул он. – Было бы хреново потратить все сразу на тебя.
Я тут же насупился.
- Если бы не я, то этого вообще не было бы, – фыркнул я.
- Не ты, а твоя мама, – рассмеялся он.
- Не важно.
Я пристально осмотрел его.
- А у тебя? – он в этот момент убирал все обратно в сумку.
- А? – не понял он.
- Ну, ты сам как? – спросил я, чувствуя себя неловко.
Он снова задрал бровь, а потом рассмеялся.
- Все нормально, – заверил он меня. – Я же не плакса, как ты.
- Причем тут это? – разозлился я. – Если есть рана, то может быть заражение, нужно обработать!
- У меня все хорошо, – фыркнул он, отворачиваясь от меня.
- Побывал в аварии, прошел через зимнюю тайгу и абсолютно цел? – не поверил я. – Дай я посмотрю…
- Петь, я не гей, даже не пытайся… – ядовито усмехнулся он.
Я задохнулся от возмущения.
- Я тоже не гей!!!
- Ага, по тебе видно, – хмыкнул он.
Я схватил свою куртку, а потом выбежал из палатки.
Бесит! Как же он меня бесит!!!
Ноги бежали без моей воли, они несли меня подальше от этого недоноска, да простит меня его мать. Я бежал, холодный воздух разрывал легкие, в ушах по сто раз звучала его насмешка.
Чем я заслужил подобное?! Почему он настолько жесток?? Под ногами был лед. Тут есть речка??
- Эй!!! – услышал я крик.
- Пошел вон! – заорал я, мотая головой, стараясь вытрясти его голос из нее.
- Да стой ты, придурок, – меня повалили в снег, я больно ударился о лед. – Куда ты собрался?? – орал он.
- Подальше, – рявкнул я, пытаясь сбросить его с себя. – От тебя, от твоей злости и жестокости, понял?! Проваливай, ты не нужен мне!!!
- Ага, убежал, даже сумку с собой не взял, – тяжело дыша, проговорил он. – Долго б протянул??
- Лучше сдохнуть, чем быть с тобой рядом! – кричал я. – Отпусти меня, слезь!
- Не ори, – рявкнул он, впечатывая меня лицом в снег. – Всех животных созовешь своим ревом!
Я притих, но вырываться продолжал.
- Отпусти… – выдохнул я, когда силы меня оставили.
- Успокоился? – хмыкнул он, слезая с меня.
Я встал на ноги и не уверенной походкой снова пошел в сторону от него. Меня схватили за шкирку и поволокли обратно.
- Какой же ты идиот, – проговорил он.
- Отпусти! – взвыл я.
Ромка подтолкнул меня к костру, заставляя сесть, сходил в палатку и накинул на плечи одеяло. Оказывается, я убежал не так далеко, как думал.
- Какие у тебя признаки депрессии? – спросил он, тоже садясь на бревно, напротив меня. – Тебе, наверное, к врачу нужно, из-за все произошедшего?
- Предыдущая
- 13/104
- Следующая