Окно на северную сторону (СИ) - "Mia_Levis" - Страница 87

В конце концов, Авиан решил, что больше никогда не станет возвращаться к этому вопросу. Элиан родился в браке с Эльманом, носил его фамилию, общался с его родителями. И недавно, когда сын впервые спросил, где его отец, оказалось, что гораздо легче объяснить трехлетнему малышу, что отец наблюдает за ним с небес и вообще является его ангелом-хранителем, чем пытаться рассказать правду. Как оформить такую правду доступно для маленького ребенка? Авиан не знал, поэтому решил, что, возможно, расскажет сыну все, когда он вырастет. Или не расскажет... Кто знает, как там дальше сложится судьба.

Когда Элиану исполнился год, Авиан начал по-настоящему оживать. Он уже не чувствовал себя живым мертвецом, не ходил неприкаянно из угла в угол. Он ощущал в себе достаточно энергии, чтобы покинуть наконец-то стены дома и заниматься чем-нибудь еще, кроме регулярной смены подгузников.

Как же хорошо Авиан помнил тот вечер, когда за ужином сказал родителям, что хочет вернуться в университет. Да, он, будучи вдовцом, не нуждался ни в чьем разрешении и имел право самостоятельно распоряжаться своей жизнью. Да, их страна наконец-то стояла на пороге реформ, в воздухе уже звучали первые, еще пока робкие, призывы пересмотреть как права, так и обязанности омег. По большому счету Авиан не нуждался в одобрении с юридической точки зрения, но вряд ли бы он тогда действительно решился на такой ответственный шаг без родительской поддержки. Но они идею одобрили, Кристиан лишь пошутил, что вряд ли их семье удастся уже хоть чем-то шокировать публику. В любом случае, к пересудам за спиной все они давно привыкли...

Авиан был единственным омегой на своем курсе юридического факультета. С однокурсниками он почти не общался. И, честно говоря, был безмерно этому рад: среди бет он снискал славу чудака, они посмеивались за спиной, считая, что юриспруденция слишком сложная наука для омеги, подверженного постоянному влиянию гормонов. Как же неприятны были эти комментарии! Но Авиан научился проглатывать обиду; он не искал друзей, а получал необходимые знания. Что касается альф, то преимущественное большинство из них казалось Авиану нелепыми мальчишками - все их проявления внимания он пресек на корню. Это было несложно, стоило только рассказать, что он вдовец с маленьким ребенком на руках, и они сами разбежались. Единственным его другом стал Эрнест: альфа не пытался понравиться, был себе на уме. Наверное, они сошлись, потому что оба стали своеобразными изгоями - омега и альфа, который не стремился доказывать свое превосходство.

В то время Кристиан всерьез взялся за личную жизнь Авиана. Конечно, папа руководствовался сугубо благими намерениями, но его бурная деятельность не раз выходила Авиану боком. Все эти свидания зачастую воспринимались как неприятная обязанность, попытка окончательно вернуться к полноценной жизни. Он был молод, его сын нуждался в отце, поэтому он ходил на эти свидания. Но с таким же энтузиазмом Авиан посещал и самую скучную лекцию.

Кристиан старался, стоит отдать ему должное. Сначала он знакомил Авиана с самыми успешными сотрудниками отцовской фирмы. Зрелые альфы постоянно сменяли друг друга: менялись цвета костюмов и галстуков, марка автомобиля, на котором они приезжали, предпочтения в еде, музыке, кинематографе, литературе. Но отношение не менялось... Все они относились к Авиану со снисхождением, как к мальчишке, у которого затянулся подростковый период, и именно поэтому он так рано родил, поступил в университет. Именно поэтому, считали они, Авиан не хихикает, не опускает в ложной стыдливости взор в пол, - потому что бунтует против своей сути. Но Авиан не бунтовал. Омежьи уловки действительно были ему отвратительны. Он не получал от них удовольствия, как Тони. Он не умел наступать себе на горло для достижения собственных целей, как часто поступал Кристиан. По сути, он так и остался бетой в теле омеги. И чем старше Авиан становился, тем явственнее проступали его "неправильные" качества, мешающие ему завести стандартные, правильные отношения.

Вскоре Кристиан отказался от идеи свести Авиана с серьезным альфой. Вместо деловых бизнесменов в их доме все чаще появлялась разношерстная творческая тусовка города. Лысые и кудрявые, полные и тощие, болтливые и угрюмые, в косухах, в спортивных штанах, на мотоциклах и на метро - Авиан не мог вспомнить и половины субъектов, которые тогда были ему представлены. Многих Авиан не заинтересовал. Таких Кристиан быстренько выпроваживал. Списывал, как испорченный товар. Большинство не заинтересовали Авиана. Да, среди интеллигенции и творческой богемы было на порядок больше альф, которые спокойно или даже с одобрением относились к стремлениям и желаниям Авиана, но... Но все же не цепляли, и поделать с этим он ничего не мог. Было, правда, двое мужчин, с которыми Авиан пытался познакомиться ближе.

С одним альфой Авиан общался несколько месяцев. Его звали Август, он был беден, словно церковная мышь, но его, кажется, это совершенно не смущало. Он чувствовал себя замечательно в съемной комнатушке, где не было ни единой чистой поверхности. Годовой слой пыли, окурки, гнилые воняющие объедки и разноцветные кляксы масляной краски покрывали голый пол, дырявый матрас и расшатанный столик в углу. В этой комнатушке было нечем дышать, жирные крысы чувствовали себя там полноправными хозяевами и в первый раз Авиан был шокирован и смущен. Воспитание велело ему похвалить жилище, но в этой дыре не было ни малейшей зацепки, поэтому он продолжал стоять на пороге, неловко переминаясь с ноги на ногу. Потом, будто очнувшись, принялся разуваться, но смех Августа его прервал. Альфа втянул его за руку, не слишком-то вежливо пихнул на грязный матрас и швырнул ему банку теплого пива. В тот первый раз Авиан не поймал. Во второй - получилось.

Август был художником. Это не приносило ему прибыли, но явно доставляло удовольствие. Авиан не был знатоком живописи, но по его скромному мнению Август рисовал очень достойно; уж точно лучше, чем множество современных художников, полотна которых Авиану доводилось видеть. Однажды он даже предложил ему помочь финансово - устроить выставку, чтобы тому удалось приобрести какие-то полезные знакомства, найти потенциальных заказчиков. Август отмахнулся, заверив, что станет известным и без помощи "золотого мальчика". Авиан тогда почти обиделся, ведь он предлагал от чистого сердца... Но Август умело отвлек его внимание: предложил нарисовать ему портрет.

С того дня Авиан часто позировал; он получал какое-то особое удовольствие от редких одобрительных комментариев альфы. Наверное, это было тщеславие. Наверное, ему должно было быть стыдно. Но стыда Авиан не испытывал. В конце концов, он не сделал ровным счетом ничего: не строил глазки, не пытался понравиться. И уж если Август говорил, что Авиан - чудесный натурщик, сомневаться в этом не приходилось. Он не лукавил.

Так и проходили их встречи: сначала Август рисовал, потом они смотрели какой-то старый черно-белый фильм, потягивая мерзкое дешевое пиво. Иногда Август скручивал косяк и тогда в комнатушке стоял сладковатый сизый дымок. Несколько раз Авиан тоже затягивался: а почему бы и нет? Эта приятная рассеянность и легкость в голове нравились ему. Впрочем, как только проходило действие травки, становилось тревожно. Это какой-то другой Авиан, из параллельной реальности, мог бы жить так: он бы выкуривал косяк каждое утро, пинал бы обнаглевших крыс, предложил бы Августу нарисовать его обнаженным, а потом бы трахался с ним просто на полу, с ног до головы перепачканный краской. Настоящий Авиан не мог, потому что каждый вечер возвращался к маленькому ребенку, потому что он не был двадцатилетним парнем, имеющим право на любые безрассудства. Он был двадцатилетним вдовцом, ответственным за благополучие сына.