Сеятели смерти. Задание — Токио - Айронс (Эронс) Эдвард Сидни - Страница 28

— Мне такая возможность казалась вполне логичной, милый.

— Угу, логичной, — повторил я, вынул ключ из замка багажника и перебросил ей. — Вставь ключ в зажигание, куколка!

Когда она отвернулась, я вытащил из кармана небольшой металлический предмет и приставил его к днищу, прежде чем захлопнуть багажник. Полковник Старк, наверное, немного удивится, обнаружив свой радиомаяк на другом автомобиле, однако я надеялся, что, когда радар выведет его сюда, он поймет этот безмолвный намек и поищет хозяина поврежденного седана. У него ведь гораздо больше, чем у нас, возможностей что-ни-будь разузнать, хотя у меня не было особой веры в его успех. Мадам Линь, без сомнения, хорошо замела следы.

И все же это была хоть какая-то зацепка, которая в случае нашей неудачи помогла бы распутать клубок. Я подошел к раскрытой дверце, возле которой стояла Вадя, и увидел, что она, перегнувшись через руль, роется в бардачке.

— Какая, однако, пикантная для женщины поза! — заметил я. — Что-нибудь нашла?

Вадя помотала головой и, подавшись назад, обернулась. Она бросила на меня довольно пристальный взгляд, а потом мельком взглянула на закрытый багажник, точно подозревая, что пропустила нечто очень важное. Но я счел возможным не сообщать ей о своих манипуляциях. Ее тяга к международному сотрудничеству, вероятно, не распространялась на британцев. Вообще-то говоря, я даже сомневался, что эта тяга у Вади настолько сильна, чтобы сделать меня своим партнером на постоянной основе.

Это сомнение укрепилось после того, как я нашел багажник «мерседеса» пустым. То есть в нем не было маленьких блондинок, живых или мертвых, но не было в нем также никакого багажа — в грузовик, который увез команду Линь, ничего не переносили. А такая шикарная женщина, как мадам Линь, вряд ли приехала бы в Лондон без, по крайней мере, одного чемодана, набитого туалетами.

Все это говорило о том, что она вовсе не прибыла с юга, обогнав нас в пути, как на том настаивала Вадя, а, напротив, спешила к нам на перехват откуда-то из окрестных мест, так что ей не было нужды брать с собой сумку с туалетными принадлежностями. Возможно, мадам Линь и в Лондоне-то не появлялась в течение многих месяцев и не занималась похищением людей. В конце концов, единственным человеком, который убеждал меня в обратном, была Вадя…

Вадя предложила остановиться где-нибудь на ночь, мотивируя свое предложение тем, что если мы не выкроим несколько часов для отдыха, то вряд ли сохраним хорошую форму для решения возникших серьезных проблем. Я не поверил ее аргументам, но не стал с ней спорить. Место, выбранное нами для ночлега, хотя и именовалось «отелем», представляло собой двухэтажный горный пансионатик под покатой крышей, который располагался вдали от проезжей дороги в лощине, рядом с мелководным быстрым ручьем. Похоже, это пристанище использовалось двояким образом — для рыболовов летом и для лыжников зимой. В лощине росло несколько деревьев, отчего этот клочок земли казался более безопасным по сравнению с мрачного вида болотами и горными грядами.

На парковке стояло около дюжины автомобилей. Великое множество черномордых шотландских овец пощипывало траву вокруг отеля. Более лохматых созданий я в своей жизни на видывал— они были похожи на блуждающие стога сена. Ближайшие к нам животные прервали свою трапезу и глубокомысленно наблюдали, как мы паркуемся и заходим в отель. Портье, облаченный в твидовый костюм, сдал нам на ночь номер на втором этаже и сообщил, что ванная находится в конце коридора, время ужина уже началось, а завтрак подают в половине восьмого утра. Здесь, как и везде в Британии, стоимость завтрака включалась в стоимость номера.

Я заприметил телефонную будку под лестницей и, пока Вадя осваивала душевую в конце коридора, отправился вниз звонить. Я без труда дозвонился до нашего лондонского связника, однако, когда я представился ему, используя условный код, он заявил, что я ошибся номером. Сие означало: повесь трубку, да побыстрее, пока тебя не засекли, и никогда больше сюда не звони.

Я повесил трубку и, нахмурившись, побрел обратно на второй этаж. Правда, нельзя сказать, что к такому повороту событий я не был готов. По телефону полковник Старк произвел на меня впечатление служаки, который недолго думая направил по инстанциям рапорт с осуждением моих действий— реальных и воображаемых — при том, что одновременно снабдил мой автомобиль приборчиком радиослежения. По моим догадкам, Маку не хотелось сейчас вступать со мной в беседы, потому что он получил от вышестоящего начальства указание во имя сохранения англо-американской дружбы сделать нечто, что делать ему вовсе не улыбалось, а именно: заставить меня смотреть нашим британским союзникам в рот, предлагая свои скромные услуги, лишь бы это позволило им заполучить нашего Макроу в качестве дрессированного поросенка.

Это обычный выход из сложных официальных ситуаций. В конце концов, система подпольной связи печально известна своей ненадежностью, и тебе возбраняется перезванивать человеку, с которым не удалось связаться с первого захода. Так что я не особенно-то удивился тому, что меня «лечили», меня смутил тон, которым назначали лекарство. В своем предыдущем сообщении я задал несколько вопросов. Даже если наш человек в Лондоне не считал свою линию чистой, он вполне мог шифром намекнуть, где и когда я смогу получить запрашивавшуюся информацию. А то, что он дал мне без разговоров от ворот поворот, не предложив никакого альтернативного варианта связи, означало, что ответа на мой запрос нет и не предвидится. Я был предоставлен самому себе.

Когда я вернулся в номер, Вадя стояла перед большим зеркалом и расчесывала волосы, строя в зеркало недовольные гримаски. Она взглянула на меня через плечо.

— Ты куда ходил?

— Сказать тебе правду или солгать?

— О, ну конечно, солги! Ложь всегда куда более забавна, чем правда. Скажи, что ты спускался запереть машину и вовсе не собирался никому звонить.

Я только усмехнулся. Вадя в последний раз попыталась придать своей прическе безукоризненный вид, поморщилась, отбросила расческу и, подойдя ко мне, обвила мои плечи руками. Я не без удовольствия отметил, что она опять надела туфли на высоком каблуке. По моему разумению, женщинам в теннисных тапочках лучше оставаться на теннисном корте, где им в такой обуви самое место. Она выглядела довольно хорошо, если учесть, что последние двадцать четыре часа не снимала верхней одежды. Она каким-то образом ухитрилась удалить все следы дневных приключений с черного хлопчатобумажного платья. Хотя ее черные кружевные чулки получили пару пробоин за время автопробега, материал, из которого они были сделаны, явно не полз так же легко, как простой нейлон, чем идеально подходил для дамы нашей профессии, — темный, прочный и сексапильный. О каком ином чулочно-колготочном изделии может мечтать женщина-агент?

Не опуская рук, она томно заглянула мне в глаза и сказала:

— Я в тебе разочаровалась, милый. Мне так грустно! Вот мы здесь, вновь одни после двух долгих и пустых лет, но ты ни на минуту не можешь расслабиться. Ты все что-то обмозговываешь, планируешь, втихаря бежишь к телефону. Разве мы не можем хотя бы на эту ночь забыть, что мы — агенты, и подумать только о себе и о нашей любви?

Я издал восхищенный возглас.

— Ты великолепна, Вадя! Как же красиво это у тебя получается!

Она рассмеялась.

— Конечно! У меня большой опыт. Но у меня это получилось бы еще лучше, если бы мне удалось чего-нибудь поесть и выпить. Слушай, я умираю с голода!

Существует мнение, пущенное, я так думаю, французами, будто англичане плохие кулинары. С давних Шр приученный к мясу и картошке, я не клюю на эту клевету. Правила потребления спиртного на этом острове не поддаются осмыслению: даже если вы на совершенно законных основаниях заказываете себе мартини, это воспринимается здесь как неслыханное святотатство, но вот еда всегда оказывается более чем подходящей моему неизощренному вкусу. Возможно, правда, что я сужу с пристрастием, ибо имею слабость к белым скатертям и отличному обслуживанию, кои здесь практически всегда получаешь в придачу к пище — даже в далеком шотландском высокогорье.