Колодец с живой водой - Мартин Чарльз - Страница 17

Внезапно меня пронзила мысль о двойственности жизни, которую я вел. О том, что я ухитрялся делить себя между двумя мирами. Что одной ногой я стоял по одну сторону границы, а другой – по другую, да и самой границы для меня как будто не существовало. Безразличие стало моей повседневной философией, и я почти не замечал, что творит моя левая рука. До сегодняшней страшной ночи… И только при виде окровавленных бинтов на лице двенадцатилетней девочки я понял, что мой темный мир решительно вторгся в нормальную жизнь и что я обязан что-то с этим сделать.

Я еще раз поцеловал Марию, вытер глаза и быстро вышел в коридор.

Уже когда я на борту «Бертрама» покидал Майами, мне почудился запах засохшей крови, но я никак не мог определить его источник. Я обнюхал каждый уголок рубки, пока не догадался, что кровью пахнет от моих часов. И действительно, под ремешком, на задней крышке, я обнаружил пятно засохшей крови. Пришлось промыть их с порошком в морской воде. Пятно я смыл, но запах остался.

Похоже, теперь мне до конца жизни суждено пользоваться ванильной настойкой.

Если между мной и Маршаллом и было что-то общее, так это любовь к хорошему кофе. И он и я были по отношению к этому напитку настоящими гурманами – с изрядной примесью снобизма. Как бы там ни было, что-то человеческое просыпалось в папе Пикеринге только тогда, когда мы обсуждали тот или иной сорт. Должно быть, именно в процессе наших совместных поисков абсолютно лучшего кофе я начал постигать смысл выражений «органолептические характеристики», «влияние натуральных удобрений», «справедливая цена», которыми оперировал босс. Очень скоро я выучил и названия крошечных африканских и южноамериканских ферм, производящих кофе-бобы, и смог беседовать с Маршаллом на равных. Мы сравнивали сорта кофе как ценители вин сравнивают вино с различных виноградников. Порой могло даже показаться, будто мы оба побывали на каждой из этих ферм лично – настолько подробно мы обсуждали состав местных почв, условия освещенности и качество воды, хотя на самом деле мы всего лишь покупали выращенные там зерна и пропускали сквозь них кипящую воду. Все изменилось, когда Маршалл Пикеринг взялся за дело всерьез, предприняв собственное исследование, для чего было нанято несколько профессиональных дегустаторов, химиков и специализировавшихся на выращивании кофе агрономов. Не успел я оглянуться, как оказался в самолете, летевшем в Центральную Америку. Как выяснилось, папа Пикеринг не только отыскал место, где рос лучший в мире кофе, но и решил на этом как следует заработать.

Возможно, во всем были виноваты наши вкусовые рецепторы, однако и мне, и ему больше всего нравился никарагуанский кофе. А лучший никарагуанский кофе, по нашему мнению, выращивали на склонах дремлющих вулканов на северо-востоке страны. Маршалл утверждал, что в нем присутствует «аромат земли» – уж не знаю, что он при этом имел в виду, но звучало красиво. Я же называл никарагуанский напиток божественным нектаром – не слишком оригинально, зато мне казалось, что это словосочетание наиболее точно передает тот вкусовой букет, который я находил в этом напитке.

Все сказанное вовсе не означает, будто мы с Маршаллом стали друзьями – людьми, которых объединило увлечение кофе. Ничего подобного. Своего босса я видел все так же редко, но еще реже я видел его дочь. А самое скверное заключалось в том, что за прошедшие месяцы я основательно выдохся. Ни сил, ни желания и дальше работать в фонде Пикеринга у меня уже не осталось, и я начал потихоньку искать способ выскользнуть из шестеренок механизма, который меня перемалывал. Самому себе я напоминал хомяка, который из последних сил бежит и бежит внутри приделанного к клетке колеса, но выбраться не может, потому что колесо вращается слишком быстро.

И все это время я продолжал метаться между Нью-Мексико и Техасом, между Аризоной и Оклахомой, между Канадой и Аляской, занимаясь главным образом нефтепоисковыми исследованиями и правами на добычу, а также представляя интересы одной из «папиных» компаний, которая изготавливала гоночные покрышки для болидов «Формулы-1». Каждый новый день я встречал в новом отеле, зачастую – на другом конце страны. Порой мне даже казалось, что Маршалл нанял специального человека, а то и двух, чтобы они занимались моим деловым расписанием и выдумывали для меня все новые и новые задания. Как бы там ни было, я перемещался с места на место так быстро, что мое тело часто прибывало в город на два дня раньше, чем моя душа.

Точно так же я метался и по странам Центральной Америки, где, как показали проведенные специалистами Маршалла исследования, десятки, если не сотни вулканических извержений столетиями удобряли почву пеплом и редкими химическими соединениями, извергнутыми из земных глубин. Минеральные соли и питательные вещества слой за слоем укладывались на склоны горной гряды Лас-Каситас, смешиваясь с перегноем и создавая уникальные условия для выращивания кофе. Ни в каком другом уголке земли ничего подобного не было. Сложные химические соединения не только способствовали быстрому росту растений, но и путем естественного всасывания перемещались из взрыхленной почвы сначала в высаженные местными крестьянами стебли кофейных кустов, а потом попадали и в сами зерна, услаждая собой мои и Маршалла вкусовые рецепторы.

На протяжении почти полутора месяцев я не слезал с мотоцикла, носясь по пыльным дорогам Центральной Америки. Мне необходимо было точно выяснить, кто и какой кофе здесь производит, каковы на вкус основные сорта, чем они отличаются и как попадают на рынок. Коринто, Чинандега, Леон – из каждого города я звонил Аманде и предлагал сесть в самолет и прилететь ко мне хотя бы на выходные, но папа Пикеринг следил не только за моим расписанием. Для Аманды он тоже придумывал множество неотложных и важных дел. Больше того, в девяти случа из десяти Брендан как бы случайно заходил в кабинет Аманды как раз в тот момент, когда она разговаривала со мной. «Передай от меня привет нашему «звездному мальчику», Аманда!»… Я уже слышать не мог эти слова. Они приводили меня в бешенство.

Похоже, из всей нашей компании лучше всех играл в покер именно Брендан.

Стараясь справиться с гневом и отвлечься от мыслей о гигантском колесе, с которого мне никак не удавалось спрыгнуть, я тщательно изучал всю производственно-торговую цепочку, которая, в соответствии с местными традициями, состояла из множества звеньев. Производитель, посредник, еще один посредник, люди, которые получали процент с доходов второго посредника, полиция, которая понемногу щипала всех, кого могла, чиновники и политики, которые получали деньги за «консультации», состоявшие на самом деле в том, что они служили связующим звеном между местными оптовиками и международной дистрибьюторской сетью, а также судоходные и транспортные компании, которым тоже доставалось кое-что сверх оговоренной контрактом суммы… Пожалуй, еще никогда в жизни я не видел отрасли столь же коррумпированной и неэффективной, как никарагуанское кофейное производство. Коррупция пронизывала всю цепочку, но больше всех страдал от нее именно производитель, то есть полунищие крестьяне, которые и выращивали кофе-бобы. В среднем никарагуанский кофе продавался на оптовом рынке США по цене чуть больше двух долларов за фунт. Из этой невеликой суммы собственно крестьянину – да и то при определенном везении – доставалось от силы десять центов.

Да-да, вы не ослышались. Десять центов, и не более того.

А потом настал день, когда я узнал о существовании кофейной компании «Синко Падрес».

Лет тридцать назад, в самый разгар кровопролитной никарагуанской революции, общие трудности заставили пятерых крестьян, владельцев небольших ферм, забыть о личных разногласиях и объединиться, чтобы не лишиться того немногого, что у них еще осталось. Под предводительством одного энергичного человека по имени Алехандро Сантьяго Мартинес эти пятеро крестьян создали производственную компанию «Синко Падрес» («Пять отцов» в переводе с испанского), которая сумела избавиться от паразитов-посредников. Сам Алехандро владел довольно большой, по местным меркам, кофейной плантацией на склоне бездействующего вулкана, где, как я впоследствии узнал, и рос лучший в Никарагуа кофе. По слухам, Алехандро создавал свою плантацию по частям, в течение многих лет приобретая один за другим крохотные клочки земли, находящиеся в непосредственной близи от образовавшегося в кратере вулкана озера. Вдоль границ каждого участка Алехандро высадил сотни манговых деревьев, так как считал, что между ними и кофейными кустами существует тесная связь. По его представлениям, манго должны были придавать кофе вкус и аромат своих плодов, а кофейные кусты, в свою очередь, делали манго еще вкуснее. Не знаю, так ли было на самом деле (и насколько подобное вообще возможно с научной точки зрения), однако, попробовав выращенный на плантации Алехандро «Кофе Манго», я сразу понял, что ничего подобного я в жизни не встречал.