Колодец с живой водой - Мартин Чарльз - Страница 61

– Ты выйдешь за меня?

Теперь я часто думаю, что не такого предложения она хотела. Ни одна девушка или женщина не хочет, чтобы предложение руки и сердца оказалось настолько сдержанным, коротким и… осторожным. Должен ли я был опуститься на одно колено? Осы́пать ее цветами? Спеть серенаду? Наверное. Для женщин подобные мелочи имеют огромное значение. Тем не менее она улыбнулась, сжала кольцо в руке и поцеловала меня. До сих пор я иногда чувствую на губах соленый, как морская вода, вкус того поцелуя. К сожалению, тогда я не понимал, что Шелли просто смирилась с ситуацией, в которой она была вынуждена брать что́ дают.

Иногда мне хочется, чтобы на этом история закончилась.

Но она не закончилась, а я не сразу понял, что невольно лишил Шелли такого предложения руки и сердца, которое полностью соответствовало бы ее ожиданиям и, одновременно, навсегда закрыло бы дверь для воспоминаний о катастрофе предыдущего брака. Муж ей изменял, был невнимателен, груб, холоден и постоянно врал. В конце концов он попался, и Шелли с ним развелась, но горечь в душе осталась, как осталась боль от нанесенных им ран. Должно быть, она надеялась, хотя никогда не говорила об этом вслух, что я сумею ее исцелить. Этот процесс мог бы начаться уже тогда, на берегу, сделай я предложение «по всем правилам», то есть в соответствии с ее идеализированными, наивно-романтическими представлениями о том, каким должен быть «удачный» брак. Я сам взрастил в ней подобные представления и иллюзии, но дело кончилось тем, что я обманул Шелли, лишив того, о чем она так мечтала.

И боюсь, что я обречен поступать подобным образом до конца своих дней.

Неподалеку от северного побережья Бимини – ярдах в двухстах от пляжа – выступает из воды на шесть-восемь футов плоская скала из желтоватого песчаника размером с рыболовный катер. Некоторые считают, что это один из обломков погребенного под водой древнего города атлантов. Мы с Шелли частенько переплывали на этот крошечный остров, ловили лангустов или отдыхали, распластавшись на почти идеально ровной поверхности, а потом – так же вплавь – возвращались на берег. После моего не слишком удачного предложения Шелли заявила, что мы должны зарегистрировать наш брак прямо на пляже. Лучше всего – на нашей излюбленной скале, и чтобы все гости были босиком. Исключение она согласилась сделать только для муниципального чиновника, которого, впрочем, еще предстояло уговорить покинуть свою пыльную конторку и зарегистрировать нас на голой скале посреди океана. Мы встретимся на пляже и вместе поплывем к скале, сказала Шелли. Гостей должно быть немного – только самые близкие. Она имела в виду, разумеется, Гека, Колина, Маргерит и детей, которые, впрочем, уже не были детьми в полном смысле этого слова. За те несколько месяцев, что мы были знакомы, Шелли успела близко узнать моих «родственников» и полюбить их. Особенно теплые чувства она испытывала к Марии и даже учила девочку заплетать «французскую косу» и печь шоколадное печенье с кокосовой стружкой. Иными словами, семейство Спекторов играло в наших жизнях важную роль, и, конечно, Шелли хотелось, чтобы друзья разделили с нами наш праздник. С помощью некоторой суммы мне удалось довольно быстро убедить чиновника из муниципалитета позабыть об общепринятых нормах и зарегистрировать нас не в конторе, а на пляже. После этого оставалось только назначить дату. Мы подумали и решили, что на все приготовления одного месяца хватит нам за глаза.

Так и получилось, что день свадьбы совпал с моим сороковым днем рождения.

На следующий день после решающего объяснения с Шелли я с утра пошел в хижину Гека, чтобы проведать друга и сообщить новости. Обычно еще шагов за десять до его дверей я начинал чувствовать запах кофе и табачного дыма, но сегодня утром неподвижный теплый воздух не пах ни тем, ни другим, и я невольно забеспокоился.

– Гек?..

Нет ответа.

Я снова позвал его, на это раз громче. И снова ни звука в ответ.

Я бросился вперед.

Гек лежал в постели. Ноги торчали из-под простыни, на обнаженной груди курчавились седые волосы, взгляд был устремлен на океан за окном. Он не пил кофе и не курил – только неотрывно смотрел на восток, где над Атлантикой вставало умытое утреннее солнце. Едва увидев старого друга, я понял, что Гек «сбросил карты». Он был еще жив, но мне было ясно, что старик больше никогда не выйдет в море.

Я сел рядом с ним, и глаза Гека повернулись в мою сторону, хотя голова осталась неподвижной. С явным усилием улыбнувшись, он прошептал:

– Ну, наконец-то… Я… – Он хотел добавить еще что-то, но это потребовало от него такого напряжения сил, что в груди Гека что-то екнуло, и он раскашлялся. Жестокий приступ продолжался до тех пор, пока на губах Гека не проступили кровавые пузыри. Только после этого кашель пошел на убыль, однако еще несколько минут мой старый друг жадно ловил ртом воздух, пытаясь отдышаться. Наконец он выпил глоток воды и тут же попросил свернуть ему сигарету. Я пытался возражать, но Гек прошептал:

– Ты все еще считаешь, что курение меня убьет?..

Я кое-как свернул сигарету, раскурил и вставил ему в приоткрытый рот. Гек затянулся, потом тлеющая сигарета прилипла к его губе и там повисла. Он был бледен, каждый вздох давался ему с трудом, и я подумал: Гек держался из последних сил, дожидаясь, пока я приду, держался, чтобы сказать мне на прощание какие-то важные слова.

Я поправил подушку у него под головой, взял за руку, и Гек с благодарностью кивнул и улыбнулся слабой стариковской улыбкой. Его когда-то могучие мускулы словно сдулись, широкая грудная клетка провалилась, и даже мозоли на руках, которым было как минимум несколько десятилетий, уже не казались такими твердыми. Жизнь уходила из него, утекала стремительным потоком, пока не осталось всего несколько капель.

– Я хочу попросить тебя об одолжении, Чарли… – Голос Гека был едва слышен, и я наклонился к нему.

– Конечно. Говори, я все сделаю.

Его взгляд снова устремился за окно, на океан, который подкатывался чуть не к сáмым ступенькам его заднего крыльца.

– Я хочу, чтобы ты… – слабый взмах рукой, – … похоронил меня в море. Рядом с моей женой.

Я сглотнул. Кивнул.

Гек похлопал ладонью по листкам бумаги, лежавшим рядом с ним на кровати.

– Здесь все… Инструкции… Координаты… Завещание. – Он положил бумаги себе на грудь и закрыл глаза. – Я все оформил как надо… подписал. – Гек качнул головой и снова взглянул на меня. – К тебе никаких претензий не будет… Ты – единственный близкий родственник, который у меня остался.

Я осторожно вынул сигарету, стряхнул пепел и снова поднес к его посиневшим губам. Гек глубоко затянулся, задержал дым в легких, выдохнул.

– Смотри, не упусти эту девчонку… – Он качнул головой. – Негоже… оставаться одному. А ты был один с тех пор, как я тебя узнал. – Гек легонько постучал пальцами по моей груди, и я кивнул, думая о своих потерях, к которым вот-вот должна была прибавиться еще одна. У меня отняли еще одного человека, которого я любил.

– Ты… я… она… – продолжал Гек. – Мы все нужны друг другу.

Я почувствовал, что по моей щеке катится слеза. Гек ее тоже заметил, и уголки его губ поползли вверх.

– Приятно узнать, что у тебя все-таки есть сердце.

Я свернул еще одну сигарету, прикурил от окурка старой и дал Геку. Он с признательностью улыбнулся, сделал затяжку, потом сосредоточился на своем дыхании. Тонкие струйки дыма сочились из его ноздрей. Наконец Гек протянул мне бумаги, закрыл глаза и, взяв мою руку в свою, положил себе на грудь. Я отчетливо ощутил, как его грудь замерла на полувдохе, а потом медленно опустилась. Тело расслабилось, табачный дым поднялся изо рта и ноздрей и растекся над кроватью невесомым серым облачком. Я ждал нового вдоха, но его не последовало. Гек больше не шевелился, и я откинулся назад, ловя губами, вдыхая, вбирая в себя еще теплый и горький дым.