Колодец с живой водой - Мартин Чарльз - Страница 85

Вот почему я молчал: сначала потому, что не знал, что́ говорить, а потом – потому что молчание казалось мне лучшим ответом, который не мог никому повредить.

Но Лина считала иначе. Точнее, она нашла свой ответ на мое молчание. Поднявшись, она шагнула ко мне и поцеловала – сначала в щеку, а потом, заключив мое лицо в ладони, в уголок рта, и наконец в губы. Этот последний поцелуй был особенно долгим, и я почувствовал, какие мягкие и теплые у нее губы. Какие они нежные, манящие. Я наслаждался их прикосновением, но спор, который я вел с самим собой, стал только еще яростнее. Что-то во мне по-прежнему хотело спасти Лину от меня.

Я знал, а она – нет, в чем причина нараставшей в моей груди боли.

Наконец Лина с видимой неохотой отстранилась, напоследок мазнув меня по губам подушечкой большого пальца, и улыбнулась мечтательной, довольной улыбкой.

– Я хочу, чтобы ты знал, – прошептала она. – Я никого не целовала с тех пор, как умер мой муж. Почти десять лет… Сначала мне просто не хотелось, а потом… потом я долго не могла найти человека, который бы этого заслуживал. И вот теперь нашла.

Развернувшись, она пошла в дом, а я смотрел ей вслед, смотрел на ее прямые плечи, на нежную шею, на которой, как я точно знал, трепещет и бьется невидимая в темноте тонкая синеватая жилка, на плавные очертания бедер, на изящные лодыжки. Лина отнюдь не звала меня за собой, и в то же время ей не хотелось, чтобы я отвернулся. Она просто позволяла мне смотреть на себя, давая мне возможность увидеть и оценить в ней женщину, и я почему-то подумал, что и этого она тоже не проделывала много-много лет.

Внезапно мне пришло в голову, что теперь я могу лучше понять природу моих отношений с Амандой и Шелли. Похоже, в их основе лежало мое подсознательное желание утолить собственную боль, не быть одному, не сожалеть о прошедшем. Конечно, я не был к ним полностью безразличен. По-своему, я даже любил их, и любил достаточно глубоко. Наверное, я потянулся к Аманде и Шелли не из одних только эгоистических побуждений, однако и этих последних тоже хватало, и теперь мне было ясно, что чувства, которые я к ним испытывал, чувства, которые лучше всего описать словами «глубокая привязанность», объяснялись в первую очередь соображениями удобства, чистой географией и моими собственными нуждами. Сейчас, глядя, как Лина поднимается по ступенькам внутренней лестницы, я не мог с абсолютной уверенностью сказать, что люблю ее. Я даже не мог сказать, что именно я к ней чувствовал и когда это началось, но в одном я был уверен: это чувство было не таким, как раньше. Оно было ДРУГИМ, и хотя и Аманде, и Шелли я когда-то говорил, что люблю их, теперь мне стало совершенно ясно, что на самом деле настоящей любовью там и не пахло.

Значит, я их обманывал.

И себя тоже.

Но это больше не имело значения.

Я еще долго сидел возле бассейна, глядя на серебрящийся под луной океан. Было почти два часа ночи, когда я наконец собрался идти спать, но прежде, чем вернуться в дом, я зачем-то подошел к краю бассейна и ненадолго замер. Ночь была очень тихой, и в этой тишине я отчетливо услышал, как под чьей-то ногой хрустнула ветка. Потом послышались тяжелые, шаркающие шаги и глухой стон. Насторожившись, я поспешно отступил в тень и вскоре заметил темную фигуру, которая появилась из-за угла дома и неверным шагом стала подниматься по лестнице, ведущей к бассейну. На последней ступеньке человек покачнулся и вынужден был схватиться за перила. Я уже двигался к нему, когда пришелец нелепо взмахнул руками и, сделав еще один шаг, головой вперед рухнул в бассейн.

Когда я оказался рядом, темная фигура плавала в бассейне лицом вниз, а вокруг нее расплывалось в воде темное облачко крови.

Громко зовя Лину на помощь, я прыгнул в бассейн. Поднырнув под Сэла, я схватил его за плечи и развернул лицом вверх. Удерживая голову парня над водой, я подтащил его к бортику. К тому моменту, когда мы оказались у металлической лесенки, Лина уже спустилась вниз и включила возле бассейна свет. На мгновение ее встревоженное лицо показалось над поручнем лестницы, но не успела опасть ее взметнувшаяся от быстрого движения юбка, как Лина уже исчезла.

Не без труда я вытащил Сэла из воды и уложил на каменные плиты площадки. Вид у него был самый плачевный: лицо разбито, мочки ушей, ноздри и другие места, где когда-то был пирсинг, разорваны и кровоточили, а оба глаза заплыли. Над одним глазом я разглядел глубокое рассечение, еще одна ссадина была под другим глазом. Одно плечо Сэла казалось недавно вывихнутым, во всяком случае, оно располагалось значительно ниже другого, а одну из татуировок на предплечье Сэла словно пытались срезать бритвой вместе с куском кожи. Одну руку Сэл даже в забытьи прижимал к туловищу, и, задрав ему рубашку, я увидел, что всю грудь парня покрывали черно-синие кровоподтеки. Правая нога тоже была повреждена, два пальца на руке распухли (один из них, похоже, был сломан), но это было еще не самое худшее.

Осторожно повернув Сэла на бок, я увидел глубокую и длинную, как от удара ножом, открытую рану, которая начиналась на животе и заканчивалась почти на спине. Края ее воспалились – в рану явно попала инфекция, к тому же она продолжала кровоточить, а импровизированная повязка, которую Сэл соорудил из какой-то тряпки и бумажных полотенец и засунул под рубашку, почти не помогала. Судя по меловой бледности лица и кожных покровов, парень потерял очень много крови, и я удивился, как он нашел в себе силы добраться до особняка.

Лина вернулась к тому моменту, когда я окончательно удостоверился, что Сэл жив. Точнее, пока жив. Он бредил, поминутно теряя сознание, а когда снова приходил в себя, бормотал слова, разобрать которые я не мог.

Лина начала с того, что пощупала пульс на шее Сэла, потом приподняла ему веко и проверила реакцию зрачка. Осмотрев синяки и другие повреждения, включая рану на животе, она озабоченно покачала головой:

– Он очень ослаб, да и рана воспалилась… Организм еще борется с инфекцией, но, если ему не помочь, мальчик может погибнуть. – Показывая на лицо, руку и живот Сэла, Лина добавила: – На раны придется наложить больше ста швов, но с этим можно подождать. Главная наша проблема – большая потеря крови. Конечно, лучше всего было бы как можно скорее доставить его в больницу, но… – Она подняла вверх палец. – Но, если Сэл совершил что-то противозаконное, коста-риканская полиция отправит его в местную тюрьму, и тогда его родители, какими бы богатыми они ни были, больше никогда его не увидят.

Я согласно кивнул и, глядя на струйку крови, продолжавшую сбегáть по лицу Сэла, достал из кармана мобильный телефон. Опустившись на корточки, я стал набирать номер Колина. Одновременно я говорил, точнее, рассуждал вслух:

– Колин может прибыть сюда через час. У него свой самолет. Он сядет либо в ближайшем аэропорту, либо прямо на шоссе в нескольких милях отсюда. Сейчас ночь, на дороге никого не будет, и ничто не помешает Колину снова взлететь, как только мы перенесем Сэла на борт.

Стоило мне произнести эти слова, как рука Сэла поднялась и обхватила мою руку с мобильным телефоном. Не выпуская моей кисти, парень отрицательно покачал головой и попытался что-то сказать, но я разобрал, что́ он говорит, только с третьего раза.

– Не поеду домой.

Я наклонился к самому его лицу:

– Тебе нужна медицинская помощь, Сэл. Врач, понимаешь? Иначе ты можешь умереть.

Он кивнул, потом снова покачал головой:

– Не поеду… – Его голова откинулась назад, но пальцы по-прежнему сжимали мою руку.

Я как раз размышлял, как переубедить Сэла, когда Лина тронула меня за локоть:

– Если поблизости есть аптека, я куплю там все, что может нам понадобиться, чтобы довезти его до Леона. В Леоне мы положим Сэла в больницу при соборе. Там ему окажут всю необходимую помощь, хотя на полное выздоровление может потребоваться время.