Колодец с живой водой - Мартин Чарльз - Страница 97

Вода у меня под ногами была холодной, и я счел это обнадеживающим признаком. Правда, глина, забившая шахту, стала достаточно влажной, почти полужидкой еще неделю назад, но на ощупь она была лишь немногим холоднее окружающего воздуха. Вода, в которую я погрузился по щиколотку, была чуть не ледяной, словно в горном ручье, а когда я зачерпнул ее ладонью, то увидел, что она почти прозрачна.

Опустившись на колени, я стал водить рукой над дном колодца, надеясь на ощупь определить место, где выбивается из камней тонкая струйка. Увы, мне не удалось отыскать ключ, зато я определил, что там, где я стоял, вода была заметно холоднее, чем в других частях колодца.

Прежде чем продолжать работу, я задумался, как мне поступить с ломом и кувалдой. Я не исключал, что меня может отделять от водоносной жилы всего один вывороченный камень. В этом случае мне пришлось бы достаточно поспешно эвакуироваться, бросив инструмент, а я этого делать не хотел. Лом и кувалда могли годами ржаветь на дне колодца, отравляя воду и людей, которые будут ею пользоваться, поэтому я решил, что не стану их отвязывать, хотя это и было не совсем удобно. Покрепче затянув узлы на ремнях, удерживавших инструменты, я снова задумался о том, что произойдет, когда я пробьюсь сквозь глину и камень. Знать что-либо наверняка я, конечно, не мог, и все-таки меня не покидало ощущение, что вода ударит из-под моего лома таким мощным фонтаном, что на бегство мне останется всего несколько секунд. Но делать было нечего, оставалось только положиться на крепкие руки Пауло и помощь Сэла, которую тот сможет ему оказать.

Расставив пошире ноги, я точно посередине нащупал острием лома какую-то щель и, крепко ухватив кувалду за огрызок рукоятки, несколько раз примерился, желая точно знать, насколько широко я могу размахнуться и не попаду ли себе по рукам в случае промаха, что было более чем вероятно.

Но я слишком долго мешкал. Вспомнив, что люди наверху хотят пить, я в последний раз поправил лом, устанавливая его как можно вертикальнее, и с силой размахнулся. Должно быть, мое положение все же было недостаточно устойчивым, поскольку в последний момент я покачнулся и вынужден был опустить руку с занесенной кувалдой мимо расплющенного навершия лома. Инерция тяжелой головки оказалась такой сильной, что я не устоял на ногах и упал на одно колено. Кувалда опустилась в воду, обдав меня брызгами, но я не обратил на это внимания. Мой взгляд непроизвольно упал на противоположную стенку, точнее, на гладкий, словно обтесанный камень, на котором были вырезаны какие-то слова. Я не смог сразу разобрать надпись, поскольку бороздки в камне частично забились глиной. Мне понадобилось несколько минут, чтобы с помощью завалявшегося в кармане гвоздя расчистить буквы и прочитать надпись.

Высеченные на камне слова заставили меня улыбнуться. Подписи внизу, естественно, не было, но я знал, кто мог выбить здесь эти буквы. Промыв камень водой, я еще раз прочел слова, которые могли бы стать девизом, выгравированным на гербе Алехандро Сантьяго Мартинеса: «Agua de mi corazоn». «Вода моего сердца».

Поначалу я хотел извлечь камень из стены, чтобы отдать Лине, но он оказался частью гранитного монолита. Такая работа была не под силу и самому Микеланджело. Надписи было суждено навсегда остаться на дне колодца, и, поразмыслив, я решил, что так будет правильнее. Жалел я лишь о том, что не могу ее сфотографировать, обычно я не расставался с мобильным телефоном, но в колодце было так сыро и холодно, что я решил поберечь электронную игрушку и оставил ее в машине.

Что ж, подумал я, пусть это будет наш с Алехандро секрет.

Потом я снова вспомнил о том, что, пока я тут предаюсь сентиментальным размышлениям, кто-то из друзей Лины – и Алехандро Мартинеса, если на то пошло, – может не выдержать и начать пить грязную воду из ручья. Мне следовало поторопиться, и я снова установил лом, размахнулся кувалдой и ударил изо всех сил, вгоняя его в щель между камнями.

Ничего.

Я немного подождал, подумав о том, что воде, возможно, нужно время, чтобы подняться наверх.

По-прежнему ничего.

Я взял левее и ударил снова. Безрезультатно. Еще два удара также не дали результатов. На дне колодца царила мертвая тишина – ничто не журчало, не булькало и не капало. Я нанес пять или шесть ударов подряд. Потом еще двадцать, но камень поддавался неохотно, и я попробовал отыскать место получше. На протяжении следующих полутора часов я перепробовал несколько мест, которые казались мне наиболее перспективными, но добился только того, что моя левая рука покрылась синяками и ссадинами, когда молоток соскальзывал (хорошо, обошлось без перелома), а правая заныла от усилий. Но сильнее боли было разочарование. Я был уверен, что вода где-то рядом; больше того, за прошедший час ее уровень заметно поднялся, так что от холода у меня ломило уже не ступни, а ноги до колен, но найти место, откуда она поступала, мне никак не удавалось, хотя я опустился на четвереньки и заново обшарил все дно. Похоже, я ошибся, когда решил, что вода поднимается снизу: повсюду подо мной была лишь кое-где прикрытая глиной твердая скальная порода, справиться с которой мог разве что отбойный молоток или хороший заряд взрывчатки.

Выпрямившись во весь рост, я прислонился спиной к стене и, запрокинув голову, стал смотреть вверх. Устье колодца казалось отсюда просто световой точкой размером с булавочную головку. На дне было очень холодно, и я не сразу почувствовал, что мне за шиворот что-то течет.

Обернувшись, я увидел, что прямо под камнем, на котором Алехандро высек свою надпись, есть небольшое углубление, которое – и это совпадение поразило меня – находилось как раз на уровне сердца. Ощупав его изнутри, я сразу понял, что камень в углублении немного не такой, как камни вокруг. Он был пористым, более мягким, чем окружавший его гранит со следами подтески твердым резцом. Постепенно до меня дошло, что на самом деле это просто глубокая щель в скале, в которую забились глина и мелкий гравий.

И сквозь эту глину сочилась чистая, как слеза, вода!

Недолго думая, я ударил в щель острым концом лома как копьем. Бить было неудобно, но лом сразу ушел довольно глубоко, и я увидел, как по нему тонкой струйкой побежала вода. Еще один удар, и вода брызнула мне в лицо. Оставив лом, я выхватил из-за пояса молоток, которым работал раньше, и начал острым концом расчищать щель, собираясь убрать закупорившую ее глину.

Как выяснилось мгновение спустя, это была не самая удачная идея. Трещину в скале закрывала не глина, а довольно крупный камень, размером с шар для боулинга, который засел в ней, точно пробка в бутылочном горлышке. Глина и мелкий щебень только удерживали этот камень в дыре, как раствор удерживает кирпич в стене. Орудуя ломом, я пробил глину, расшатал камень, и теперь одного-двух движений молотка оказалось достаточно, чтобы он вылетел из своего гнезда, едва не попав мне в лицо. В следующее мгновение из стены ударила мощная струя воды, которая с силой толкнула меня в грудь, отшвырнув к противоположной стене. Не устояв на ногах, я упал назад и так крепко ударился затылком, что у меня потемнело в глазах. Лишь чудом я не выпустил из рук молотка. Когда же я наконец, несколько пришел в себя, то обнаружил, что сижу в ледяной воде, которая уже подбирается к моему горлу.

Вскочив на ноги, я нащупал спусковую веревку и сильно потянул. Еще полторы или две секунды, показавшиеся мне вечностью, ничего не происходило, потом веревка резко натянулась, и я почувствовал, что начал подниматься. Не успел я, однако, перевести дух, как последовал резкий рывок, и подъем остановился.

Уцепившись за веревку, я посмотрел вниз. Я висел над водой, едва не задевая ее ногами. Пауло продолжал тянуть меня наверх, но какая-то сила удерживала меня в колодце. Не прошло и нескольких минут, как вода поднялась мне до пояса, потом – до подмышек и наконец стала заливаться в ноздри и в рот. Буквально за мгновение до этого я понял, что ремень, которым были привязаны к моей «упряжи» инструменты, туго натянут. Что-то – должно быть, лом – повернулось поперек шахты и застряло, а освободиться я не мог. Для этого мне нужно было бы снова опуститься на дно, но сигнал, который я подал Пауло, означал срочный подъем, поэтому он продолжал тянуть изо всех сил, натягивая веревку и лишая меня возможности повторно просигналить ему коротким рывком, означавшим спуск.