Созвездие Стрельца - Берсенева Анна - Страница 40

Так, бесстрастно с ее стороны, они целовались минуту, две, пять… Потом Андрей почувствовал, что в Лининых плечах начинается какой-то трепет. Потом этот трепет прошел по всему ее телу, и оно выгнулось так, что ее грудь сильно прижалась к его груди. От этого у него захватило дыхание, и его поцелуи стали еще нетерпеливее.

Когда он стал расстегивать на Лине куртку и джинсы, пальцы у него дрожали и путались. Она отстранила его руки. Он замер, не понимая, что это означает, но тут она стала расстегивать все эти застежки сама, и он помогал ей. Или мешал, может… Это уже не имело значения, помогал или мешал – она ответила на его порыв, и эта победа над ее холодностью, над ее отстраненностью наполнила его таким восторгом, каким не могла бы наполнить податливость.

Так начался их роман. Если можно было назвать этим словом отношения, которые то прерывались, то восстанавливались снова. Прерывались без ссор, незаметно, и восстанавливались всегда тоже как-то естественно, будто иначе и быть не могло.

На память о той осени, кроме отношений с Линой, у Андрея остался шрам, приподнимающий бровь, и привычка всегда иметь в кармане перочинный ножик. В первую же свою поездку за границу – это был студенческий обмен с Кельнским университетом – он за огромные, просто немыслимые деньги купил настоящий швейцарский, бордовый с серебряным крестом, и никогда с ним не расставался.

Андрей еще в Чисмене заметил, что Лина выглядит как-то иначе, чем другие девчонки. Но сразу не понял, с чем это связано, тем более он так увлекся ею, что было не до мелочей. Лишь потом, уже в Москве, это стало ему понятно. В Лининой одежде, колечках и сережках, манере разговора – в ней во всей, в самой ее сущности – было то, что он условно обозначил как лоск. Даже ее холодноватое спокойствие было частью того лоска, той привычки ценить себя, которая давалась простой и очевидной вещью – ее богатством.

Богатство было, конечно, не ее, а родителей, но она пользовалась им с полным сознанием своего права это делать.

Когда Андрей понял это, их отношения не то чтобы разладились, но как-то… насторожились. Он узнал – не специально, а потому что на курсе это было многим известно, – что ее отец при советской власти работал в Совете министров, потом сориентировался в стремительно меняющейся действительности и занялся бизнесом. И не торговлей пирожками у метро, а настоящим бизнесом в химической промышленности. Вскоре он развелся с Лининой матерью, но с самой Линой отношения, наоборот, укрепил, к третьему курсу взяв ее на работу в свою фирму.

Андрей не следил за всем этим пристально, но узнавал от Лины новости ее жизни каждый раз, когда они опять сближались после более или менее длительной отстраненности – и в годы учебы, и потом, когда Менделеевка была уже окончена.

Сближения происходили бурно – не в смысле выяснения отношений, а в смысле физической тяги друг к другу, – поэтому ему бывало не до того, чтобы расспрашивать о подробностях. Он просто узнавал, что дела ее отца идут успешно, что от широты открывающихся перед деятельным человеком возможностей голову может снести, но у них с отцом не сносит…

Все это она рассказывала ему обычно в постели. Просто потому, что рассказать о своей жизни ей, наверное, хотелось сразу, а когда их в очередной раз прибивало друг к другу, то довольно долго они постель вообще не покидали – в квартире, которую отец купил ей у метро «Университет», или в тех, которые Андрей снимал после окончания учебы сначала на Сходненской, потом на Шаболовке. Поэтому все их разговоры в постели и происходили.

Пока она рассказывала, Андрей пил красное вино из круглого бокала на тонкой ножке, Линина голова лежала у него на плече, в руке она тоже держала бокал с вином, только с белым, которое любила больше красного. Слушал он ее не слишком внимательно: его память – не ума, а тела память – была заполнена картинами только что происходившего между ними, ее поцелуев, объятий, и он думал главным образом о том, что сейчас отставит бокал, возьмет второй у нее из рук и тоже поставит на пол, и все повторится снова, и снова не утолится телесный голод, который он чувствует, как только сходится с нею.

– Андрей, а почему ты не предложишь мне выйти за тебя замуж? – вдруг спросила она.

Он так удивился, что едва вино не пролил. Чуть не спросил «зачем?», да вовремя прикусил язык, чтобы не выглядеть идиотом.

Ему исполнилось двадцать восемь лет, после учебы он поменял несколько фирм, в каждой работал успешно, а в последней его недавно сделали генеральным директором. Он намеревался учиться бизнес-администрированию в Австралии и уже собирал документы для Университета в Сиднее. Меньше всего он думал о том, чтобы жениться.

– Да я как-то не думал… – пробормотал Андрей.

Тоже не слишком умное заявление, надо признать.

– А ты подумай, – сказала Лина. – У меня, знаешь… – По ее лицу пробежала тень. – У меня ведь разные были мужчины.

– Да?..

– Да. Думаешь, легко сразу понять, кто тебе нужен?

– Сразу нелегко, – усмехнулся он.

– Если бы я в семнадцать лет не встретила тебя, то и вообще не поняла бы.

Ого! Андрей такого не ожидал. Лина всегда вела себя с ним так, что у него и мысли не закрадывалось о том, что их отношения выходят за пределы взаимно увлекающего секса. Потому он, собственно, и не настаивал на непрерывности этих отношений, каждый раз сближение происходило по ее инициативе.

«Что ж ты такого про меня поняла?» – подумал он.

И, словно расслышав его мысли, Лина сказала:

– Ты решительный, у тебя интеллект, да-да, это даже в постели чувствуется, и это очень сексуально. И меня к тебе тянет.

Это последнее она произнесла с оттенком недоумения. Как будто сама не верила, что с ней такое может быть.

У Андрея это недоумения как раз не вызывало. Потому что с ним это было точно так же: его тянуло к Лине, и очень сильно. Он не мог объяснить себе, правда, почему чувствует эту тягу только в стадии их сближения, а в стадии отстранения не чувствует никакой тоски по ней или чего бы то ни было подобного.

Но вообще он не слишком об этом задумывался. Его жизнь была насыщенна. У него была интересная работа, была способность стремиться в своей работе к большему, и, поскольку внешностью природа его не обидела, были женщины, которые будоражили его и избавляли от такой вещи, как бессмысленная тяга к той, которой в данный момент нет в его жизни.

Но подспудно Андрей помнил ее всегда. Умом ли, телом ли, но помнил. И всегда готов был возобновить с ней отношения. А это что-нибудь да значит; только сейчас, после Лининых слов, он это осознал.

Надо было что-то ей сказать. То есть не просто сказать, а что-то ответить на ее предложение. Черт, что за идиотизм – женщина делает ему предложение жениться на ней! А он молчит.

– Выходи за меня, – сказал Андрей. – Выходи за меня замуж.

Он сам не понял, почему сказал это. Просто вдруг почувствовал, что это правильный шаг. Так иногда бывало в работе: он принимал решение мгновенно и по первому впечатлению спонтанно, но потом оказывалось, что оно было продуманным. Просто думал он в таких случаях особым способом. Используя большее, чем обычно, количество нейронных связей, может.

Услышав его слова, Лина расхохоталась. Андрей не понимал, что это значит.

– А я загадала, – сказала она наконец, заметив выражение его лица.

– Что загадала?

– Если ты ничего не спросишь и замуж позовешь, то будет нам счастье.

– А если нет?

Ему стало любопытно, что происходит у нее в голове.

– А на нет и суда нет. Занялись бы любовью.

Любовью они, впрочем, тоже занялись, и немедленно. Андрей приподнял Лину под мышки, посадил себе на живот, и удовольствие, которое они испытали друг от друга в следующие полчаса, неожиданно оказалось таким острым, какого они не знали прежде.

– Люблю, когда мужчина умеет быть лихим и точным одновременно, – сказала Лина, когда наконец упала головой ему на грудь и отдышалась.