Кареглазая моя (ЛП) - Клейпас Лиза - Страница 3

перенес на одну ногу – поза одновременно самоуверенная и расслабленная. Ничего

сексуальнее в жизни не видела.

– Могу взять вас с собой, как пойду туда в следующий раз. Я не прочь поделиться своим

хобби, раз у вас пока нет собственного.

Я медлила с ответом. Мысли разбегались, как стайка цыплят в детском зоопарке. У меня

создалось впечатление, что он меня куда-то приглашает. Это что… свидание?

– Спасибо, но у меня все время расписано, – наконец сказала я.

– Позвольте куда-либо вас сводить как-нибудь, – настаивал он. – Могли бы выбраться

выпить или позавтракать.

Я редко теряю дар речи, но тут только и смогла, что стоять столбом в полнейшем

недоумении.

– Вот что. – Голос его приобрел этакий ласковый и уговаривающий тон. – Я отвезу вас как-

нибудь утром во Фредериксбург, пока будет прохладно и дорога в нашем распоряжении.

Остановимся, купим кофе и... И я свожу вас на поляну, всю сплошь в васильках, и вы

присягнете, что половина неба опрокинулась на Техас. Отыщем какое-нибудь тенистое

дерево и станем наблюдать восход. Ну как звучит?

Звучало как описание дня для другого типа женщин - привычных к тому, что их

очаровывают красавцы. На секунду я представила себя, гуляющую в его компании тихим

утром по васильковому лугу. И чуть было не согласилась со всем, что бы он ни попросил.

Но я не могла так рисковать. Только не сейчас. И в общем, никогда. Такой парень, как Джо

Тревис, наверняка разбил столько сердец, что мое растопчет и не заметит.

– Это не для меня, – выпалила я.

– Вы замужем?

– Нет.

– Помолвлены?

– Нет.

– Живете с кем-нибудь?

Я отрицательно помотала головой.

Джо несколько секунд молчал, таращась на меня, словно я представляла собой некую

загадку, которую ему хотелось раскусить.

– Увидимся, – в итоге пообещал он. – И кстати… Я тут собираюсь поразмыслить, как

вытянуть из вас «да».

Глава 2

Перевод - Karmenn

Редактирование - Sig ra Elena

Оформление – Кристюша

Чувствуя себя какой-то ошеломленной после знакомства с Джо Тревисом, я вошла в

главный дом и нашла сестру в кабинете. София у нас темноволосая красотка с зеленовато-

карими глазами. Фигура у нее пышная, как у меня, однако одевается София со вкусом, беззастенчиво выставляя напоказ свои формы, прозванные в народе «песочные часы».

– Голубиный заводчик только что ответил, – победоносно сообщила сестра. – Птицы

будут. – Она бросила на меня озабоченный взгляд: – У тебя лицо красное. Что,

обезвоживание? – И вручила мне бутылку воды: – На-ка.

– Я только что кое-кого встретила, – призналась я, сделав несколько глотков.

– Кого? Что произошло?

Мы с Софией сестры лишь по отцу и росли порознь. Она жила со своей матерью в Сан-

Антонио, а я с моей в Далласе. Хоть я и знала о существовании Софии, но повстречалась с

ней, когда мы уже выросли. На фамильном древе Кросслинов веточек с лихвой, спасибо

пяти неудачным бракам нашего папочки Эли и плодам его романов.

Эли, красивый золотоволосый мужчина с ослепительной улыбкой, с маниакальной

настойчивостью всю жизнь гонялся за юбками. Он обожал испытывать эмоциональный и

сексуальный подъем, пока длилось завоевание. Однако потом, как утихнет восторг, жить

день за днём с одной женщиной оказывался не в состоянии. По этой же причине отец

никогда не задерживался ни на одной работе больше чем на год-два.

Кроме нас с Софией существовали еще дети, единокровные и сводные братья и сестры.

Всех нас одного за другим Эли бросил. После случайных звонков или визитов он исчезал

надолго, иной раз на пару лет. А потом вдруг появлялся на короткое время,

притягательный и волнующий, полный интересных историй и обещаний, которым, как я

уже знала, верить нельзя.

Впервые я встретила Софию, когда Эли хватил удар, что было неожиданно для мужчины

его возраста и хорошего физического здоровья. Я прилетела из Нью-Йорка и нашла в

палате отца незнакомую молодую женщину. Не успела она представиться, а я уже знала, что имею дело с одной из дочерей Эли. Несмотря на темные волосы и сияющую кожу

цвета янтаря, полученные от матери, имеющей испанские корни, в тонких скульптурных

чертах женщины безошибочно угадывалось наследие нашего отца.

Она улыбнулась мне настороженно, но дружески.

– Я София.

– Эйвери.

Я неловко протянула в знак приветствия руку, но София в ответ подошла и обняла меня, и

я с глубоким волнением, чего никак не ожидала, поймала себя на мысли, что она моя

сестра. Потом посмотрела на лежавшего на больничной койке Эли, подключенного к

аппаратам, и не смогла заставить себя отстраниться. Так уютно себя чувствуешь с Софией, которая никогда первой не разожмет объятия.

Из всего обширного собрания отпрысков Эли и его бывших только мы с Софией

появились в больнице. Никого из них я не осуждала. И даже не была уверена, почему я

сама очутилась там. Эли никогда не читал мне сказок на ночь и не лечил ободранные

коленки, в общем, не делал ничего, что положено отцам. При его поглощенности

собственной личностью, времени для детей у него не оставалось. К тому же боль и гнев

покинутых им женщин затрудняли общение с детьми, даже если бы ему и хотелось.

Обычный метод Эли закончить отношения – завести интрижку на стороне и обманывать,

пока его не поймают на горячем и не выбросят вон. Моя мать так никогда ему этого и не

простила.

Однако мама наступала все на те же грабли, связываясь с обманщиками, лжецами,

лодырями, у которых на лбу было написано, кто они такие. В суматохе романов она успела

выйти замуж и развестись не единожды. Любовь принесла ей столь мало счастья, что

удивительно, зачем мама еще продолжала упорно ее искать.

В воображении мамы вина целиком лежала на моем отце, мужчине, который толкнул ее на

путь, обреченный на провал. Когда я стала старше, то не раз размышляла, не крылся ли

корень ненависти мамы к Эли в том, что они были очень похожи. Я находила немалую

иронию в том, что она работала временной секретаршей, кочуя из офиса в офис, от одного

босса к другому. Когда же ей в какой-то компании предложили постоянную работу, она

отказалась. Заявила, мол, слишком муторно делать одно и то же каждый день, видеть одни

и те же лица. В то время мне было шестнадцать, и я страдала многословием, поэтому не

смогла удержаться и не указать, что при таком отношении она бы никоим образом не

осталась женой Эли. Это спровоцировало ссору, в результате которой меня чуть не

вышвырнули из дома. По тому, как взъярилась мама, я поняла, что права.

Из своих жизненных наблюдений я вынесла, что чем ярче пылает любовь, тем быстрее

сгорает. Она не может выжить, когда кончается новизна, спадает эмоциональное

возбуждение и приходит время разбирать на пары носки из сушки или пылесосить диван

от собачьей шерсти, или выносить мусор. Я не хотела иметь ничего общего с такой

любовью: не видела в том смысла. Подобно действию губительного наркотика, взлет не

тянется чересчур долго, а падение оставляет после себя пустоту и жажду большего.

Что касается моего отца, то все женщины, которых он предположительно любил, включая

и тех, на ком был женат, были ничем иным, как перевалочным пунктом на дороге к

следующей. Он был одиноким странником на жизненном пути, и теперь этот путь

подошел к концу. Отца нашел на полу гостиной без сознания администратор жилого

комплекса, когда пришел проверить, почему Эли не явился продлить аренду.

Его увезли на скорой в больницу, но он так и не пришел в сознание.

– Моя мать не приедет, – сообщила я Софии, пока мы сидели в больничной палате.

– Моя тоже.

Хорошо понимая друг друга, мы обменялись взглядами. Ни одна из нас не спросила,