Джокер - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 54

– Вы правда считаете меня трусом? Вы думаете, что я сбегу и брошу вас? После всего что я вам сказал?

Я отвела взгляд и тяжело вздохнула.

– А пистолет зачем?

Не ответила и пошла вперед, спрятав руки в карманы.

– Кого вы хотите убить из этого пистолета? Нас преследуют по меньшей мере около тридцати ищеек. В кого вы будете стрелять? Этот пистолет бесполезен, как любое другое оружие.

Я пошла быстрее, а потом побежала, услышала, как он бежит рядом.

– В себя, да? И вы правда считаете, что я вас оставлю?

Я резко повернула к нему голову.

– Ты обещал мне, что сделаешь это сам, помнишь?

Он болезненно поморщился.

– Нам не придется. У нас все получится. Видите, вдалеке огни? Мы уже близко. В отеле проведем день, а вечером снова в путь. Вы не знаете меня, Марианна. Вы даже понятия не имеете, что вы значите для меня. Я не позволю вам в себя стрелять я вообще не позволю, чтобы ОН вас догнал и вернул обратно.

Он взял меня за руку и потянул за собой.

21 ГЛАВА. Мира

Старший следователь следственного комитета Кирилл Алексеевич Трефилов тяжело выдохнул и залпом опрокинул в себя остатки остывшего чая. Отложил в сторону кружку с надписью: «Самому НАХОДЧИВОМУ следователю», подаренную ему помощником пару лет назад на «23» февраля, и грузно опустился в новенькое кресло, которое, кстати, оказалось ужасно неудобным по сравнению с его любимым креслом, прослужившим ему не один год и безжалостно отправленным на склад во время отпуска своего хозяина. Надо сказать, сюрприз в виде ремонта кабинета, да и всего этажа, Трефилову очень сильно не понравился. Его нервировали эти нежно-голубые стены и блестящая темная мебель. Он барабанил длинными пальцами по отполированному до скрипа столу и тихо матерился, понимая всё же, что злость эта далеко не на вышестоящее начальство, самовольно распорядившееся его кабинетом, и не на помощника Круглова, безнадежно опаздывавшего сегодня, а на самого себя. За то, что ухватить не может мысль, которая бродит в голове, словно тот самый понурый ёжик в тумане, и тонким голосом заунывно взывает к его вниманию.

Перед ним кучей лежали десятки фотографий с мест происшествий. На всех них трупы, расчлененные части тела и замаранные кровью стены, двери и автомобили.

Кирилл Алексеевич вдруг подорвался и начал складывать фотографии в хронологическом порядке, стараясь не рассматривать искорёженные органы и изрезанные лица. Парадокс, он вполне спокойно относился к убийствам, его не тошнило от запаха крови и вида отрезанных голов, рук и ног. Однажды он даже расследовал дело по факту убийства молодой беременной женщины, живот которой был вспорот, а плод вынут из него и вложен в руки погибшей. Тогда рвало и Игоря, и местного участкового, и молодого судмедэксперта, а сам Трефилов продолжал спокойно рассматривать несчастную с не рожденным ребенком в поисках вещдоков.

Но вот фотографии…Трефилов к своим сорока пяти годам ненавидел снимки застывшей смерти. Ему казалось, что она смотрит на него потухшими глазами потерпевших, бесстрастно снятых экспертами. Словно задаёт ему очередную шараду, и с каждым разом ему всё тяжелее разгадывать ее. Чертовы психопаты, кромсающие людей, словно скот, с каждым годом всё изощрённее и безжалостнее. Теперь просто убивать и насиловать уже не так интересно. Сволочи, насмотревшись голливудских фильмов, всё чаще предпочитают оставлять послания полиции. Местный психолог назвал это своеобразным разговором убийц с мёртвыми или со своим прошлым, но Кирилл Алексеевич не верил ему. Уж он – то точно знал, что эти нелюди хотят вести диалог с ним, а не с трупами.

Грёбаная всемирная паутина…Начитаются, насмотрятся херни всякой и идут людей убивать. Трефилов в свое время сутки в себя прийти не мог после первого своего убийства при исполнении. И ведь кого он пристрелил? Грабителя, зарезавшего ножом дедка-инвалида ради военных наград и приставившего лезвие к шее его внучки. А всё же совесть давила, сжимала изнутри тисками железными. Он глаза бешеные, обдолбанные того парня молодого долго еще во сне видел. А эти уроды не просто на курок нажимают, а с невероятным садистским удовольствием вырезают внутренние органы, зашивают рты и носы, отрубают гениталии и головы.

Общество конченых, больных мразей без права на жизнь. Трефилов с радостью бы казнил каждого из них. Просто нажимал бы на кнопку и смотрел, как корчатся в конвульсиях, поджариваясь на электрическом стуле. А на экране перед каждым из них фотографии ни в чём неповинных людей, которых они жизни лишили. Какие на хрен принудительные меры медицинского характера?! Каждого на стул и в землю закопать. И без креста! Чтобы даже мать не знала, где это отродье Ада упокоилось.

- Здорово! Кир, я в школу к малому заходил, вставили мне там по полной, - Игорь начал извиняться с порога и тут же заткнулся, поняв, что старший углублен в бурную мыслительную деятельность.

Кинул сумку на край стола и остановился по правую руку от Трефилова, склонившего набок голову и молча рассматривавшего снимки.

- Он убил сначала водителя «скорой» Голубева, потом Шестакова.

- Да, он будто намеренно показывает, что эти две смерти связаны между собой, - Игорь отодвинул ближайший стул и сел на него, взяв со стола фотографию подвешенного к дереву мужчину. И если бы не вырезанные у него на обоих запястьях часы, то Голубева точно назвали бы самоубийцей: некогда шофёр «скорой помощи» пропил и семью, и квартиру, и работу. Переселился жить в деревню в обветшалый отчий дом, во дворе которого и было обнаружено его тело.

- Какие новости из больницы?

Трефилов тяжело посмотрел на Круглова, и тот едва не поёжился. Знает мужика уже года три, а всё так же тушуется под его взглядом умных зеленых глаз из-под широких насупленных бровей.

- Пока особо никаких. Изъял из архива личные дела Шестакова и Голубева. Действительно работали вместе какой-то период времени. Были в одной бригаде. При этом особую дружбу не водили. Либо о ней неизвестно жене Шестакова, работавшей в той же больнице медсестрой. К друг другу в гости не ходили, если и пили вместе, то обычно всем персоналом на праздниках.

- Нужно вызовы смотреть. Куда ездили и к кому. Когда.

- Эта информация тоже…изъята. Осталось только, - Игорь бросил грустный взгляд в сторону своей черной прямоугольной сумки с длинной ручкой, - изучить ее досконально.

Трефилов удовлетворенно кивнул и снова погрузился в свои мысли. Круглов всегда поражался тому, как старшему удавалось распутывать самые странные и тяжелые дела. Тот по привычке даже не смотрел фотографии, и Круглов догадывался, что следователь просто запоминал трупы, их расположение и окружающую обстановку места происшествия еще во время выезда. Это одновременно восхищало и пугало мужчину.

Протянул руку и взял фотографию блондинки с зашитым ртом. Стена позади нее была испещрена надписями, нанесенными кровью.

- Другой город, другой способ убийства…Женщина. Все остальные – мужики. Почему ты думаешь, что есть что-то общее между делом, навязанным нам сверху, и «нашими» трупами?

- Я так не думаю, - коротко и безапелляционно, а сам смотрит так, будто сейчас руку отрубит, если Круглов не положит фото обратно. Мужчина догадался, что нарушил какой-то своеобразный трефиловский порядок, и тут же аккуратно вернул снимок на место.

- Я так не думаю, - Трефилов смягчился, возвращаясь в реальность, -  Но она…Понимаешь, не было следов изнасилования, не было насильственных действий сексуального характера. Молодую девку, приехавшую в деревню к бабке, просто так убили едва не в первый вечер? И убили как? Жестоко! Издевались над ней часами.