Красота и мозг. Биологические аспекты эстетики - Коллектив авторов - Страница 45
- Предыдущая
- 45/88
- Следующая
Итак, становится ясно, что все шесть основных цветов геринговой схемы легко распознаются по чисто психологическому на них отклику: мы имеем в виду итоги изучения цветовой лексики и ее употребления в различных языках. Но, как мы видели, соответствие этой схеме очень часто маскируется и искажается психологическими, социальными, культурными и даже технологическими влияниями.
Взаимовлияние сенсорных систем и его проявления в языке
На восприятие цвета некоторых объектов очень часто влияют другие сенсорные системы, одна из них или несколько сразу. Такие влияния могут играть особо важную роль при оценке пищи-из пяти чувств здесь участвуют по меньшей мере четыре. Уотсон [35] подкрашивал воду синтетическим оранжевым красителем и в то же время с помощью искусственных добавок придавал воде вкус ананаса; попробовав такую воду, испытуемые чаще всего находили у нее привкус апельсина. Очевидно, в этом тесте зрительное ощущение брало верх над вкусовым. Отметим также, что при оценке пищи по ее виду цвет имеет большее значение, чем форма; например, мы охотно съедим картофелину едва ли не любой фор-169
Рис. 7. Схема метафорических переносов качественных характеристик с одной модальности на другую (по Уильямсу [36]). Зрение представлено двумя узлами схемы («цветовое зрение» и
«чувство пространства»).
(На схеме представлены: цветовое зрение (1); слух (2); осязание (3); вкус (4); обаняние (5); чувство
пространства (6).
"перенос": 1 — «2; 2 — «1; 3 — «1,2,4; 4 — «1,2,5; 5 — «; 6 — «1,2;
есть вероятность пропуска в описании связей.) мы, однако цвет должен лежать где-то в узком диапазоне от белого до светло-бурого.
Эти и другие примеры синестезии (взаимосвязи между ощущениями разных модальностей) хорошо укладываются в «лингвистическую схему чувств», разработанную Уильямсом [36]. Каждому из пяти чувств в языке отвечает свой набор прилагательных, и Уильямс изучил законы их метафорического употребления — переноса в область иной модальности. Оказалось, что такой перенос обычно возможен лишь в направлениях, указанных на рис. 7.
При таком расположении чувств, как на этой схеме, метафорические переносы, как правило, происходят слева направо. Можно привести интересные примеры, относящиеся к цветовому зрению:
«теплый коричневый» (осязание — «цветовое зрение);
«глубокий красный» (пространственное чувство — «Г цветовое зрение);
«ядовито-фиолетовый» (вкус — «Г цветовое зрение);
«пронзительно-фиолетовый» (слух — «цветовое зрение)
«до-мажор-светлая тональность» (зрение — «слух)
«кричащий цвет» (слух — «Г цветовое зрение)
А вот высказывания вроде «этот помидор красный на вкус» никто не поймет. Уильямс установил, что схема на рис. 7 приложима не только к английскому языку, но и к японскому.
Есть веские свидетельства в пользу того, что указанные на рис. 7 направления переносов соответствуют ходу биологической эволюции сенсорных систем (т. е. их филогенезу у животных и человека). Задний мозг низших позвоночных перерабатывает осязательные и вкусовые сигналы, а также сигналы от органов равновесия. Средний мозг высших позвоночных приспособлен для переработки обонятельных и зрительных стимулов. Слух и зрение, по-видимому, развивались параллельно. Выстраивается такая последовательность: осязание-вкус-обоняние-слух и зрение (или зрение и слух). Два последних чувства нельзя расположить в этом ряду одно после другого, и это согласуется с их положением в схеме метафорических переносов Уильямса.
Эволюционная история цветового зрения человека
Связь между восприятием цветов и цветом пищи наводит на любопытные соображения. При дневном свете нижняя граница видимого спектра для человеческого глаза близка к 400 нанометрам; около 555 нм чувствительность глаза максимальна, а в области 700 нм сходит на нет. Спектральный диапазон наибольшей светочувствительности — от 500 до 600 нм, что соответствует цветам от зеленого до желтого. Вполне возможно, что это эволюционно сопряжено с необходимостью оценивать степень зрелости плодов и вегетативных частей растений.
Видимо, историческое развитие цветовой лексики (белый/черный — «красный — «желтый/зеленый «синий — «коричневый и т. д., по данным Берлина и Кея [32]) тоже отчасти отражает необходимость добывания пищи. Черное и белое — это вообще основа различения света и тьмы (например, дня и ночи); красное неотделимо от жизни (ибо кровь красная), а желтое и зеленое-от пищи. Шестой же член нейробиологической схемы оппонентных цветов (синий цвет) стоит особняком: он не имеет прямого отношения к первичным жизненным потребностям. В природе почти синим или голубым бывает в основном то, чего нельзя ухватить руками (например, небо), либо то, что, будучи схвачено, утрачивает свой цвет (вода).
Завершая эту главу, выскажем надежду, что нам удалось обосновать два главных вывода: 1. Физиологические механизмы, с помощью которых глаз и мозг анализируют световые стимулы и создают цветовые восприятия, находят свое отражение в таких чисто психологических следствиях, как цветовая лексика различных языков и результаты тестов с называнием цветов.
2. Результаты таких лингвистических тестов — это отнюдь не однозначное воспроизведение схем упомянутых физиологических механизмов.
На врожденные физиологические реакции накладываются разнообразные воздействия- психологические, социальные, культурные и технологические. Исследования мозга в последние два или три десятилетия ясно показали, что механизмы коры больших полушарий не полностью запрограммированы наследственностью. После рождения на нервную систему влияет еще и окружающей мир, и этот процесс научения обусловлен пластичностью мозга. Не удивительно, что такая пластичность проявилась и в результатах психолингвистических исследований цветового зрения.
ЛИТЕРАТУРА И ПРИМЕЧАНИЯ
1. Newton 1. (1972). Trans. Roy. Soc. London, 80: 3075–3087.
2. Goethe J. W. (1810). Zur Farbenlehre. Cotta, Tubingen.
3. Sarnat H., Netsky M. G. (1974). Evolution of the nervous system. Oxford University Press, London.
4. Lenneberg E.H. (1967). Biological foundation of language. John Wiley, New York.
5. Lieberman P. (1984). The biology and evolution of language. Harvard University Press, Cambridge.
6. Кисета H. (1981). The abduction algorithm: A computer model of language acquisition. Perceptives in Computing, 1: 28–35; see also Lieberman [5], chaps 2 and 9.
7. Young Т. (1802). On the theory of light and colours. Phil. Trans. Roy Soc. London, 12^8.
8. Marks W.B., Dobelle W.H.. MacNichol E.F. (1964). Visual pigments of single primate cones. Science, 143: 1181–1183.
9. Brown P. К., Wald G. (1964). Visual pigments in single rods and cones of the human retina. Science, 144: 45–52.
10. Hering E. (1874). Grundrisse einer Theorie des Farbensinnes. Sber. Akad. Wiss. Wien, math.-nat. К I III, 70: 169–204; Hering E. (1876, 1920). Zur Lehre vom Lichtsinne. Carl Gerold's Sohn, Wien (1876), reprinted by Springer, Berlin (1920).
11. Svaetichin G. (1952). The cone action potential. Acta physiol. scand. 29, suppi. 106: 565–600; ibid. 39, suppi. 134: 17-^6. 12. De Valois R.L., Smith С.J., Karoly A.J., Kitai S. T. (1958). Electrical responses of primate visual system. J. comp. physiol. Psychol., 51: 662–678.
13. Daw N. W. (1967). Goldfish retina: Organization for simultaneous color contrast. Science, 158:942–944.
14. Hubs! D.H., Wiesel T.N. (1968). Receptive fields and functional architecture of monkey striate cortex. J. Physiol., 195: 215243.
15. Daw N. W. (1984). The psychology and physiology of colour vision. Trends in Neuroscience, 7: 330–335.
16. Zeki S. (1985). Colour pathways and hierarchies in the cerebral cortex. In: Ottoson
D., Zeki S. (ed.). Central and peripheral mechanisms of color vision. MacMillan, Basingstoke, pp. 19–44.
- Предыдущая
- 45/88
- Следующая