Заложница. Сделка - Чиркова Вера Андреевна - Страница 32

— Вместе их не сажайте, — хмуро скомандовал шедший впереди пленника Кранд и пошагал куда-то вглубь дома, а его помощники довольно невежливо подтолкнули герцога к ведущей в подвал узкой лесенке.

Камерой поселенцам служил набитый к зиме бочками с соленьями и ящиками с корнеплодами подвал, в углу которого стоял ларь, накрытый вытертой лосиной шкурой. Меркелоса утащили куда-то дальше и, судя по звяканью засовов, запирали его намного усерднее, чем Харна.

Герцог мстительно усмехнулся, прошел к одной из бочек и, сбросив с запястий надоевшие путы, вытащил из-под крышки огромное светло-зеленое моченое яблоко. После, устроившись со всем доступным удобством на необычном арестантском ложе, Харн вонзил крепкие зубы в свою добычу и задумался. Как он слышал краем уха, совет будет только на закате, и, значит, у него есть несколько часов на спокойное осмысление всего, что он успел заметить и услышать. И хотя герцог предпочел бы обсудить сделанные наблюдения и предварительные выводы с тенью, в чью наблюдательность и разумность уже успел совершенно уверовать, в этот раз придется обходиться без нее.

Глухое раздражение, клокотавшее где-то глубоко в груди при воспоминании о смиренно плетущейся за долговязым целителем мальчишеской фигурке, внезапно вскипело неистовым гневом, и охваченный непреодолимым желанием бежать следом за ними Хатгерн вмиг забыл и о яблоке, и об осторожности.

— Проклятье! — яростно взрыкнул герцог, сообразив вдруг, насколько неблагородно и жестоко вел себя с Таэльминой с первой же минуты знакомства.

А заодно и со всеми ее подругами по несчастью.

Вместо того чтобы проникнуться состраданием к ни в чем не повинным девушкам, предложенным проигравшими войну соседями в качестве залога и гарантии мира, поспешил решить их судьбу, предложив в младшие жены своим преданным друзьям и соратникам. Ни на минуту не задумавшись, какими бедами может обернуться его непродуманное решение. И для девиц, и для друзей. Да он и самому себе выбирал женщину, с которой положено делить радости и печали, вовсе не сердцем, а умом, как тогда казалось, по тщательно продуманному плану.

Лишь теперь стало предельно ясно, план и действительно был… но придумал его вовсе не Хатгерн. Сам герцог Крисдано всего лишь покорно шел по тропе, проложенной для него хитроумными интриганами. И если бы тень не оказалась так честна и предусмотрительна, для него все уже закончилась бы. Причем вовсе не здесь и не сейчас.

«Харн, — возникло вдруг перед мысленным взором герцога хмурое лицо Вардина, преданного и многократно проверенного друга, — мне не нравится этот план! С какой стати ты вдруг начал поступать так, как ждут от тебя Люфрен и Юверсано? Почему не соберешь нас на совет, как бывало, а решаешь все с советником и Регорсом?»

«Дураком был доверчивым, потому так и делал, — смешанный с досадой стыд окрасил яркими пятнами скулы Хатгерна, — и нет мне прощения…»

Он уже почти вслух бормотал свои покаянные признания, когда запястье вдруг резко стянуло невидимой ловчей петлей. Острая, словно от удара кинжала боль мигом вырвала сознание из плена странного наваждения, заставлявшего каяться перед самим собой в тех заблуждениях и ошибках, которые он очень не скоро признал бы по собственному желанию.

Харн дернул вверх рукав рубахи и ошеломленно уставился на тревожно перемигивающиеся разноцветными огоньками камни соединявшего их с Таэльминой браслета, начиная понимать, какое чудо заставило его сбросить с разума неодолимые путы чужой воли.

— Ну, как ты тут? — Дверь подвала распахнулась, и на пороге возник ехидно ухмыляющийся Кранд.

— Хорошо, — с усмешкой сообщил Хатгерн, в доказательство смачно откусывая большой кусок позабытого было яблока.

— А сказать мне ничего не хочешь? — нахмурился не поверивший ему старшина и получил в ответ полный искреннего недоумения взгляд.

Он явно хотел сказать пленнику что-то еще, но неподалеку раздался истошный вопль, в котором герцог опознал голос Меркелоса, а затем и встревоженные крики поселян. Старшина развернулся и опрометью бросился туда, не заперев за собой дверь.

— Никогда не поверю, будто ты сделал это случайно, — ехидно бросил вслед ему Харн и, вспомнив про браслет, снова отодвинул рукав.

Теперь артефакт сидел на запястье свободно, герцог даже покрутил его туда-сюда, зато ритуальные брачные узоры на коже как будто слегка выцвели. Несколько секунд Хатгерн изучал незамысловатые завитки, все сильнее проникаясь сознанием неизбежности их потери. И неожиданно для него самого возможность вновь оказаться холостым и свободным, словно ветер, человеком отозвалась в душе глухим протестом.

Харн не смог бы сейчас разумно объяснить, почему так неприятна ему сама мысль о том моменте, когда узоры пропадут совсем и Таэльмина больше не будет его младшей женой, ведь браслеты никуда не исчезают, а, наоборот, начинают проявлять свою силу. В конце концов, именно свобода была наградой лаэйре за выполнение работы!

И если судить по справедливости, то тень уже сделала все, ради чего он ее нанимал, и теперь уже не она должна защищать фиктивного мужа от интриг матери и Юверсано, а, наоборот, он ее. От непредсказуемости и жестокости мира, куда притащил лаэйру по собственной глупости. Теперь ему совершенно ясно, нужно было отпустить девушку сразу после выхода из подземелья, она сумела бы ускользнуть от преследования и найти себе безопасное местечко. Вполне могла бы обратиться за помощью к другим теням, теперь уже можно больше не сомневаться, что все они связаны прочными узами тайного братства. Однако Харн осознал это слишком поздно, потому и не отправил девушку прочь, вменив себе в обязанность лично доставить ее в безопасное место.

Вот оно, с облегчением выдохнул герцог, найдя объяснение своему упорному нежеланию терять брачную связь с лаэйрой, — ответственность! Чувство, которое воспитывал в нем отец с раннего детства, считая его одним из самых необходимых для хорошего правителя. Именно поэтому он теперь так страстно не желает расставаться с Таэльминой, ведь в этих местах у нее нет ни одного знакомого существа, да и сама жизнь тут совершенно иная. И если с девушкой случится беда, вина в том навсегда ляжет на его совести неснимаемым камнем.

Харн куснул яблоко, обнаружил в руке куцый огрызок и огорченно вздохнул. Как просто все объяснилось, а ведь он на краткое мгновение заподозрил, будто в его душе проснулось особое чувство… хотя отлично знает, оно приходит вовсе не так.

Настоящая любовь обрушивается на тебя, как неотвратимый удар меча, как молния средь бела дня, внезапная и беспощадная. Миг — и ты обожжен, слеп, глуп и беспомощен, как новорожденный щенок. И в то же время как будто все понимаешь и видишь… только не имеешь ни сил, ни желания бороться со сносящей тебя лавиной.

Он даже глаза на мгновение прикрыл, вспоминая ту давнюю встречу, когда, едва отпраздновав совершеннолетие, инкогнито приехал в имение Вардина, решив несколько дней отдохнуть от учебы и тренировок. Отец в тот момент был слишком занят своей лаэйрой и бесконечными ссорами с матерью и не следил за наследником так же неотступно, как обычно.

Как Харн выяснил позже, Анделина приехала в гости к двоюродной тетушке в тот же день и тоже совершенно случайно, и счел это указанием судьбы, когда понял, насколько захватило его внезапное чувство к яркой, как бабочка с южных островов, веселой и неугомонной девушке. Герцог готов был слушать ее часами, не отрываясь смотреть в умело подкрашенные голубые глаза и любоваться нежным румянцем обрамленного пепельными локонами личика. И его ничуть не смущало ее происхождение: троюродная кузина Вардина была плодом неравного брака обедневшего барона и дочери богатого купца.

Зато сам юный герцог, представившийся очаровательной Делии сыном простого оружейника, чувствовал себя гнусным обманщиком и почти решился признаться девушке в своих чувствах и заодно истинном положении, да помешал Вардин. Уговорил не торопиться… и лишь позже Хатгерн понял почему. И хотя должен был бы благодарить друга за честный и разумный совет, но на самом деле почти возненавидел за разбитые иллюзии.