Заложница. Сделка - Чиркова Вера Андреевна - Страница 58

Никогда еще Таэльмину так яростно не захлестывала горькая боль и обида, как сейчас, под расстроенным взглядом этих зеленых глаз. Ни в то черное утро, когда ей сообщили о внезапной гибели отца, с вечера долго обсуждавшего с нею свои далеко идущие планы, ни в другой, не менее несчастливый вечер, когда Зарвес приказал собираться в путь.

Казалось, все несбывшиеся мечты и неудавшееся поступки, невысказанные упреки и осознание недополученной от родителей ласки, постепенно созревшее в ее душе после смерти отца, вдруг скрутились в груди в тугой неудобный комок, не позволяющий ни вздохнуть, ни произнести хоть слово. И только невесть откуда взявшиеся слезы, казалось накрепко запертые в кулачке непреклонной воли, вдруг самовольно прорвали железный запрет и покатились из глаз теплыми дорожками.

— Таэль, радость моя, не плачь, малышка, ты же самая смелая и умная… Я клянусь тебе, мы отменим этот проклятый ритуал… на все пойду ради твоей свободы… хоть на край света, только не плачь… — бессвязно бормотал Харн, неумело отирая прямо ладонью соленые капли и покрывая лицо невесты нежными поцелуями.

Горячее сочувствие и щемящая, никогда не изведанная им прежде нежность затопили душу герцога, и вместе с ними пришло внезапное понимание истинности всех обещаний, какие он готов был дать своей малышке, лишь бы она не давилась беззвучными, горькими слезами.

И не просто обещания — всю жизнь, всю кровь и плоть хотел бы он отдать, лишь бы избавить ее от последствий ритуала, к которому подтолкнули по-детски наивную тень многоопытные интриганы.

— Любовь моя… — Слова, которых обычно Хатгерн старательно избегал в общении с Жазьеной и подобными ей женщинами для развлечений, теперь сами рвались с губ и казались единственно верными и достойными девушки, вздрагивающей от горьких рыданий у него на плече. — Моя единственная…

Самый лучший способ утоления женских слез, какой только знал Харн, никогда еще не доставлял ему самому столько удовольствия, и герцогу уже начало казаться, что еще немного и тень ответит на его жаркие поцелуи.

Но она вдруг вся сжалась и отпрянула от него, как от ядовитой змеи, и пару секунд герцог с недоумением искал ответа на встревоженном лице любимой. А затем услыхал, как с негромким металлическим лязгом ползет из затвора щеколда и, чуть скрипнув, отворяется входная дверь.

— Извините, — ничуть не смущенный Ганти стоял в дверном проеме, заложив руки за спину, и изучал представшую перед его глазами картину, — я пришел поговорить с герцогом.

— Вообще-то положено стучать, — язвительно попенял ему Харн, уже понимая, что выставить бывшего наставника тени никак не получится, раз уж он ворвался таким бесцеремонным образом.

Ну не вступать же с ним в драку? Кроме тех умений, какими вооружило Ганти ремесло, он наверняка припас и более надежный способ без особого усилия справиться и с герцогом, и с его несостоявшейся лаэйрой. Понемногу начиная разбираться в происходящем, Харн уже понял, что Таэль зачем-то очень нужна всей этой шайке шпионов высших рас. И значит, мастер-тень не решится ее ни убивать, ни калечить, зато не станет церемониться с ним самим, и потому даже страшно подумать, к чему может привести такая схватка. Ведь Таэльмина тоже не останется в стороне.

— Извини, — почти весело ухмыльнулся Ганти, — я стучал. Но меня не услышали.

— Снова лжет, — безучастно пробормотала Таэльмина и попыталась встать с кресла, но Хатгерн не пустил.

Нечего позволять Ганти тут командовать и диктовать условия.

— Хочешь говорить, говори при ней. У меня от Таэльмины секретов нет.

— Ей будет неприятно слушать наш разговор.

— Значит, ты собираешься насплетничать на меня? — мгновенно подобралась тень. — Тогда я остаюсь.

— Умница, — тихо похвалил невесту Харн, снова принимая ее в свои объятия, и только они вдвоем поняли за что.

А Гаити сделал вид, будто ничего не услышал и не заметил, спокойно подвинул к холодному очагу кресло, уселся в него вполоборота к обитателям комнаты и швырнул в приготовленные в топке дрова что-то маленькое. Шустрый язычок пламени тотчас побежал по смолистым поленьям, размножаясь и подрастая на ходу и оживляя своим теплым светом мягкий полумрак раннего вечера.

— Судя по тому, как крепко ты в нее вцепился, — задумчиво пробормотал мастер-тень, когда отсветы огня озарили его суровое лицо, — намерения у тебя самые непреклонные.

— Вот именно, — сухо подтвердил Хатгерн и, успокаивая, нежно погладил Таэльмину по волосам, — а вам это, разумеется, поперек горла.

— Нам действительно не нравится такой поворот событий, — так же спокойно подтвердил Гаити, — у гильдии на Мин очень большие планы.

— У гильдии… или у надзирателей из высших рас? — гневно осведомился герцог, лихорадочно просчитывая, как не подпустить к невесте этого негодяя, если он решит сейчас увести ее куда-нибудь подальше.

— Я могу ответить на этот вопрос, — вздохнул Гаити, помолчав, — если его задаст Мин. Утаивать от нее такие вещи никто не будет.

— А если я его задам, — прикосновением ладошки к губам герцога попросив его промолчать, немедленно поинтересовалась тень, — смогу жить как хочу? И где хочу?

— Да, — как-то невесело подтвердил мастер-тень, — как и где хочешь… по эту сторону гор.

Некоторое время все молчали. И пока беглецы по-новому переосмысливали все произошедшее с ними в этой части мира, Ганти вытащил из-за пазухи слегка помятого фейла и отпустил на волю. Тот немного покружил по комнате, словно изучая обстановку, и наконец устроился на полочке над головами временных хозяев этой комнаты. Мастер-тень, исподтишка следивший за перемещениями своего питомца, подавил разочарованный вздох. Мало кому была известна вторая особенность фейлов. Кроме правды все они просто обожали истинные светлые чувства, ведь именно феи когда-то в незапамятные времена помогали эльфам создавать чудесных светляков.

— Тогда я не желаю знать ответ ни на этот вопрос, ни на какой-либо другой, подобный ему, — мрачно хмыкнула тень и отвернулась, не желая, чтобы Хатгерн увидел сейчас ее лицо.

Жизнь неожиданно преподнесла ей неимоверно щедрый дар, но в придачу к нему высыпала целую кучу откровений, и большинство из них оказались нестерпимо горькими.

— Я тоже не желаю, — решительно поддержал невесту герцог и успокаивающе погладил Таэль по плечу, — тем более планам старших рас суждено так и остаться мечтами.

— И не только им, — хмуро глянул на него мастер-тень, — и вот это я и хотел тебе пояснить. Принимая решение обучать способного мальчика или девочку ремеслу тени, старшие мастера точно знают — однажды наступит момент, когда все их многолетние усилия по закаливанию силы воли и оттачиванию у учеников особых умений окажутся бессильны перед властью самых обыденных вещей. Весеннего ветра, улыбки хорошенькой девушки, незамысловатого комплимента или просто отражения в зеркале. Потому что всех взрослеющих мальчиков и девочек в один прекрасный день начинают волновать одни и те же вещи, и допустить этого никак нельзя. Любовь, конечно, замечательное чувство, но она делает самых ловких и осторожных учеников беспомощнее новорожденных котят. Ведь любовь, особенно первая, слепа как крот. И всем влюбленным свойственно приписывать своим избранникам самые прекрасные черты и качества, которых те на самом деле лишены. Но еще страшнее другое — юные влюбленные тени доверчивы точно так же, как и выросшие в любви и холе малыши, и поверят скорее своему возлюбленному, чем учителю.

— Мне это известно, — хмуро прервал его герцог, — и я догадываюсь, к чему ты клонишь. Вы заставляете учеников дать вам клятву не влюбляться?

— Кого остановят пустые клятвы, когда весна сорвется лавиной на юную душу? — вопросом ответил на этот вопрос Ганти. — Нет, ученики проходят ритуал отречения от любви… на крови. И после него у них не возникает никакого желания влюбляться или заводить семью. А клятву они дают другую — никому и никогда не рассказывать, кто, где и как проводил этот ритуал, и не пытаться отменить или обмануть его влияние. И за нарушение этой клятвы расплачиваются здоровьем, и не только своим, но и тех, с кем, под давлением обстоятельств или каких-либо причин, вступают в любовную связь. Но и это еще не все… Если в результате этой связи появятся дети, кара падет и на них.