Этот прекрасный сон - Макгвайр Джейми - Страница 35

Ее опять вырвало.

– Ты же хорошо себя чувствовала? Может, это конфеты?

– Отравление. Наверное, японская еда, – сказала Эйвери между приступами рвоты. – Умираю.

– Я намочу полотенце холодной водой.

– Спасибо. Но потом, пожалуйста, уйди. Не хочу, чтобы ты смотрел.

Я погладил ее по спине, понимая, о чем она говорит. Мне бы тоже не хотелось показываться ей в таком состоянии. Принеся полотенце, я вышел из ванной и через закрытую дверь сказал:

– Зайду проведать тебя через десять минут.

– Пожалуйста, не надо.

Я снял свое старое черно-серое покрывало, поставил на пол мусорное ведро, потом вернулся на кухню и стал шарить по шкафам в поисках чистых стаканов. Мать сидела и смотрела на меня.

– Вот дерьмо… Мама! Стаканы!

– За языком следи. Вода в холодильнике.

– Ты хочешь что-то сказать? – спросил я, беря две бутылки.

– Ничего не говорю.

Я обернулся: глаза ее были едва приоткрыты. Она пыталась зажечь сигарету от спички. Я поставил бутылки на столешницу, взял коробок и, чувствуя на себе тяжелый взгляд матери, помог ей прикурить. Она подалась к огню, затянулась, выпустила облако дыма, еще раз вдохнула и сдавленно кашлянула.

– Я же вижу: у тебя что-то на уме. Выкладывай.

– Тошнит ее, да?

Мама обдала меня дымом, и я замахал руками:

– К утру поправится. Дорога была долгая. Запах никотина в таких случаях не помогает, если ты об этом.

– Не об этом, – сказала она, продолжая дымить. – Так вот, значит, зачем ты явился. Очередная пассия от тебя залетела, и тебе нужна помощь.

Мама не изменилась. С тех пор как утонула Кейла, трезвая жизнь была ей не по вкусу.

Я хохотнул:

– Ты смеешься? Кому ты можешь помочь в таком состоянии?

– Я не беременна, – тихо сказала Эйвери.

Я повернулся: она стояла, прислонившись к стене кухни, в моих баскетбольных шортах и футболке. Подбородок у нее задрожал.

– Эйвери, – выдохнул я и, схватив бутылки, подошел к ней.

Я попытался ее обнять, она меня отстранила, но, беря из моих рук воду, все-таки заглянула мне в глаза:

– Мне лучше. Пойду спать.

– Я с тобой.

Бросив на мать взгляд из-за плеча, я понадеялся, что больше мне не придется видеть эту женщину. Эйвери зашла в комнату, я за ней. Пока она заползала под одеяло, я запер дверь.

– Эйвери, не знаю, что ты услышала, но…

Я покачал головой, сам точно не зная, что сказать.

– Не надо.

В ее голосе не было злобы, только изнеможение. Она повернулась ко мне спиной и застыла. Я стянул с себя рубашку, стряхнул ботинки и джинсы. Лег, стараясь не качнуть кровать. Мне захотелось обнять Эйвери, но я решил ее не тревожить.

– Видимо, это было до того, как мы познакомились? – Она взглянула на меня из-за плеча. Значит, все слышала. Я закрыл глаза и кивнул. – Тогда иди ко мне.

Я осторожно обхватил Эйвери и прижал к себе. Она вся напряглась, но не отстранилась. Некоторое время мы молчали. Еще никогда секунды не ползли так медленно. Наконец Эйвери сделала вдох и произнесла лучшее из всего, что я слышал в жизни:

– Я тебя люблю.

– И я тебя, – сказал я, прижавшись лбом к ее спине.

– Наверное, нам стоит поговорить об этом… когда ты будешь готов.

Я кивнул и набрал в легкие воздуха:

– Я готов. Ее звали Брук. Мой друг Дэниел познакомил меня с ней тем летом, когда я закончил школу. На вечеринке. Сам он учился в другой школе. Пару раз оставался на второй год, еле выпустился. Уже успел сделать кому-то ребенка – в общем, не парень, а ходячая проблема. Брук уже отучилась на первом курсе и во всем Дэниела поддерживала. Когда она начала со мной флиртовать, мне показалось, это круто. А через месяц Дэниел объявил: «Она беременна». – Я усмехнулся, до сих пор не веря тому, что услышал тогда. – После той ночи мы разговаривали только раз. Отношения нам обоим были не нужны, но ребенок внезапно связал нас. Я не уговаривал Брук от него избавиться. Даже вообще не поднимал эту тему.

Эйвери потянула меня за руки, чтобы я крепче ее обнял.

– Я, конечно, был испуган, но ни разу не попытался склонить Брук в ту или другую сторону. А Дэниел до смерти хотел сыграть супергероя, спасителя. Постоянно предлагал ей поплакать у него на плече. Я сходил с ней в первый раз к врачу. А потом… струхнул. Мне понадобилось свободное пространство. Мы страшно разругались. Наговорили такого, чего на самом деле и не думали. Я на день уехал из города и выключил телефон. А следующим утром вернулся и прочел сообщение: «Еду в клинику». Я попытался дозвониться до Брук. Черт! Я звонил раз двадцать, но она… она не отвечала. – Вспоминая все это, я начал задыхаться. – На дороге была пробка. Когда я добрался до больницы… дело уже было сделано. Больше Брук со мной не разговаривала. – В комнате воцарилась болезненная тишина. – Эйвери?

– Я люблю тебя.

Мое дыхание прервалось, глазам стало горячо.

– Это еще не все.

– Не важно. Я тебя люблю.

Я сжал зубы и, с трудом сдержавшись, чтобы не потерять контроль над собой, рассказал Эйвери о том дне, когда умерла Кейла, и обо всем, что было после: о детстве, о колледже, о времени между детством и колледжем. Всю мою исповедь она выслушала с любовью. Я говорил до тех пор, пока не пересохло в горле. И наконец уснул, обнимая ее.

Проснувшись, я пошарил по холодной простыне. Оказалось, что я лежу один. Сердце упало. Я отбросил одеяло, натянул джинсы с футболкой и тапочки, чуть не упав при этом. Ноги меня не слушались. Выбравшись из своей комнаты в гостиную, я услышал ее голос и застыл.

Она меня не бросила! Эйвери сидела с моей матерью за кухонным столом. Они пили кофе и болтали.

– Доброе утро! – крикнула Эйвери. Она подтянула колено к груди и глотнула из кружки. – Я сварила кофейку.

Я с силой потер шею, пытаясь осмыслить увиденное: любимая девушка не только не ушла от меня, но и как будто мило общалась с моей матерью. Подойдя, я поцеловал Эйвери в лоб и на секунду задержал губы.

– Как самочувствие?

– Лучше.

От ее улыбки мне стало легче. Я выпрямился и взглянул на мать. Она смотрела куда угодно, только не мне в глаза. Но уже то, что она не вырубилась, было хорошо. Я взял из шкафчика чашку, налил себе дымящегося кофе и сел рядом с Эйвери. Она объясняла маме, чем зарабатывает на жизнь: рассказывала про учебу в медицинском училище, про дежурства в отделении экстренной помощи. Мать внимательно слушала. Казалось, она даже довольна.

Мне трудно было сосредоточиться на словах. Я просто с восхищением глядел на Эйвери и думал: «Чем же я заслужил это счастье – встретить такого понимающего человека? У нас все будет хорошо, когда мы вернемся домой… к нам домой. Следующий шаг – попросить ее выйти за меня замуж. Нужно только удержаться и не сделать ей предложение прямо на пороге нашей квартиры».

Час назад Куинн передал по рации, что они с Джошем везут к нам подростка в критическом состоянии. Наконец машина подошла. Деб помогла вкатить носилки в здание больницы. Джош, нависнув над пациентом и считая вслух, делал ему непрямой массаж сердца. Я помогала Деб проверять жизненно важные органы, когда в комнату ворвался доктор Розенберг.

Через сорок минут я отерла Джошу пот со лба. Над его головой висели на потолке украшения в красно-зеленых тонах.

– Может, сделаешь паузу? – спросила я, обрабатывая черепно-мозговую травму пациента. Джош покачал головой. – Ты всего один раз отдыхал.

Мне уже было тяжело дышать. Мокрая челка прилипла ко лбу. Все вокруг гудело, охваченное организованным хаосом.

Джош не сдавался. Он сидел верхом на носилках и всем корпусом налегал на руки, компенсируя таким образом усталость мышц.

– Пациент умер, – сказал Розенберг. – Я регистрирую.

Но Джош продолжал:

– Нет, он жив!

Кардиограмма выдала синусовый ритм, потом на экране высветился еще один зигзаг. Все застыли. Деб поднесла пальцы к шее мальчика: