Клич мятежников (сборник) (СИ) - Верещагин Олег Николаевич - Страница 15

   Уилф дёрнулся и на миг посмотрел на Ника почти с ненавистью. Американские мальчишки на американской земле говорил по-русски! Ник ответил насмешливым взглядом и тихо сказал:

   - Я не заставляю их. А насзаставлялиговорить по-английски. И дома, в лагере... и здесь. А они просто за мной ходят, как хвостики при каждой возможности. Вот и приучились. Я из-за них матом ругаться перестал, чтобы не перенимали. Мелкие ещё...

   Уилф обмяк и спрятал глаза. Буркнул:

   - Про... прости.

   - Ерунда, - Ник обернулся и бросил: - Ну-ка - брысь. Идите Джулии помогите, - и, проследив, пока головы исчезнут с явным разочарованием, пояснил: - Хотели на тебя в сознании поближе посмотреть.

   Он встал. Одёрнул куртку. Только теперь Уилф заметил у него - на бедре, косо, по-ковбойски - большой револьвер, длинноствольный "кольт-питон"-357 в открытой кобуре. Потёртые джинсы были забраны в высокие лёгкие ботинки. Ник встал, но медлил, глядя на Уилфа, который тоже не опускал взгляда. Потом сказал:

   - У вас есть пословица: "Тот, кто живёт в стеклянном доме, не должен швыряться камнями в соседей." А у нас говорят проще: "Твоим же добром - да тебе и челом!"... Мне бы и правда радоваться, что у вас всё так, - он положил руки на бёдра и заключил: - А я не могу.

* * *

   Уилф рассматривал себя в зеркало.

   Это был он, но и не он. Худое, загорелое лицо, чересчур большие, как у журнально-мультяшных кавайных манг, глаза... вот только от взгляда в них любая кавайа-няша умерла бы на месте - столько было во взгляде серой стали. Волосы на висках были совсем седыми. Звёздчатый небольшой шрам розовел над правой бровью, другой - длинной, в два дюйма полоской - шёл из-под правого глаза точно вниз, а третий - тоже звёздочкой - пятнал подбородок справа под углом губ.

   Мда. Никогда больше Уилфриду Матмэну не быть "американским мальчиком-20..." или сколько там нащёлкает. При мысли об этом он усмехнулся.

   Ну что ж. Американский мальчик стал американским мужчиной. Наплевать и забыть.

   Он отошёл от зеркала.

   На ферме было много пустых комнат, и никто не возражал, когда он переселился в одну из них, как только начал вставать - лежать и дальше там, где он валялся без сознания раненый, было неприятно. Выбранная комната, наверное, принадлежала какому-то старику - небольшая, с одним высоким узким окном под тяжёлыми тёмными занавесями, со строгой кроватью и странно смотревшимся на полированном большом столе компьютером (Уилф включал его несколько раз, но система была наглухо запаролирована, а копаться в паролях он не стал). Одну стену комнаты сплошь занимал большой, от пола до потолка, книжный шкаф. В комнате пахло табаком - не сигаретами или сигарами, а трубочным табаком, и Уилфу нравился этот запах, а временами он представлял себе хозяина комнаты... и жалел его. Такие не бросают родные дома просто так. А значит, человек, живший здесь, погиб... Уилф даже подумал, что, окажись под рукой трубка и табак, он бы стал учиться курить. Именно трубку. Просто потому, что курил живший тут человек...

   ...Книги были в основном неинтересные - философия, история литературы, логика. Но Уилф иногда листал их. На ферме было не слишком много дел, а общаться со спасителями ему не хотелось. Русский и сам не очень стремился контактировать, Джулия словно бы смущалась Уилфа или даже стыдилась, а мелкие однозначно липли к русскому, Уилфа же почему-то побаивались. Может быть, он напоминал им о войне, которая была где-то... в общем, не на ферме, и мальчишки не хотели, чтобы она тут была. (Временами это задевало Матмэна даже больше, чем то, что его сторонится девчонка - его! Сторонится!) А Ник возился с мальчишками, как с братьями или даже с сыновьями... Сделал им качели за домом. Учил пользоваться оружием. Уилфу же оставалось упорно разрабатывать раненую ногу, качаться, проверять снова и снова свои стволы. Иногда он слушал радио, пытаясь разобраться в потоках разноречивых сообщений сотен разноязыких радиостанций, а по ночам...

   Ночей он боялся, потому что ночью думал о маме и братишке. От этих мыслей никуда не получалось деться, они мучили, как будто кровать была из раскалённого железа, и даже молитвы помогали не сразу и не всегда...

   ...Наугад вытащенная из шкафа книжка оказалась "трудом" - так это, кажется, называется? - по истории. По истории Гражданской Войны - ну, той, в девятнадцатом веке... Уилф почти ничего про неё не помнил, про ту войну. Уроки истории в школе считались полной лажей, учителя что-то там бубнили, давали задания, которые ученики потом скатывали из интернета, а часто просто не делали - всё равно никто толком их не проверял... Кому это было нужно, кому интересно, если всё это не имело никакого отношения к единственно важному - Великому Празднику Сейчас?

   Уилф проверил шторы, зажёг свечу, пролистал книгу, посмотрел рисунки и фотографии (надо же, тогда уже были фотки... напряжённые, каменные мужчины в военной форме глядели в объективы так, словно в них оттуда целились, ни единой улыбки ни на одном жёстком лице...) В глаза ему бросился вставленный в текст монографии отрывок из дневника какой-то женщины - и Уилф словно бы споткнулся об эти слова...

   "Никогда не забуду я этих оборванных, босых техасских мальчиков, которые, проходя мимо моего дома во время отступления к Ноксвиллу, оставляли на снегу кровавые следы".

   На рисунке под надписью - группа разно одетых и вооружённых людей в снегу на фоне голого леса сплотилась вокруг стоящего в рост мужчины, сжимающего в руке флаг Конфедерации. С надписью -

INGODWETRUST

   В Тебя, Боже, мы веруем.

   В Тебя, Боже.

   Кто посмел поместить эту надпись на чёртовых сраных деньгах?!

   В Тебя, Боже!!!

   Уилф зажмурил глаза - крепко, до ломоты век.

   - О святый Боже, - выдохнул он, кладя книгу на кровать. - О Боже мой. Как мы могли забыть?!

   Всё было справедливо. Забвение было наказано возвращением ужаса. Ужас шёл по земле, и не встанут из могил оскорблённые беспамятством пра-правнуков "серые спинки" прошлого, чтобы заступить ужасу дорогу. Ни за какие деньги не купить этих вот... в снегу со знаменем, чтобы они спасли подонков-потомков. Не вернуть. А если бы и вернуть - что им деньги? Какими деньгами измеряется вот это - в рост - под пули - потому что знамя - в руке?

   Уилф открыл глаза и долго сидел, глядя в сгущающуюся темноту комнаты. В доме было тихо - наверное, все уже легли, в темноте не стоит жечь керосин, огни могут заметить с дороги... Вдалеке рокотало: "Бауммм-баумм-баумм-бамммм..."

   - Нас тоже забудут? - тихо спросил в темноту Уилф, и в углах радостно закопошились, закивали, зашуршали тени - поползли, потекли, клубясь...

  - НЕТ!!!

   Мальчишка вскочил.

   - Нет, - повторил он с хрипом. - Нет, я сказал.Я СКАЗАЛ.

   Он осторожно поставил книгу на место - в шкаф. Перекрестился и прошептал:

   - В Тебя, Господи, мы веруем. Истинно так.

   И вышел из комнаты походкой человека, всё решившего. Не прихрамывая...

   ...Кольт смотрел ему точно в лицо. Но это длилось всего миг - мига Уилфу хватило, чтобы нырнуть вниз и в сторону, а мгновенно проснувшемуся Кольке - чтобы опустить ствол.

   - Ты чего? - спросил русский.

   - Я ухожу, - Уилф сел на край кровати. Колька тоже сел - прислонившись спиной к спинке кровати. - Я уже нормально хожу. Я пришёл сказать "спасибо", и...

   - Ладно, - Колька потянулся, зевнул. - Погоди часок, мы соберёмся и тоже двинем.

   - Ку... - Уилф чуть отстранился. - Вам-то зачем?!

   - А затем, что я тут сидеть не могу больше, а Юль... Джулию и сопленоидов одних не оставишь ведь... Вот вместе и пойдём. К рассвету будем у леса...

   ...Уилфа удивило, как молча, быстро и безропотно собрались все трое. Младшие даже не поскулили ничуть. Джулия тщательно, заботливо-придирчиво поправляла на них рюкзачки - плотно набитые, с притороченными спальниками и кое-какой походной утварью. У неё самой был большой рюкзак - с палаткой сверху - и маленький курносый револьвер в кобуре под мышкой.