Клич мятежников (сборник) (СИ) - Верещагин Олег Николаевич - Страница 19

   Тем не менее, они не умирали, а жили. Самые разные люди. Среди них были те, чья жизнь и в обычные дни мира была не так уж богаче и устроенней, чем сейчас - и те, кто в той жизни носил дорогие костюмы и квартал до работы преодолевал только на автомобиле.

   Теперь они жили вместе. Вместе в одни игры играли их дети. Вместе и одно и то же готовили на огне, стирали одежду в протоках их женщины.

   В одном строю держали оружие они сами. И иногда они погибали. Не просто "умирали". Они погибали в этом строю.

   Уилф Матмэн и Ник Шаззки встали в этот строй как-то естественно, сами собой.

   Свою палатку они поставили там, где отвела участок большого плота сухощавая старуха с плотно поджатыми губами, одетая в джинсовый комбинезон и грубые мужские ботинки. Это была мать траппера, хозяина дома, которую все звали Мэд Жано, хотя это и было смешно (1.). Её сын, давший беженцам и партизанам пристанище на своей земле, погиб в одной из первых вылазок. Но он ещё в мирное время состоял в АСА и в её секретной секции. Он сам выбрал свой путь, сам умер так, как мог умереть каждый, его выбравший. Поэтому Мэд Жано не плакала о нём, а гордилась им, как хорошим мужчиной, которого вырастила сама - её муж пропал на охоте давным-давно.

   1. "Безумная Жано". Юмор в том, что англоязычному трудно произнести по-французски "мадам Жано", и у него получается именно что-то вроде "мэд-м Жано".

   Не плакала, когда никто не видел, кроме Бога, с которым она говорила по вечерам в маленькой комнатке позади дома. Но Бог не расскажет никому того, что доверено лишь ему, ведь правда?

   Обо всём этом никто не знал, и близняшки притихли, прячась за сестру и Ника, когда старуха разместила их, пояснила правила - не лезть в воду без взрослых (она кивнула на мальчишек), не жечь огня, не прекословить - и ушла. А малыши тут же стали просить - чего обычно не делали - чтобы старшие их "не оставляли жить одних, она ведьма, наверное!" Джулия встала на колени, обняла братишек и поклялась, что никогда-никогда их не оставит, а Ник, выругавшись шёпотом, пошёл искать доски...

   ...Джулия и младшие спали на топчане, который сколотил Ник. Ник и Уилф - на полу, в спальниках, и по ночам Уилф иногда слышал, как внизу плещется вода. Это значило, что недалеко проплыл аллигатор. Иногда вода начинала плескаться сильно, а сам плот - немного покачиваться: это значило, что кто-то ушёл на задание или пришёл с него.

   Они жили в лагере уже вторую неделю и несли службу, но на задания их пока не посылали, и это было понятно - к новеньким всяко стоило присмотреться. Ник тоже поглядывал в ответ, держась очень спокойно и уверенно, но отчуждённо от всех, кроме Джулии и мальчишек.

   Уилф не присматривался - ему было незачем. О себе он знал всё, те, кто вокруг - были свои, и он уже успел расспросить каждого о своей семье. Никто ничего не знал. Но совершенно неожиданно молодой морпех - бывший морпех, сказал было Уилф, но тут же наткнулся на жёсткий взгляд и слова: "Бывших морпехов не бывает, пацан!" - так вот, капрал Брюнн сказал, что на эсминце "Оруэлл" капитан объявил о переходе на сторону конфедератов ещё в самом начале гражданской войны. Эсминец в это время стоял в Кронштадте, и часть команды взбунтовалась, настаивая просто на возвращении домой, а ещё одна группа офицеров и матросов взялась за оружие, объявив капитана изменником. Началась перестрелка всех со всеми.

   И тогда какие-то русские (наверное они следили за происходящим), тем временем ворвались на корабль и перебили почти всех без разбора. Если кто и уцелел - он попал в плен. Морпеху об этом рассказал его приятель-радист из штаба части - когда она ещё была, эта часть.

   Уилф тогда вышел из палатки - молча и очень прямо. Он был благодарен за то, что Брюнн не стал его окликать, останавливать, говорить что-то ещё. Он шёл прямо - а мир кренился и то и дело норовил куда-то упасть, выскользнуть из-под ног.

   Уилф не заплакал и удержался на ногах. Только внутри что-то окаменело. Может быть, сердце?

   - Извините... - прошелестел кто-то, и Уилф понял, что столкнулся с невысоким лысоватым человеком. В потрёпанной одежде, лысый, какой-то съёженный, он тащил от ручья за лагерем два пластмассовых ведра и сейчас смотрел куда-то в живот Уилфу, ссутулив узкие плечи.

   - Это вы меня... извините, я не смотрю, куда иду, - Уилф удивлённо отступил, давая дорогу. Человечек заискивающе улыбнулся, поклонился (!!!) и заспешил дальше. Рубаха на нём болталась, как на пугале - видимо, когда-то он был упитанней. Во всей его повадке было что-то странное, жалкое - и в то же время неприятное. Что? Непонятно...

   Он вздрогнул, когда тащивший вёдра человек поспешно отступил в сторону - навстречу шли две женщины с тазами, полными белья, а за ними - кто-то из бойцов. Вздрогнул, потому что женщины явно, отчётливо посмотрели на лысоватого с отвращением, а боец вдруг пнул его по вёдрам и толкнул в сторону - тот споткнулся об одно из вёдер и шлёпнулся в разлитую воду... Партизан перешагнул через него... перешагнул, как через дерьмо.

   - Капрал Брюнн сказал, что ты сюда пошёл, - Уилф обернулся на новый голос и увидел отца Пиви. Командир "аллигаторов" стоял рядом. - Я тебя в ночь поставлю на пристани дежурить, готовься. Поужинать можешь раньше остальных.

   - Есть, понял, - кивнул Уилф, козырнул. Так он привык у ван дер Занта, и, хотя отец Пиви на этом не настаивал, привычка, о которой Уилф и не догадывался, вылезла сама собой. И оглянулся через плечо: - Кто это такой?

   Унижение человека, который даже и на человека перестал быть похож, его покоробило и даже разозлило: какого чёрта, этим парням, говорящим, что они борются за свободу нации, что, мало тех бед и унижений, которым подвергли их нацию настоящие враги?! Что за детство - целым лагерем травить одного?! И за что?! Уилф не сказал этого, но, кажется, всё было написано на его лице...

   - А... - отец Пиви смерил Уилфа долгим, внимательным взглядом. - Да ты не смотри, как на злейшего врага. Эта ползучая тварь с заискивающими глазками - Мэттисон. До войны - знаменитейший адвокат-правозащитник, специализировался на защите разного дерьма типа наркоторговцев, убийц и насильников из ниггеров и латиносов, причём всякий раз свою защиту строил на убойном аргументе о том, что они - угнетённые в прошлом социальные группы, перед которыми "мы все должны ощущать груз вины". А когда началась вся эта заварушка, угнетённые социальные группы спалили ему дом, затрахали его жёнушку и обеих дочек, а он сбежал к нам. Молчит, но я так подозреваю, что своих баб он просто бросил. У нас его немного побили и сказали, чтобы валил к тем, кого так упорно и неуклонно защищал от нападок белых расистов. Он, конечно, никуда валить не стал. Его опять побили, потом снова побили, потом хотели убить, но в кучу дерьмища никто выстрелить так и не смог. Вот так он тут вокруг и пасётся сортирным адвайзером, объедки с кухни подъедает.

   Уилф снова оглянулся. Скособочившись под тяжестью вёдер, бывший адвокат семенил обратно к ручью, то и дело уступая дорогу идущим туда-сюда партизанам и кланяясь, кланяясь, кланяясь...

   ...Отец Пиви опоздал на десяток секунд.

   Мэттисон лежал наполовину в ручье, уткнувшись остатками головы в котёл. По течению плыли алые струи и сизо-розово-серые кусочки мозга. Уилф стоял над ним, задумчиво посвистывая в ствол пистолета - различалась мелодия "Дом, милый дом..."

   - Ты его убил? - прямо спросил отец Пиви, подходя ближе.

   - Я, - отрезал Уилф. - Я убийца, ты что, не знал? Я нехотя ходил в школу и драл вола в остальное время, да временами шарил по порнушке в Интернете, чтобы было на что подёргать письку, а потом пришли угнетённые и страдающие негры и сделали из меня убийцу. Вкратце всё. Такова моя история. Так её и запишут потом в книжках, которые никто не станет читать - Уилф Матмэн, пятнадцать лет, грёбаный белый убийца-расист, - слова рвались из мальчишки отрывисто и коряво, он морщился и подёргивал раненой стороной лица.