Ловушка для Черного Рейдера - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 39

На яхте, куда они возвратились первыми из пассажиров, прохаживался один капитан.

— Что так скоро? — удивленно поинтересовался он. — Не понравилось?

— Наоборот, очень красиво. Но… дома, говорят, и стены помогают, — с двусмысленной улыбкой ответил Турецкий капитану.

Тот хмыкнул, кивнул, скользящим взглядом с большим пониманием окинул нижнюю половину тела девушки и мимикой показал Турецкому, что восхищен его выбором. Чуть склонил голову и ушел в рубку…

На яхту вернулись все, кроме фотографа. Капитан медлил. Подходя, Турецкий спросил, почему стоят? Тот пожал плечами и ответил, что опаздывает один пассажир. Можно подождать немного, время еще есть.

— На той стороне, на пляже, стоят несколько катеров, может, этот с ними решил? — спросил толстенький мужичок.

— Вряд ли, они наверняка местные, — не согласился капитан. — Сейчас пойдем…

Возле обрыва появилась, наконец, шатающаяся фигура фотографа. Он хотел спуститься по тропинке аккуратно, но оступился и задом съехал по песчаной осыпи. Поднялся, слабо отряхнулся и пошел к причальным мосткам.

— Быстрей давай! — тонким голосом закричал толстенький, опаздывал он, что ли? — Из-за тебя, раздолбая, стоим вон сколько!

Но фотограф с болтающимся на шее фотоаппаратом словно не слышал. Шатаясь, поднялся на борт, так же шатаясь, прошел к лестнице и едва не свалился по ступенькам вниз. Помогли ему спуститься в каюту. На правой стороне его лица зрел здоровенный багровый синяк.

— Надо же! — сказал капитан, провожая его взглядом.

— Небось, с рыбаками поссорился, — высказал предположение все тот же толстенький. — Они не любят, когда их фотографируют. Это ж — рыбалка, святое дело.

— Вряд ли, — капитан покачал головой и почему-то с легкой усмешкой взглянул на Турецкого, индифферентно прислонившегося спиной к поручням.

— Я тоже думаю, что это не случайная, а вполне профессиональная работа, — он открыто улыбнулся капитану.

А тот, подмигнув в ответ, поднял руку, давая сигнал к отходу…

Эта история, или акция, как назвал ее в свое время Турецкий, ни по каким материалам Аллы Стериной, разумеется, не проходила. И вряд ли кто-нибудь, кроме троих человек, знали о ней. Нет, ну, может, еще тот капитан иногда вспоминал забавный случай с улыбкой, привозя на «Остров любви» очередные парочки, а так никому не было интересно.

А ведь она имела-таки продолжение, сыгравшее, кстати, свою отдельную роль в той эпопее…

Дверь каюты, куда спустился тогда Александр Борисович, была приоткрыта. Не настолько, чтобы разглядеть постороннему, «кто-кто в домике живет?», но изнутри позволяла увидеть, по каким каютам расходятся пассажиры. И бравая, сексапильная помощница, пока Турецкий проводил время на палубе, занималась именно этим наблюдением. На билетах-то не было номеров кают.

Он закрыл за собой дверь и без слов задал вопрос, на который Света ответила утвердительным кивком. И добавила:

— Напротив, первая слева.

— Один?

— Нет, двойная.

— Тогда до речного вокзала наш не появится. Пойдем пить кофе… И что-нибудь вкусненькое в клювы бросим. Я, кажется, проголодался на этой охоте.

Буфет был в конце коридора, дверь его открыта настежь, и Турецкий с прекрасной дамой уселся так, чтобы видеть весь коридор до самой лестницы. Света, поменявшая свое восхитительное короткое платье на модные короткие джинсы, сидела спиной к двери, и у Александра оставалась в запасе возможность пригнуться в случае необходимости. А такая необходимость могла быть вызвана разными обстоятельствами. Ну, например, если бы «папарацци» полез вдруг в драку, нарываясь на публичный скандал. Или у него в каюте находился сообщник по «бизнесу». Всякое могло случиться.

Но все опасения оказались напрасными. За всю обратную дорогу тот так ни разу из своей каюты и не вышел: возможно, ему действительно было неловко за свой внешний облик, который, впрочем, вполне соответствовал образу человека со столь невысокими моральными устоями. Тема оказалась интересной, и Александр с увлечением стал ее развивать перед благодарной и восхищенной слушательницей. Она звонко смеялась, невольно заставляя публику в буфете оборачиваться к ней и приветливо улыбаться.

Дорога обратно всегда короче, и когда яхта начала чалиться, Александр Борисович со Светланой одними из первых сошли на причал. И вот тут уже закурили, будто на судне существовал запрет. Курили, никуда не торопясь. И дождались.

Последним, очевидно испытывая все-таки определенное смущение, сошел «папарацци» с кофром через плечо. Да, его смущали взгляды: слишком выразительной была «профессиональная работа», как выразился Турецкий. И только ступив уже на причал, он поднял глаза и увидел Турецкого с дамой, с веселой общительностью махавшего ему рукой.

Парень запнулся. Решил, что снова бить будут? Но на лице Александра Борисовича сверкала радостная улыбка.

— Костя, привет! — закричал он. — Извини, сразу как-то не узнал тебя! Как жизнь молодая?

Парень оторопел. Даже рот открыл. А Турецкий махал ему рукой, приглашая подойти ближе. И тот решился.

Александр Борисович видел, еще перед отходом, что парень с большим кофром, как и ожидалось, приехал на портовую автостоянку на машине. Обыкновенный «жигуленок» зеленого цвета.

А сейчас парень, нерешительно подходя, во все глаза разглядывал этого непонятного мужика и его женщину, совсем не напоминающую ту, на острове, со вскинутыми голыми ногами. Словно сместилось что-то… И «эта» тоже приветливо улыбается ему… А может, он все-таки ошибся? Знают-то они его откуда? Элементарные соображения ему и в голову не приходили.

— Слышь, Кость, — продолжил между тем дружелюбный Турецкий, — ты на своей в город? Не подкинешь нас с моей… — он с неподдельным восторгом кивнул на девушку, — до центра? Бензин мой!

— Да я… — затянул Костя.

— Чего — ты? А это тебе зачем? — Турецкий небрежно мазнул себя пальцем по щеке. — С корабля сигал?

«Папарацци» был в полном замешательстве. И тогда Турецкий — с одной стороны, и Светлана — с другой, весело, как старые приятели, подхватили Костю под руки и побежали-потащили его к зеленой машине. Тот почему-то и не сопротивлялся. Совсем, видно, обалдел от неожиданности.

Светлана села сзади, а Турецкий заботливо подсадил водителя и забрался на переднее сиденье с другой стороны.

Казалось, Костя уже чисто машинально включил двигатель, и они поехали. А когда выбрались на проспект Космонавтов, Турецкий попросил водителя ни минутку остановиться.

— Костя, — проникновенным голосом начал он. — Скажи мне, пожалуйста, какой хрен тебя заставил заниматься этой… — он оглянулся на Свету и закончил: — фигней? А ты еще, ко всему прочему, оказался и неумным человеком, Костя. Тебе чего надо было сделать? Объект дали? Задачу поставили? Вот и хорошо. Идешь ко мне и говоришь: «Сан Борисыч, тут такое дело… вот, и гонорар такой. Чего будем предпринимать?» А что я тебе отвечаю? «Молодец, Костя. Раз это им надо, значит, сделаем. А как, давай вместе подумаем. И чтоб вроде бы все было так, и, если разобраться, все не так, понимаешь?» Ну, ты-то — профи, да и я не пальцем деланный. Дал бы толковый совет. А ты и им материал бы представил, и гонорар соответствующий заработал бы, и от меня получил бы уж точно не меньше — за сообразительность. Понял теперь?

— Чего понял? — Костя «не врубался».

— За что подмастерью от мастера постоянно доставалось? Вот так, дорогой. А теперь сиди в галоше. Вместо того, чтоб рюмку поставить… мне. За долготерпение мое… Ну? Вот она — твоя карта, — Турецкий вынул из кармана карту памяти. — Больше скажу. Могу тебе ее вернуть, но… с условием. Примешь? Отдам. Нет? Ходи пустой. И еще добавлю: больше такая удача тебе не засветит. Даже последний кадр, такой восхитительный, смазался, ну надо же!

Костя смотрел недоверчиво, но, видимо, жажда, обуявшая каждого папарацци, переломила недоверие.