Абсолютная память (ЛП) - Балдаччи Дэвид - Страница 7

— Только не надо давить. Дай нам сделать свою работу. У нас есть этот парень. Пусть все будет честно и справедливо. Это дело на смертный приговор. У него все шансы получить иголку.

— Ага, лет через десять, возможно. А на эти десять лет он получит дом с кроватью и тремя квадратными футами. А если он псих и его адвокат сможет подсунуть правильные бумаги, он отправится жить в симпатичную уютную психушку и будет читать там книжки, складывать пазлы, ходить на консультации и получать бесплатные лекарства, чтобы у него ничего не болело. Неплохо, с его-то нынешнего места. Я бы и сам согласился на такое.

— Амос, он признался в трех убийствах.

— Дай мне повидаться с ним.

Ланкастер уже торопливо шла прочь, наверное, к припаркованной машине. На полпути она обернулась и рявкнула:

— Кстати, всегда пожалуйста, придурок!

Декер смотрел ей вслед, пока женщина не вышла из фойе. Потом уселся обратно за свой столик. Он называл этот стол своим, потому что каждому нужно какое-то место, которое можно так назвать. И этим местом для него был столик в столовой.

Когда Амос проснулся нынче утром, у него в жизни была только одна цель — дотянуть до следующего утра.

Но теперь все изменилось.

Декер вернулся в свою комнату и достал телефон. Ему не нравилось платить за телефон, у которого есть доступ к Интернету, но это все равно что получить по дешевке огромную библиотеку и целую армию научных сотрудников. Амос проверил новостные ленты. Полиция, должно быть, заблокировала сведения об аресте Леопольда, поскольку в новостях было пусто. Когда Декер ввел поиск по фамилии, он получил несколько совпадений, но это явно были другие люди, просто однофамильцы.

Этот парень пришел и признался в трех убийствах. Даже если станет ходатайствовать о невменяемости, он проведет всю жизнь в запертом помещении. Настоящий ли он? Действительно ли сделал это? Полицейские должны разобраться довольно легко. Декер знал, что полиция утаивает от публики многие детали преступлений. Они будут допрашивать Леопольда, если таково его настоящее имя, и быстро определят, действительно ли он убийца или по какой-то причине врет.

И если он тот самый, то что делать Декеру? Попытаться вмешаться в систему уголовного правосудия и убить его? А потом самому отправиться за решетку? Но если он лжет… ну, тогда тоже открываются некоторые возможности.

Прямо сейчас он не может ничего сделать. По крайней мере, ничего конструктивного. Леопольду предъявят формальное обвинение или отпустят, в зависимости от результатов допроса. Если его оставят взаперти, будет судебное разбирательство. А может, и нет, если парень признает себя виновным, что делали большинство обвиняемых, потому что они были бедны и не имели денег на хорошего адвоката, или были виновны, или оба вместе. Богатые парни всегда сражались, особенно если в уравнение включался тюремный срок. Им было что терять.

Но обвинение может и не предложить такую возможность. Они могут решить воспользоваться этим лохом ради своей профессиональной выгоды. И если так, Декер будет в зале суда. Каждый день. Каждую минуту. Он хотел видеть этого парня. Прочувствовать его. Оценить.

Декер улегся на кровать. Со стороны казалось, что он спит, но Амос был далек от сна. Он вспоминал. Размышлял о том, кем он был. И о том, кто он сейчас. Он часто думал об этом, даже против своего желания. Иногда, чаще всего, это решение принимал не он. Решение принимал его мозг, который, как ни смешно, кажется, имел собственный разум.

Я — Амос Декер. Мне сорок два года, и я выгляжу на десять лет старше (в хороший день, которых у меня не было уже четыреста семьдесят девять дней), а чувствую себя старше на сотню лет. Я привык быть копом, потом — детективом, но я больше не имею оплачиваемой работы в этой области. У меня гипертимезия, а это означает, что я никогда ничего не забываю. Я говорю не о всяких методиках запоминания, которым можно обучиться для улучшения памяти, вроде уловок с ассоциациями, позволяющими запомнить порядок карт в колоде. Нет, просто у меня мозг с турбонаддувом, в котором как-то включилось то, чем мы никогда не пользуемся. В мире мало гипер-Т, как я сам это называю. Но я официально один из них.

И похоже, мои проводящие пути органов чувств тоже перепутались, так что я считаю в цветах и вижу время картинками в голове. По правде говоря, цвета вторгаются в мои мысли в самые неожиданные моменты. Нас называют синестетиками. И вот я считаю в цвете, «вижу» время и — иногда — ассоциирую цвет с человеком или предметом.

Многие люди с синестезией страдают аутизмом или синдромом Аспергера. Не я. Но теперь я не люблю, когда меня трогают. И больше не понимаю шуток. Хотя, возможно, это потому, что я вряд ли буду когда-нибудь еще смеяться.

Когда-то я был нормальным, настолько, насколько это возможно для человека.

Но теперь это не так.

Его телефон зазвонил. Декер посмотрел на экран. Номер незнакомый, но это ничего не значит. Рекламируя свою работу частным детективом, он оставлял свой номер в самых разных местах. Сейчас ему не хотелось думать о работе, но, опять же, нельзя игнорировать платежеспособных клиентов. Если его вышвырнут из этой дыры за неуплату, он вернется в ящик. А зима уже близко. И пусть он накопил немного жира, который греет, прочная крыша над головой всегда лучше картона.

— Декер, — ответил он.

— Мистер Декер, я Александра Джеймисон из «Ньюс лидер». Могу я задать вам несколько вопросов относительно последних событий в расследовании, связанном с вашей семьей?

— Откуда у вас этот номер?

— Друг друга.

— Сегодня я уже второй раз слышу эту фразу. И в этот раз она ничуть не лучше первого.

— Мистер Декер, прошло шестнадцать месяцев. Вы должны что-то чувствовать, зная, что полиция наконец-то произвела арест.

— Откуда вы знаете об аресте?

— Я работаю с полицией. У меня есть контакты. Надежные контакты, которые сообщили мне, что подозреваемый находится под стражей. Вы что-нибудь еще об этом знаете? Если да, то…

Амос нажал кнопку отбоя, и ее голос исчез. Через секунду телефон вновь зазвонил, но Декер просто выключил его.

Он не любил прессу в бытность свою детективом, хотя иногда и журналюги приносили какую-то пользу. Но для частного детектива пользы от них не было вовсе. И они не получат от него никаких сведений или помощи по поводу расследования, «связанного» с его семьей.

Амос вышел из комнаты, сел на автобус на углу и доехал на нем до другого автобуса, на котором добрался до центра. Несколько небоскребов мешались с кучей других зданий, низеньких и средних, одни в хорошем состоянии, другие — не очень. Хорошо спланированные улицы лежали тесной сеткой прямых углов и ровных магистралей.

Он проводил мало времени в центре города. Преступления — по крайней мере серьезные — совершались либо в северной части, либо в пригородах. Но участок, где он работал и где находились камеры для арестованных, был именно здесь, в самом центре.

Декер стоял на улице и смотрел на здание напротив, в которое он входил каждый день в течение многих лет: Второй участок. На самом деле это был Первый участок, поскольку старый Первый сгорел. Но никто не озаботился сменой номера. Наверное, не было денег в бюджете.

Участок был назван в честь Уолтера Джеймса О’Мэлли, который возглавлял его лет сорок назад. О’Мэлли упал мертвым возле бара, когда шел под руку с любовницей. Но это никому не помешало назвать здание в его честь, что убедительно доказывало: адюльтер не особо вредит наследию человека. Даже если он убил тебя.

Старая берлога Декера была на третьем этаже. Отсюда виднелось то самое окно, в которое он таращился на улицу, когда не смотрел на Ланкастер, сидящую напротив в тесной комнатушке. Камеры предварительного заключения располагались в подвале, как раз со стороны этой улицы, так что сейчас от Себастьяна Леопольда его отделяло едва пятьдесят футов.