В режиме бога - Прошкин Евгений Александрович - Страница 21

– Удачи! – напутствовал его Керенский.

– Знаете, Сан Саныч… – Сигалов уже взял с подставки свой немуль, но надевать не спешил. – Я такой организации, как у вас, нигде еще не видел. Немного непривычно… в хорошем смысле. Такой серьезный подход к делу… И в то же время такое отношение к людям. Я думаю, вы порвете рынок. И я постараюсь вам в этом помочь. Постараюсь быть полезным.

«Зачем столько соплей напустил? – обругал себя Виктор, когда Керенский удалился. – Отношение к людям… Что я знаю об их отношении? Я даже не в курсе, куда меня сейчас окунет. Ладно, авось зачтется как прогиб. За такие деньги не стыдно и лизнуть разок, лишь бы в привычку не вошло».

Сигалов ожидал увидеть корпоративный интерфейс, но почувствовал, что загрузка скрипта уже началась.

Дождь лил как из ведра. Виктор сделал последнюю затяжку, выбросил окурок и закрыл окно. Чайник уже вскипел, микроволновка звякнула, извещая, что пирожки с вишней тоже поспели. Переложив их на блюдце и взяв во вторую руку чашку, Сигалов вернулся в комнату.

Телевизор, милый пережиток прошлого, висел там же, где его и повесили много лет назад. Виктор не помнил, когда включал его в последний раз, но и выкинуть рука не поднималась. На стене наверняка останется след, надо будет чем-то закрывать, опять морока… Пусть уж лучше телевизор.

Черный экран продолжал притягивать пыль, а Сигалов продолжал ее стирать, раздражаясь каждый раз всё сильнее. Час, когда ненужный прибор отправится на помойку, неминуемо приближался. А ведь кто-то по-прежнему этим пользовался, что-то там смотрел, вроде даже и кино еще снимали для каких-то фрустрированных пенсионеров… Виктор давно собирался на это взглянуть, исключительно ради хохмы, – и вот тогда уже с чистым сердцем освободиться от мусора.

Поставив чашку и блюдце на стол, он решительно пошел за салфеткой. Дождь, чай, безделье. Похоже, сегодня тот самый день.

Пока Сигалов вытирал пыль, огненные пирожки остыли и теперь были в самый раз. Он торжественно уселся напротив телевизора, взял чашку и тут кое о чем вспомнил. Чертов ящик включался не голосом и не коммуникатором, ему нужен был пульт. Крякнув, Виктор снова поднялся и отправился на поиски.

Звонок застал его за разбором ящика с реликтами ушедшего детства.

– Кирюх, салют! – раздалось в трубке.

– Привет, – ответил Виктор.

Пульт нашелся между фонариком и игрушечным кастетом. Сигалов потыкал в зеленую кнопку и вытряс давно погибшие батарейки.

Собеседник тем временем продолжал о чем-то рассказывать – с такими подробностями, что Виктор потерял нить уже на второй фразе. Он озабоченно вернулся к коробке и выяснил, что запасных батареек у него нет.

Дождь за окном поливал волнами и хлестал по стеклам так, что замирало сердце. Сигалов против дождя ничего не имел, без него и весна – не весна, но уж больно не вовремя он сегодня пошел. И телевизор не посмотреть, нужны батарейки. Где их искать – пёс их знает… Возможно, такие уже и не делают.

Сигалов осторожно приоткрыл окно и взял с подоконника зажигалку. Монолог в трубке продолжался сам собой – вот и хорошо, сейчас Виктору было не до разговоров. Он почувствовал не то начинающийся жар, не то тремор, а скорее, всё вместе. Сигалов посмотрел на свою руку – сигарета в пальцах не дрожала. Ощущение тряски было внутренним и к телу как будто не относилось.

– Ладно, Кирюх, я еще перезвоню, – произнес абонент.

– Хорошо… – сказал Виктор, зачарованно глядя в угол.

Стены и потолок медленно разъезжались, комната увеличивалась в размерах, но как только он моргал, всё возвращалось на место – и тут же начиналось по новой. Это движение пространства, неуловимое и оттого еще более мучительное, преследовало Виктора без остановки, словно кто-то вращал колесо с наклеенными картинками. Хватаясь, как старик, за спинку дивана, он сел и попытался не моргать, чтобы застать тот момент, когда стены отодвинутся достаточно далеко – туда, откуда они уже не смогут мигом встать на прежнее место. Одновременно Сигалов сознавал, что никакого движения в комнате нет, – именно это он и хотел себе доказать от обратного. Он просидел с открытыми глазами секунд двадцать и вдруг почувствовал такое головокружение, что желудок ухнул вниз и сжался. Если бы Виктор успел съесть пирожки, они неминуемо оказались бы на диване, но он лишь закашлялся и проглотил густую слюну.

Сигалов осторожно поднялся с дивана, опасаясь, что не справится с координацией и опрокинет чай на столе. Он чувствовал, что каждое его движение было сделано не им самим, а кем-то посторонним. Ему казалось, что он хочет подойти к телевизору, в действительности же этого хотел кто-то другой, а Виктор лишь исполнял его волю.

– Стены-то больше не ездят… – сказал он вслух. – И это тоже пройдет.

Сигалову не нужно было убеждать себя, что он находится в плену навязчивой иллюзии, он и так прекрасно это понимал, но избавиться от нее не мог. Ощущения были такими сильными, что занимали всё его сознание, не оставляя места для других мыслей – возможно, более здравых. Виктор ежесекундно повторял себе, что им никто не управляет, и это было то же самое, как встряхивать непрерывно засыпающего человека, находящегося на грани между сном и явью.

Звонок заставил Виктора вздрогнуть, и он обнаружил, что стоит у телевизора, разглядывая корпус. Включить его можно было и без пульта, ну разумеется, вот только найти нужную кнопочку…

В дверь снова позвонили, и Сигалов окончательно пришел в себя. Голова была удивительно ясной, мысли о перемещающихся стенах казались верхом бреда. Тело тоже было в порядке: Виктор словно выспался и как следует позавтракал. Взглянув на блюдце с нетронутыми пирожками, он пошел открывать.

За дверью стояла молодая девушка в домашних шлепанцах.

– Привет, Кирилл, – сказала она.

– Привет, – ответил Виктор, мучаясь от того, что не может назвать соседку по имени. Кажется, ее имя в морфоскрипте прописано не было.

– Набирала два раза, у тебя занято. Решила сама зайти. Ты про вечер не забыл? Одиннадцать ноль-ноль.

– Конечно. В смысле – нет, не забыл.

– Будут две подруги, как обещала.

Виктор не понял, о чем речь, и это, вероятно, тоже было задумано автором. Глуповато, как показалось Сигалову. Сам он предпочитал не городить загадок на пустом месте, но ошибкой скрипта это назвать было всё же нельзя. Дело вкуса.

Истолковав его молчание по-своему, соседка пояснила:

– Ну как обещала же! Две и еще… раз, два, – она показала пальцем на него и на себя.

Сигалов начал догадываться, и это ему понравилось.

– С тобой всё в порядке? – спросила девушка, снова не дождавшись ответа.

– Да, всё хорошо. До вечера?

– Ну… до вечера, – сказала она с легким сомнением.

Виктор закрыл дверь, посмотрелся в зеркало и увидел себя – обычного, нормального. В темно-красных хлопковых брюках, зауженных книзу, и в растянутой майке-алкоголичке с нарисованным пятном от кетчупа на животе. Мода сделала очередной виток и вернулась туда, откуда никогда не уходила: неделю подбирать одежду, чтобы выглядеть так, будто ты случайно схватил первое попавшееся под руку.

Сигалов вернулся в комнату, но не сообразил зачем. На столе лежала грязная салфетка, рядом стояло блюдце с остывшими пирожками. Он хлебнул холодного чая и приблизился к незакрытому окну. Дождь уже заканчивался, но подоконник успело залить полностью, и пачка сигарет промокла, хоть выжимай. Однако не это тревожило Виктора. Что-то другое, более важное. Он почти вспомнил и даже обернулся, сделав шаг к телевизору, когда где-то за пределами комнаты сказали:

– Достаточно для первого раза.

Виктор стянул с головы немуль, тяжело вздохнул и посмотрел вверх. Над ним нависала мощная фигура с квадратным лицом. В глазах туманилось, зрение фокусировалось медленно и неохотно. Прежде чем картинка приобрела четкость, Сигалов уже догадался, кого он видит, и не смог в это поверить. Возле кресла ожидал капитан, два раза арестовывавший Виктора за убийство Лёхи в том самом скрипте, который Шагов нарыл неизвестно где. Этот вымышленный капитан из чужого черновика сейчас находился рядом – живой, настоящий.