В режиме бога - Прошкин Евгений Александрович - Страница 37

– Люди отличные. Внешность, мимика – всё проработано на совесть.

Коновалов опустил уголки губ, другого ответа он и не ждал.

– Всё правильно, – сказал он. – Но это не совсем персонажи. В Индексе очень мало креатива, раз уж ты так любишь это словечко. Там ничего не нафантазировано. Это не творческий продукт, а зеркало реальности. Я помню, как после первой сессии ты жаловался, что в нашем скрипте ничего не происходит. В нем, как в жизни, ничего особенного и не должно происходить.

– То есть все те люди на улице… – Сигалов не решился закончить.

– В Индексе любой прохожий – это тот же человек, который в нашем мире в то же самое время идет по той же улице, и он точно так же одет. И если в Индексе у него звонит коммуникатор, значит, и в реальности этого человека вызывает тот же самый абонент.

– Откуда берется вся эта информация, и как она поступает в скрипт? Уличные камеры наблюдения? Но этого мало. Полицейские сети? Спутники?

– И то, и это, и еще того-сего понемножку. – Коновалов, как болванчик, покачался в разные стороны. – Мы постоянно подключаем новые источники. Слепых зон еще полно, и от всех мы не избавимся. Например, мы не узнаем, что происходит в Индексе на океанском дне. Но это нас и не очень-то интересует. Главное достигнуто: когда ты загружаешь Индекс, в любой точке любого города ты видишь именно то, что увидел бы там в жизни. Это зеркало, – повторил куратор.

– По-моему, ваше зеркало более реально, чем вам кажется. Взять тех же прохожих: это не манекены. Они отличаются не только внешне, у каждого индивидуальная реакция. Та девочка, которую опрашивали по поводу моей смерти, – разве это стандартное поведение ребенка? И откуда могли взяться ее показания в протоколе, если в реальности этого события не было, потому что ни под какие автобусы я не прыгал?

– Как в любом хорошем морфоскрипте: поведение персонажа смоделировано в соответствии с изменившейся ситуацией.

– Вот тут вы, Игорь Сергеевич, сами себе противоречите. Скрипт моделирует поведение персонажа на основании того, что прописано автором. Эта девочка должна быть в сценарии, тогда она себя проявит. Но восемь миллионов персонажей никто не создаст. Откуда Индекс ее взял? Скопировал из реальности, со школьных камер наблюдения? Но почему мальчик Коля реагировал на мои, пардон, кишки совсем не так, как девочка Настя? Почему они получились разными? Кто их такими прописал в Индексе?

– В определенном смысле… Они там прописаны… – Куратор снова помолчал и наконец решился: – Прописаны самим Индексом. Это тяжелая тема, и каждый раз, когда мне приходится ее касаться, я сталкиваюсь с укоренившимися мифами. Люди так напуганы фантазиями про искусственный интеллект… Не поверишь, раньше у него даже было особое обозначение: две заглавных «И», ну прям Иван Иваныч какой-то! Так вот: весь этот бред к нашему скрипту не имеет никакого отношения. У Индекса нет воли и нет сознания, это всего лишь виртуальная среда. Но она развивается. У скрипта есть активное ядро, которое анализирует и структурирует информацию. Ты со своим Гиперскриптом до такого не додумался?

– Пф!.. – Сигалов безнадежно махнул рукой. – Я и не начинал об этом думать. Он у меня даже в мечтах получался статичным.

– А наш Индекс непрерывно дополняет свою базу данных, и все персонажи в нем постепенно усложняются. Некоторые уже сейчас прописаны как живые, со всеми нюансами. Это те, кто соприкасался с Индексом лично.

Заметив недоуменный взгляд Виктора, Коновалов усмехнулся:

– Надеюсь, у тебя нет предубеждений на этот счет? Индекс интересуется всеми людьми, но в первую очередь сотрудниками компании. Когда-нибудь даже последний сомалийский рыбак перестанет быть схемой и обретет собственный характер. Если успеет дожить.

– Значит, я там не кукла, а тщательно выписанный персонаж, – уточнил Сигалов.

– Да, с тобой можно и поболтать при встрече, – вальяжно произнес Коновалов. – Наверно.

– Почему «наверно»? Вы не пробовали? Никогда не загружали Индекс?

– Я не думаю, что это увлекательное занятие – оправляться в копию реальности, чтобы встретиться там с копией реального человека. Тем более ты даже не узнаешь, что находишься в копии. Вернее, ты-то как раз узнаешь. А вот я – нет.

– Неужели не любопытно?

– У меня здесь забот хватает. Да и нет там ничего любопытного. Что я, что ты – два сыча. Я целыми днями верчусь на работе. Ты до недавнего времени целыми днями прокисал дома с немулем. На что смотреть?

– Ну почему целыми днями… – Виктор вспомнил Мальвину, она тоже говорила о каких-то кретинах, живущих с обручем на голове. Неужели она была права?

– Скажешь, у тебя полно друзей?

– Нет, не скажу.

– Семьи тоже нет. Ты неинтересный человек, Витя. И я тоже неинтересный. Но это не смертельно, все нормальные люди скучны. Выше нос!

– Да я не расстроился, – вздохнул Сигалов, снова отворачиваясь к окну. – Много новостей, сижу вот, обдумываю. И перед школьницей неудобно.

– Перед кем? Перед Леночкой из морфоскрипта?

– Ага…

– Тебе стыдно перед ботом? Перед строчкой кода?

– Не такая уж она и строчка.

– Кем бы она ни была, эта Леночка уже ничего не помнит. Все изменения периодически сбрасываются. Индекс сравнивает себя с реальностью и если находит несоответствия, он их исправляет. Ты можешь наворотить там что угодно, вплоть до мировой войны, но при очередном обновлении всё вернется, Индекс снова будет отражать реальность.

Идея самообновления показалась Виктору знакомой, и вариантов, где он это уже встречал, было не много. Вряд ли кому-то пришло бы в голову использовать этот прием в обыкновенном скрипте. Юзерам нравилось изменять мир, оставлять в нем свои следы, и лишать их этого удовольствия было нецелесообразно. Человек, вырезавший на березе «Гриша + Катя», желал, чтобы это оставалось навечно, – и в любом морфоскрипте это оставалось навечно или до тех пор, пока пользователь не разочаруется в своей Кате и не захочет удалить метку.

– М-да… – выдавил Сигалов. – Вы немножко поскромничали, когда сказали, что у вас рядовая компания.

– Рядовая? Нет, такого я не говорил. Компания у нас выдающаяся – с выдающимся морфоскриптом и не менее выдающимися специалистами.

– Я так и не понял, чем они заняты. Чем занимаюсь я сам в том числе.

– Наше зеркало мира не идеально, к сожалению. Кроме слепых зон, оно содержит неточности, искажения… Ошибки скрипта, одним словом, которые сам Индекс в себе устранить не может. То ли он их не замечает, то ли не считает их заслуживающими внимания. В общем, за ним нужно присматривать.

– Вы мне уже не первый раз говорите про ошибки, но я их не видел, и никто не видел. На чем основана ваша уверенность, что эти ошибки существуют?

Коновалов надолго задумался, потом нажал кнопку в подлокотнике и, когда перегородка в салоне поехала вниз, бросил водителю:

– В офис.

Сигалов уже решил, что ответа не будет, но куратор склонил голову набок и вполголоса произнес:

– Ошибки наверняка есть, ничто в мире не идеально. Нам нужно их найти во что бы то ни стало, и как можно быстрей. Или окончательно убедиться, что Индекс работает без ошибок.

«Чтобы… – мысленно продолжил Сигалов. – Убедиться, чтобы… Что?»

Куратор, однако, пояснять ничего не стал, и незаданный, но очевидный вопрос Виктора повис в воздухе.

Упомянутый Коноваловым цейтнот засел в мозгу тревожащей занозой, Сигалов не мог прекратить об этом думать. Ему нередко приходилось работать под давлением грядущего дедлайна: как любой скриптер, он любил профукать половину времени впустую, а потом наверстывать, считая оставшиеся дни. Но он не понимал, как проблемы личной дисциплины могут касаться целой компании. Ни к каким выводам Виктор так и не пришел, лишь мысленно перечислил неясности.

О каком сроке идет речь?

Что надо успеть к этому сроку?

Что будет, если не успеть?

И четвертый вопрос, о котором он чуть не забыл. Вопрос не менее важный: почему куратор не хочет об этом говорить?