Магия страсти - Чарова Анна - Страница 25

Был бы он моложе лет на десять, обратила бы на него внимание. Хотя… нет, не стала бы связываться: кажется, что он только притворяется дружелюбным, у него есть второе дно.

— Как ты себя чувствуешь? Саяни сказала, что ты потеряла память.

— К сожалению, — вздохнула я, продолжая его изучать. — Она говорила, что вы — мой будущий жених, мы знакомы и, наверное, нравились друг другу, но я совершенно ничего не помню.

Ратон усмехнулся:

— Не столько нравились, сколько нуждались друг в друге. Йергос, глава ордена, говорит, что сердце Спящего стало биться реже и слабее. Такое случалось дважды, и каждый раз земли Справедливости охватывала война. Подозреваю, что на земли твоего княжества, которые возле Шелкового озера, собирается претендовать Единство Трех: Фредерики, Зонны, Рункисы, поэтому ты и согласилась сочетаться со мной брачным союзом. Конечно же, изучив расстановку сил и взвесив свои шансы на победу.

— Да, наверное, мой долгий сон — их рук дело, — сказала я. — Они попытаются снова добраться до меня, и неплохо бы удвоить охрану во время помолвки.

— Наша договоренность в силе? — Ратон вскинул бровь.

Сколько ему лет? Пятьдесят? Или сорок пять, просто тут люди живут меньше и быстрее старятся? Я представила, как он садится на кровать, кладет руку на мой затылок, притягивает меня к себе и касается щеки шершавыми губами. Он нежен, настойчив, опытен, будет долго дразнить прежде…

Фантазируя, я опять завела себя, посмотрела на Ратона другими глазами. Мое тело говорит, что близость с ним не только возможна, но и принесет мне радость. Причем хочется, чтобы прямо сейчас его смуглые руки с тонкими пальцами подняли платье и…

Ну дождись ты уже свадьбы! Тебе что, не принципиально, с кем в постель ложиться? А кем ты себя почувствуешь потом, ты подумала? А что, если у Эда есть двойник в этом мире?

Нет, не позволяй портить себе жизнь иллюзиям!

— В силе, — кивнула я, вскинула голову и встретилась с ним взглядом.

— Не беспокойся о страже, я распоряжусь.

Ратон никак не выдал своей заинтересованности, улыбнулся, шагнул ко мне и положил руку на макушку — я замерла, сердце заколотилось. «Давай же, садись рядом, обними меня, смотри, какая широкая кровать — будем кувыркаться», — обрадовалось тело. «Ой, мамочки», — подумал разум. Меня словно тянули в противоположные стороны два живущих во мне разных человека. Один жаждал секса, все равно где и с кем, второй старался все логически осмыслить и засунуть в рамки морали, куда меня, то есть Ольгу, загнала еще покойная бабушка, считавшая, что до свадьбы — ни-ни. Сама я в последнее время убедилась, что хороший секс возможен только по любви.

— Не бойся, я дам тебе время, чтобы привыкнуть ко мне, — сказал он и убрал руку, сел на край кровати. — Если бы ты не уснула, свадьба должна была бы состояться послезавтра, ее пришлось отменить. Теперь надо обсудить помолвку.

— Она через семь дней?

Я пыталась держать себя в руках, близость Ратона очень отвлекала от мыслей о делах, тело так жаждало его, что пыталось убедить меня, что это любовь с первого взгляда.

Примерно такая же, как к Амилю. Сколько их еще будет и как отличить настоящее от зова?

Понятно, что правильно вычеркнуть его из сердца, чтоб не тянул на дно. Но как это сделать, когда понимаешь, что он — самое светлое, самое дорогое, что у тебя было?

— Да, — с промедлением ответил Ратон. — Осталось разослать приглашения и приготовить комнаты для гостей. Саяни предупреждала, что ты сильно изменилась, но чтоб настолько… Такой ты мне нравишься больше.

— Чтобы научиться ценить жизнь, нужно помнить, что можешь ее потерять, — сказала я в общем-то банальность, но Ратон вскинул бровь и резко изменил тему:

— Ты освободила двух слуг. Пару часов назад я думал, что это каприз вздорной девчонки, теперь понимаю, что нет. Почему?

— Потому что свободными они будут служить мне лучше, — ответила я, не раздумывая. — Если вы предполагаете, что грядет война, нужно сделать так, чтобы люди нас любили и им было что терять. Посоветовала бы на помолвку и свадьбу отменить работы в поле и в каждой деревне устроить петушиные бои, где победители получат вознаграждение, и устроить бесплатную раздачу еды. Накануне больших испытаний мы должны быть добрыми господами.

— Наших врагов, Фредериков, простолюдины и так ненавидят. Но не будет ли слишком дорого…

— Надо рассчитать, как отделаться дешево, и чтоб управляющий не украл ни нома. В любом случае получится дешевле, чем свадьба в замке, а отдача будет больше. Подумайте над этим.

То ли мне показалось, то ли умудренный сединами жених смотрел на меня настороженно.

— Разумное предложение. Но кто будет этим заниматься?..

— Поручите Амилю, он не подведет. Это освобожденный стражник.

Ратон так и ушел с поднятой бровью, которую шрам разделил на две половины.

Не слишком ли я резво взялась за реформы? Может, правильнее было прикинуться дурочкой? Вдруг все-таки планы Ратона относительно меня не такие уж и обоюдовыгодные? Время покажет. Имея такие перспективы, грех ими не воспользоваться. Избежав смерти благодаря местному дьяволу, я стала воспринимать жизнь как игру. Только изредка, касаясь шеи, я задевала пластину на тонкой цепочке и вспоминала, что просто так ничего не делается. Незваный просил найти его. Обязательно ли выполнять его просьбу? Пока меня все устраивает, вопрос, дадут ли мне спокойно жить? И главное: получится ли обрести смысл жизни, каким для меня был Эдуард?

Я и Саяни стояли на балконе, похожем на ВИП-ложу в театре. От гостей, гудящих внизу, нас отделяла полупрозрачная занавеска. Сверху мы видели знать, сидящую за столами, расставленными вдоль стен, но оставались невидимыми для них. Блестели лысины, диковинными цветами колыхались пестрые мужские головные уборы, дамские причудливые прически в форме роз, ромашек, птиц. Сиреневыми бабочками между столами порхали служанки.

Сначала я искала между гостей Эдуарда и даже находила его, но это была иллюзия, как тогда, на базаре. В конце концов я заставила себя думать не о нем, а о будущем.

На мраморном возвышении возле стены дирижер взмахнул рукой, и четыре мужчины в длинных сиреневых рубахах, перехваченных на поясе, ударили по струнам вытянутых овальных инструментов, здоровяк с роскошными черными усами принялся бить в пузатый барабан, нажимая педали и извлекая звук из барабанчиков, стоящих на полу. Девушки, сидящие на стульях по краям оркестра, поднесли флейты к губам и замерли, ожидая момента, когда нужно играть.

Музыка понеслась по гулкому залу, быстрая, легкая, как весенний ветер. Казалось, что это она колышет листья за огромным витражным окном. Лысый мужичок в зеленом кафтане, зеленых обтягивающих штанах (теперь я знала, что они назывались шоссами), сидящий во главе стола, развернулся к музыкантам и принялся притопывать. Носки его кожаных туфель были такими длинными, что пришлось их скрутить «улиткой». Этот человек — городской управитель вольного города Дааль, обители магов и торговцев.

Когда заиграли флейты, лысый растолстевший эльф не выдержал и пустился в пляс, увлекая такую же круглую даму в темно-красном платье, с двумя башнями, сооруженными из темных волос. Его примеру последовал длинный худой бэрр с залысинами и бакенбардами, одетый в серый пиджак — сюркотту, — обильно украшенный самоцветами, он танцевал с такой же высушенной тонкой женой в сером мешкообразном платье.

С другого конца зала, просматривающегося хуже, выпорхнули еще две пары: кудрявый брюнет в бордовом кафтане с золочеными пуговицами, видными даже отсюда, и длинными рукавами, разрезанными до локтя и свисающими чуть ли не до пола, он пригласил блондинку в золотом; и русоволосый мужчина в треуголке с золотыми бубенцами, в золотом коротком пиджаке и облегающих штанах, подчеркивающих его солидное достоинство. Этот, золотой, скорее всего, был ревнивым мужем блондинки и пригласил жену брюнета — даму с распущенными черными волосами ниже ягодиц.