Магия страсти - Чарова Анна - Страница 60

— Спасибо, что ты сейчас со мной.

Он наклонился и шепнул:

— Я уже не могу по-другому.

Так мы и ехали. Повозка тряслась, а я лежала, наполовину высунувшись из нее и уткнувшись носом в руку Эда. Когда он устал держать ее согнутой, пришлось лечь щекой на его ладонь. Я просто изучала линии, и в голове рождался стих:

«Контраст ущелий и холмов, / пересеченья рваных линий, / из полусонных облаков / взгляд горизонта синий-синий. / Хочу еще хотя бы раз / попасть в твой мир потусторонний, / чтоб точно так же, как сейчас, / читать узор твоей ладони».

Не удержавшись, я легонько укусила большой палец и принялась целовать холмики ладони, щекотать языком ложбинки между пальцами. Ощущения Эда передавались мне, и каждое прикосновение отзывалось в собственном теле, словно это он меня ласкает.

Поначалу я ставила целью подразнить Эда, а в итоге сама себя раззадорила. Остатками здравого смысла ухватилась за это состояние, потому что оно оживляло меня, заставляло забыть о произошедшем.

— Хватит, — прохрипел Эд и убрал руку, помолчал немного и добавил: — Надо немного потерпеть. Чуть позже.

— Кажется, я начала понимать кошек, которые кричат весной, — сказала я и юркнула в повозку, где Арлито поедал лепешку с сыром.

Отвернувшись от него, я согнула ноги в коленях и закрыла глаза. Недосып взял свое, и я провалилась в сон, успев напоследок подумать, что не всегда жалуются на бессонные ночи, иногда ими хвастаются.

Проснулась от того, что рядом кто-то был, и не просто был, а обнимал меня, прижимался сзади, дышал в ухо, сильные руки гуляли по моим бокам. Когда они добрались до двух холмиков грудей и чуть стиснули их, сквозь ткань нащупав налившиеся розовые виноградины, пришлось закусывать губу, чтоб ненароком не издать неприличный звук

— Как же я хочу тебя, — прошептал Эд в самое ухо, убрал волосы и укусил меня за шею. — Что ты со мной сделала? — Он прижался ко мне сзади, позволяя ощутить, что уже готов к подвигам.

— Мне нравится результат, — промурлыкала я, повернулась к нему лицом, потерлась щекой о щетину и собралась отстраниться, потому что совсем рядом, за тканевым пологом, на козлах сидел Арлито, и его присутствие меня смущало, но Эд положил руку на мой затылок, притянул к себе и попытался поцеловать, я отвернулась, и его губы скользнули по щеке. — Тише, не здесь, он…

Не слушая меня, Эд наклонил мою голову, припал к шее, чуть прикусил кожу и принялся гладить это место языком, надавливать, прикасаться губами. Я вздрогнула, задохнулась в его объятиях и поплыла, но для приличия чужим голосом сказала:

— …услышит, я не…

Эд закрыл мой рот поцелуем, надавил на сомкнутые губы языком, я впустила его, встретила своим, и они сплелись в танце страсти. Интересно, получится ли продержаться хотя бы пять минут? Я уперлась в его грудь ладонями, но он продолжал меня целовать, одной рукой прижимая к себе, а второй поднимая подол платья и сорочку. Если дальше изображать недотрогу, Эд может принять игру за чистую монету, а мне безумно хотелось, чтобы он продолжал, и я пала под натиском его руки, развела сомкнутые бедра и, закусив губу, чтоб не застонать, приняла его. Всхлипнув, укусила перину, зажмурилась и сумела не закричать, когда по телу прокатились волны судорог. Чувство было настолько мощным, что я не сразу поняла, что мы опять получили удовольствие одновременно.

Потом мы лежали, обнявшись, и гладили друг друга — просто чтобы прикасаться, обволакивать заботой, впитывать тепло. До сих пор не могу поверить, что все это — не сон, я молода и буду жить долго, любимый мужчина ответил мне взаимностью, вот он — теплый, настоящий. Мой палец касается его губ, скользит по шее, попадает в ямку между ключицами, медленно движется по безволосой груди, повторяет очертания кубиков пресса, рисует знак бесконечности на твердом плоском животе, ныряет в ямку пупка…

Эд хватает мою руку, подносит к губам.

Будь моя воля, ни на минуту его не отпускала бы! Но реальность диктует свои условия, к тому же с нами Арлито, потому мы не стали продолжать любовные игры, немного полежали, обнявшись, а потом мага на козлах сменил Эд. Мне надоело валяться, и я уселась на лавку напротив жующего Арлито. Он смотрел на меня так, будто не понимал, чем мы тут занимались с Эдом. Или он и правда не понял?

Насытившись, он проговорил шепотом:

— Вианта, я понимаю, можно увлечься Ларсо Элио, у него манеры светского льва, он красив. Но Фредерик… Почему именно он? Ведет себя, как простолюдин, прост и предсказуем. — Маг тряхнул головой. — Девяносто лет живу — не понимаю твоих поступков. Объясни.

— Потому что он — настоящий, — улыбнулась я, намотала на палец волос Эда, который секунду назад лежал на перине. — В нем нет притворства, с ним тепло и надежно, и я… люблю его как никого другого. Да, знаю, у него жена, но ведь ее здесь нет, зато есть счастье, пусть и недолговечное. — Я вздохнула, потупилась, потом вскинула голову: — Давай больше не будем об этом? Это сильнее меня. Больно думать о будущем, пусть мне хоть немного будет хорошо.

— Мне за тебя тревожно, — честно сказал Арлито. — Ты можешь не справиться…

— Могу, — кивнула я. — Но у меня есть три дня. Потом Ледаар поедет домой, а я останусь в ордене, и мне будет чем заняться, чтобы не сойти с ума от тоски.

Арлито посмотрел с долей скепсиса, но промолчал. Наверное, я повела себя странно, но не удержалась, села рядом с магом, обняла его и сказала:

— Спасибо тебе огромное за то, что заботишься и помогаешь!

Не успел он опомниться, как я отодвинулась и принялась теребить веревку, заменяющую пояс. Чувства переполняли меня, переливались через край, и хотелось одарить всех своим счастьем.

Потом мы остановились, чтоб конь поел и отдохнул, затем опять поехали, и к вечеру казалось, что я буду дрожать и дребезжать, даже когда ступлю на землю.

Заночевать решили в лесу, нашли подходящую опушку вдали от дороги, пока Эд разводил костер, Арлито жевал, а я расстилала ветошь возле кострища, чтобы сымитировать стол и было уютнее. Собрав достаточно хвороста, Эд обнял меня и уселся рядом, Арлито прикончил жареное мясо, не разогревая его, потянулся и зевнул:

— Пойду-ка я посплю, чтоб завтра быть во всеоружии.

— Спокойной ночи, Арлито! И еще раз — спасибо.

Когда он ушел, я почувствовала себя свободнее, легла на ветошь, уставилась в небо, где начали зажигаться звезды. Эд лег рядом на бок, сорвал травинку и принялся водить ею по моим губам. Странно, но страсть трансформировалась в неописуемую нежность, я сдула стебелек, перевела взгляд на лицо Эда, где плясали огненные блики. Хотелось не только осязать, но и смотреть, слушать, говорить, говорить, говорить.

— Какие мы счастливые. — Я зажмурилась и потянулась. — И ведь каждый так — говорит, что его любовь одна на много тысяч, она особенная, самая-самая. Как думаешь, он прав?

Эд молча пожал плечами и всунул травинку мне за ухо, я продолжила:

— Все, влюбляясь, чувствуют одно и то же, и одновременно — разное. Мы сейчас смотрим на небо, но я не могу видеть его, как ты. И любовь так же — каждая особенная. Как человек. Как целый мир. Когда умирает любовь, где-то гаснет звездочка.

Я протянула руку и погладила плечо Эда, он перехватил ее, поднес к губам:

— Ты — мечтатель, мне очень тревожно за тебя.

Сел, согнулся, закатал рукав и принялся развязывать свой браслет, сплетенный из множества разноцветных ремешков. Закончив, повязал его вокруг моего запястья.

— Пока мне нечего тебе подарить, не отказывайся от самого дорогого, что есть. Этот оберег принадлежал еще моей бабке, он очень мощный и не раз спасал мне жизнь.

— Спасибо. — Я улыбнулась, поднесла руку к глазам, чтоб лучше видеть браслет: напоминает фенечки, какие мы плели в школе и дарили тем, кого считали друзьями. — Слушай… А вот представь, что я — крестьянка, бедная, несчастная…

— Глупость сказала. Если бедная крестьянка, значит, счастливая в чем-то другом. В любви и детях так точно.