Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI — СХХ. - Цао Сюэцинь - Страница 48
- Предыдущая
- 48/143
- Следующая
Палочка остановилась.
— К какому бессмертному мы обращались? — спросила Сюянь.
— К Гуайсяню, — ответила Мяоюй.
Сюянь записала ответ и попросила Мяоюй растолковать.
— Не могу, — решительно заявила Мяоюй, — сама не знаю, что это значит. Забирай предсказание и уходи, у вас там есть умные люди, растолкуют.
Не успела Сюянь появиться во дворе Наслаждения пурпуром, как все бросились к ней с расспросами:
— Ну как? Ну что?
Сюянь молча протянула Ли Вань листок с предсказанием. Девушки и Баоюй прочли и так его растолковали:
— «Найти яшму сразу не удастся, но через некоторое время она отыщется». А где утес Цингэн?
— Здесь все иносказательно, в этих словах кроется тайна бессмертных, — заметила Ли Вань. — Впервые слышу о таком утесе. Возможно, вор испугался, как бы его не поймали, и спрятал яшму где-то под скалой, на которой растет старая сосна. Непонятно, что значит «заглянете к нам». К кому именно?
— А к какому бессмертному была обращена просьба, не знаешь? — спросила Дайюй у Син Сюянь.
— К Гуайсяню, — ответила та.
— Если имеется в виду «войти в обитель бессмертных», то это, пожалуй, трудно! — заметила Таньчунь.
Взволнованная Сижэнь снова бросилась искать яшму, заглядывала под каждый камень в саду — все тщетно. Баоюй ни о чем больше ее не спрашивал и почему-то все время смеялся.
— Господин, ну вспомните, где вы могли потерять яшму! — упрашивала Шэюэ. — Если расскажете, мы хоть будем знать, за что нас наказывают!
— Я же говорил, что потерял ее вне дома, — отвечал Баоюй. — Вы не поверили! Зачем же снова спрашивать? Откуда мне знать?
— С самого утра подняли суматоху, а сейчас уже вечер, — третья стража! — промолвили Ли Вань и Таньчунь.
— Пора расходиться, сестрица Линь Дайюй едва держится на ногах от усталости. Да и остальным надо отдохнуть. А завтра снова займемся поисками.
Все ушли спать. Баоюй тоже лег. Только служанки всю ночь лили слезы.
Но об этом мы рассказывать не будем и вернемся к Дайюй.
Возвратившись к себе, она вдруг вспомнила разговоры о «золоте и яшме», и пропажа яшмы ее обрадовала.
«Право же, всем этим монахам и даосам нельзя верить, — думала она. — Если бы „золото и яшму“ связала судьба, яшма не потерялась бы. А может быть, это из-за меня разрушилась связь?..»
От этой мысли на душе стало спокойнее, она забыла об усталости и всех перипетиях дня и принялась за книгу.
Цзыцзюань, напротив, чувствовала себя разбитой и торопила Дайюй ложиться спать.
Наконец Дайюй легла и мысленно обратилась к зацветшим вдруг райским яблонькам.
«С этой яшмой Баоюй родился, — размышляла Дайюй. — И появление ее должно было собой что-то знаменовать. Так же, как и исчезновение. Если бы цветы на яблоньках предвещали счастье, яшма не потерялась бы. Значит, это не к добру, и Баоюя ждет несчастье».
Девушку вновь охватила печаль. Но тут мелькнула мысль, а не предвещают ли цветы и потеря яшмы счастье ей самой? До пятой стражи она то радовалась, то впадала в уныние и не могла сомкнуть глаз.
На следующий день были разосланы люди по всем закладным лавкам. У Фэнцзе был свой план.
Так, в хлопотах, прошло несколько дней, но яшма не нашлась. Хорошо еще, что матушка Цзя и Цзя Чжэн пребывали в неведении.
Сижэнь трепетала от страха. Баоюй перестал ходить в школу, был задумчив, подавлен и безучастен ко всему. Госпожа Ван не придавала этому особого значения, полагая, что он расстроен из-за яшмы.
Как-то раз, когда госпожа Ван сидела задумавшись у себя в комнате, вошел Цзя Лянь и, справившись о ее здоровье, произнес с улыбкой:
— Нынче мне стало известно от человека, которого Цзя Юйцунь прислал к господину Цзя Чжэну, что дядюшка Ван Цзытэн повышен в чине, о чем есть высочайший указ, и ему послана депеша, которую везут со скоростью триста ли в сутки, — двадцатого числа первого месяца нового года он должен прибыть в столицу. Сейчас, наверное, дядюшка мчится сюда днем и ночью и не позднее чем через полмесяца будет здесь! О чем вам и сообщаю.
При этом известии радость охватила госпожу Ван. Как раз только что она с грустью размышляла о том, что у нее почти не осталось родственников в столице, что семье тетушки Сюэ грозит разорение, братья служат в разных провинциях, и нет у нее никакой поддержки. Поэтому, услышав, что государь оказал милость ее брату, она подумала: если род Ванов будет процветать, то будущее Баоюя обеспечено. Мысль о пропавшей яшме понемногу отошла на второй план, и госпожа Ван с нетерпением стала ожидать приезда брата.
Но однажды к ней вошел Цзя Чжэн со следами слез на лице и прерывающимся от волнения голосом сказал:
— Передай старой госпоже, чтобы немедленно ехала ко двору! Пусть не берет с собой служанок, ты сама ей будешь прислуживать. Заболела наша государыня Юаньчунь. Сообщил об этом придворный евнух, он дожидается сейчас у ворот. У государыни удушье, и вылечить ее невозможно, о чем из лекарского приказа представлен доклад государю.
Госпожа Ван зарыдала.
— Сейчас не время плакать, — промолвил Цзя Чжэн, — поспеши к матушке и сообщи ей эту печальную новость, только осторожно, не напугай!
Цзя Чжэн вышел и отдал распоряжение слугам быть наготове.
Госпожа Ван вытерла слезы, отправилась к матушке Цзя и сказала, что Юаньчунь больна и желает их видеть.
— Что это вдруг она опять заболела? — вскричала матушка Цзя, помянув Будду. — Мы и в прошлый раз напугались, а потом узнали, что все обошлось. Хоть бы и сейчас это было так!
Госпожа Ван поддакнула и приказала Юаньян поскорее собрать одежду и украшения, после чего вернулась к себе, быстро переоделась и снова вышла. Вскоре все было готово, и они в большом паланкине отправились ко двору. Но об этом рассказывать мы не будем.
В свое время Юаньчунь попала во дворец Больших стилистов, пользовалась благосклонностью императора и жила в довольстве и роскоши; постепенно она располнела, с трудом двигалась, быстро уставала, у нее появилась одышка.
Еще два дня назад, во время пира, она прислуживала государю. Но, возвращаясь к себе, схватила простуду, и болезнь обострилась. Особенно тяжел был последний приступ, она задыхалась, руки и ноги похолодели. Об этом доложили государю, и тот прислал лекаря.
Но лекарства Юаньчунь принимать не могла — трудно было глотать. Снадобья для очищения дыхательных путей не помогали. И придворные попросили государя сделать распоряжения насчет похорон. Тогда государь и велел пригласить родственников из семьи Цзя.
Повинуясь высочайшему повелению, матушка Цзя и госпожа Ван прибыли во дворец.
Юаньчунь уже не могла разговаривать: мешала скопившаяся в горле мокрота.
При виде матушки Цзя лицо Юаньчунь приняло страдальческое выражение, но глаза оставались сухими. Матушка Цзя приблизилась к постели, спросила внучку, как она себя чувствует, сказала несколько слов в утешение. В это время дворцовые прислужницы принесли визитную карточку Цзя Чжэна. Однако Юаньчунь была почти без сознания, лицо покрылось мертвенной бледностью.
Евнухи доложили императору, что Юаньчунь умирает, и, полагая, что с ней придут проститься придворные женщины, попросили родственников подождать в приемной.
Нелегко было матушке Цзя и госпоже Ван оставить Юаньчунь, но того требовал этикет, и, охваченные скорбью, они вышли, не осмеливаясь даже заплакать.
У дворцовых ворот евнухи и чиновники ожидали указаний.
Вскоре вышел старший евнух и велел им поспешить в астрологический приказ. Матушка Цзя поняла, что дело идет к концу, но не в силах была двинуться с места. Через мгновение появился еще один евнух и объявил:
— Государыня Цзя скончалась.
В этом году, обозначаемом циклическими знаками «цзя» и «инь», сезон Наступления весны начался в восемнадцатый день двенадцатого месяца. Юаньчунь умерла девятнадцатого числа, в день, когда совершался переход к году, в обозначение которого входил циклический знак «инь», и месяцу, обозначаемому знаком «мао». Таким образом, она прожила тридцать один год.
- Предыдущая
- 48/143
- Следующая
