Дубовый лист (СИ) - Ненормальный Валентин - Страница 24

   - Ай, барышня, ай красивая, ай худоба. Съешь снасть сладкую, сразу щечки круглые станут, сразу барин полюбит.

   Всю рекламу он выкрикивал, словно не ей, и при этом смотрел из стороны в сторону, будто оценивая реакцию прохожих.

   - Пусть не скупится избранный, пусть тебе плюшку мядовую купит. На красе супруги верной, богатству не расти.

   Девушка стояла рядом и, расплывшись в улыбке, словно оперетту слушала выступление булочника. Адам же, тихо и крайне осторожно подошел и стал рядом, при этом серьезным и корящим взглядом посмотрел на жену. Но, а продавец продолжал.

   - Печем добротно, как маминька родная, а отдаем за даром, как товарищам по долюшке.

   Виктория, смотря на Адама, пожала плечами, плавно намекая, что ничего страшного не произойдет и, сделав последний шаг на встречу, стала рассматривать, переносной прилавок булочника. Который, представлял собой доску с канатом, надетым на его шею, с бортиками и перегородками, между которых лежала разнообразная выпечка. А всякого рода бублики и баранки, были продеты через толстые веревки, и висели у него на поясе.

   Как от прилавка, так и от самого булочника, очень странно пахло. И девушка даже не могла понять, нравится ей этот запах или нет.

   И в тот момент, когда она стала рассматривать выпечку, рыжий мужчина неожиданно обратился непосредственно к Адаму.

   - Чего же желает, отснедать барин да угостить свою зазнобу.

   Виктория увидела, что Адам в полной растерянности и заговорила сама, из-за всех сил пытаясь подстроить свою речь, под тот диалект, который летает вокруг.

   - А чего у Вас самого вкусного, мил человек?

   На слова Виктории в присутствии мужа, булочник отреагировал крайним удивлением. Но оно вовсе не было плохим, наоборот даже приятным. Это стало заметно потому, как его наигранная улыбка сменилась на искреннюю. Он сразу как-то встрепенулся, и более мягким голосом ответил.

   - Голубонька сизая, у нас все на вышему сорте. Вот хош верь хош нет, што не возьми, все самое вкусное.

   На это Вика довольно прищурилась, и вновь вернулась к выбору. Тут в ее голове, всплыло название из старых сказок, которые она читала еще в детстве.

   - Пряник медовый, хочу!

   - И такие имеются, он, прям на тебя смотрит. Выбирай.

   На ее облегчение, мужчина хотя бы махнул в нужном направлении, и девушка сразу потянулась, к широкому, вкусно-коричневому и почти идеально-квадратному прянику, с выпуклым изображением медведя на бочке. А после того как она его взяла, то мужчина опять обернулась к Адаму, в ожидании денег. Виктория же увидев, что тот по-прежнему в замешательстве, как можно тише сказала.

   - Расплатись, пожалуйста.

   - А? Да, - словно опомнился ее муж, и спросил. - Сколько с нас?

   - Полкопейки, - нежно и вежливо, и даже как не своим голосом ответил булочник.

   Адам полез в свой мешочек и достал маленькую бронзовую монету, где как раз и было написано "Ґ копейки серебромъ" и год, 1842. А с обратной стороны был вензель Николая первого, в виде заглавной букв Н с короной сверху и с римской единицей снизу. Неуверенно протянув монету, ученый чувствовал себя фальшивомонетчиком, и только когда довольный продавец аккуратно положил ее в похожий мешочек, и тем же ласковым голосом поблагодарил, только тогда он смог успокоиться. И даже отошел на несколько шагов назад.

   Но, а Вика ровно наоборот сияла от счастья, и чувствовала себя словно ребенок в Диснейленде. И даже когда булочник к ней неожиданно снова обратился, ее не испугало, ведь девушка уже вошла в роль.

   - Фиалочка. А ты чужестранка?

   - Да, - кокетливо ответила Вика. - Мы из Лондона.

   - Лондома? - мужчина всячески вспоминал, что за город, но все-таки вспомнил. - А! То знаю такой. То-то я слышу говор у вас нерусский. Говорят у Вас там хвори, ходит?

   - Да, как и везде. И здесь же бог тоже не миловал, - уже не подстраивая свой акцент, ловко произнесла Виктория.

   Продавец моментально перекрестился три раза.

   - Ой не миловал, правда твоя. Вон только чуму пережили, так холера окаянная.

   - Да..., - Виктория сочувствующе посмотрела на него, ведь она прекрасно понимала, что для них все это страшилки о далеком прошлом, а здесь суровая реальность, и далеко еще не забыта. - Цела гора теперь могила.

   - Чумная? Та где там такое. Три-пять могилки, закопали на той чумной горе, а больше дурного граниту с дорог сховали. А бы только граф светлейший не уведал.

   Что девушка, что ученый крайне удивились.

   - На чумковой горе, разве не массовое захоронение?

   Мужчина обдумал слова, но потом понял их и ответил.

   - Нет, там люду мало. Их сжигали. Ох, голубка, что тут творилося. Страшные дни, черные дни. Не дай Бог еще такого, - и он снова начал креститься и читать какую-то молитву, ну а Адам с Викой, потихоньку от него и ускользнули.

   Девушка подошла к высокому фонарному столбу, который внешне был очень похож, на свою имитацию в их время, но только намного выше, и села на лавочку, стоящую под ним. Она ждала очередных нравоучений, но вместо этого, Адам задумчиво сел рядом и прошептал.

   - Представляешь, кто бы мог подумать, - потом он тяжело вздохнул, и посмотрел на пряник. - Ну? Пробуй, - куда веселее скомандовал он.

   И как только Вика его укусила, сразу же скривилась.

   - Та ты что, - смеясь, начала она. - Ужасно! Ох! Вкус как у моченого черствого хлеба, с медом - потом еще чуть прожевав, добавила, - и комки какие-то. Ужас!

   Они вместе посмеялись над тем как любят говорить люди, что раньше все было лучше, а затем продолжили свой путь.

   Так дошли и до знаменитого рынка, Привоза, где оба крайне разочаровались. Во-первых, это был небольшой каменный огражденный пассаж, напоминавший средневековый замок, только очень узкий, но длинный, и в отличие, от домов, которые являлись, чуть ли не архитектурными шедеврами, был весьма скромен. Ровные белые голые стены, были грязными и зашарпанными, во многих местах проступал желтый ракушняк. Несколько живописных арок, по краям внутреннего двора, да широкие стеклянные двери, ведущие в павильоны, вот и все достоинства, что удалось разглядеть путешественникам. Но, а во-вторых, вся его окружающая территория была густо заставлено теми утренними телегами, которые двигались сюда из других населенных пунктов или же, с порта. Там супруги обнаружили и всех купцов да торговцев, которые их утром обгоняли.

   Так походив между рядов, между телег и между экипажей, рассмотрев товары, и выслушав море громких предложений, они все же выбрали себе по сувениру. Вика взяла большую лисью шапку, очень качественную и яркую. С дополнительной отделкой, подкладкой из какой-то мягкой ткани и крепкой ниткой, ловко спрятанной в меху. А Адам взял бутылку хорошего французского вина. При этом он заметил, что бутылка стоит немного дешевле бутылки просто местной бражки, и как ему объяснил смеющийся продавец. Все это благодаря Порто-Франко. Своим родственника, сувениры решили не покупать, а взяли на всех небольшую картонную коробку шоколадных конфет. Причем она напоминала скорее посылку, заполненную здоровенными прямоугольными конфетами, с цветной плотной картонной обверткой с изображением радостных гномов с тортом, которую и саму, кстати, прекрасно можно использовать в качестве картины. В подобной коробке, но только обвязанной узенькой бечевкой в бант, была помещена и лисья шапка.

   - Ого, а время уже сколько? - сказал Адам, тайком смотря на часы. - День просто испарился, кажется, только с велосипедов слезли, а уже больше шести вечера. Пора потихоньку и назад собираться.

   Адам и Виктория, стояли на верхнем краю потемкинской лестницы, которую местные называли еще бульварной. Они стояли спиной к памятнику Дюка, который был точно таким же, как и у них, разве что не такой зеленый, и смотрели на море, на котором качалось несметное количество, маленький торговых парусных суденышек. Все они были разные, но при этом одинаковые, на каждой реал свой какой-то флаг. Все парусники, стояли в очереди на проход в две огражденные каменной стеной, гавани. Ну, или уже выплывали оттуда. Эти стены были прямо как у замка, кирпичные, широкие, с плоской площадкой для прогулок. На правой, находился воронцовский маяк, он в отличие от своего потомка, был маленький, и едва выделялся из стены.