В когтях зверя (СИ) - "MarLen-Mor" - Страница 26

А Шатари не то что уходить, он даже отрываться не собирался, он целовал Ташера и прижимал его к себе, только бы не выпустить, только бы опять не смотреть ему вслед, только бы не видеть, как он уходит...

И тела их сплелись в безумной жажде не отпускать, не дать уйти, не дать себе остаться в безнадежном, отчаянном одиночестве.

Безумно. Только это слово и подходило ко всему, что чувствовал сейчас Шатари Рэй. Он наделал столько глупостей, причинил столько боли, а Ташер простил его. Простил и позволил прикасаться к себе, позволил упиваться этим восторгом, целуя такое желанное сладостное тело. Супруг... и это значит, что теперь они вместе. Вдвоем. Навсегда.

Шатари готов был отдать ему все, что имел, но что у него было? Ведь сердце и душу он уже отдал... И теперь он мог отдавать только свою любовь раз за разом, день за днем, и он отдавал. И впервые, отдавая, становился богаче.

Он смотрел и никак не мог насмотреться, это белое, идеальное тело теперь принадлежало ему полностью. Его! Разум еще не верил, а сердце захлебывалось от восторга.

И Шатари молился своему богу, молился поцелуями, молился, лаская руками. Его ласки обжигали Ташера, там, где он проводил руками, кожа горела, словно обнажены были все нервы, и он молил о прикосновениях еще, а когда руки Шатари накрыли пах, Ташер, не сдержавшись, выгнулся и застонал. Шатари сходил с ума от этой тихой песни любви, и он уже не мог оторваться, еще и еще целовал разведенные бедра, гладил длинные, стройные ноги, ласкал губами горделиво стоящий член. И опять Ташер видел звезды, так ярко, так близко. Звезды днем...

Все-таки в самом Шатари была неизбывная притягательная магия, его личная, которой Ташер только и мог, что сдаться. Сдаться в плен, ощущая себя победителем.

А Шатари двигался, подводя Ташера все ближе и ближе к тем звездам, что видел теперь и сам. Двигался и зацеловывал стройные ноги, закинутые на свои плечи.

Двигался, а в груди билось, повторяясь: «Мой! Супруг! Не отдам! Любого убью! Растерзаю! За намек только! Мой!» И так по кругу, бесконечно, только бы самому поверить, что не уйдет, что больше не надо будет, сдерживая, зажимать себя, чтобы не выть от бессилия, чтобы не умирать каждую одинокую ночь, вспоминая его... Мой! Теперь мой!

- Шшаатааарррриии...

И когда Ташер, не сдержавшись, закричал, Шатари последовал за ним, и даже звезды были у них одни на двоих.

Ташер молча любовался своим супругом, медленно, с наслаждением перебирая темные пряди. Шатари спал, и когда нежность, поднимаясь волной, уже начинала душить Ташера, он в невесомом поцелуе касался губами плеча своего Сапфира, и на какое-то время становилось легче. И снова он молча разглядывал это сильное, красивое тело. Выступающие мышцы рук... Ташер, легко касаясь, обводил их кончиками пальцев. Рельеф груди... и легкие поцелуи снова ласкали темнеющую загаром кожу. Кубики пресса... а руку так и тянет вниз... нельзя. Нужно дать отдохнуть Шатари, он не может так быстро восстанавливаться, как Ташер... пока не может... а потом...

Хотелось еще, кошачья натура все же сказывалась, но Ташер со стоном убрал руку. Потом, все потом.

И надо будет устраивать спальню подальше от чужих ушей. Ташер улыбнулся, он впервые строил планы на совместную жизнь...

Глава 20.

*** Убежище.

Вэнс заметил этого странного мальчишку еще там, у родника, когда из-за кустов неудачно попытался подслушать историю, которую рассказывал белобрысый. Вэнс знал, что подкрадывался очень тихо, по всем правилам, и спрятался очень хорошо, вот только совершенно неожиданно для себя поймал взгляд огромных зелёных глаз... Его, несмотря на все уловки, очень внимательно рассматривали... Мальчишка, совсем молоденький, худющий в широченных одеждах и от этого кажущийся еще меньше, только он почему-то с рогами и глаза странные, зрачок вытянутый, кошачий, как у самого Вэнса, когда он перекидывался. Наверно, мальчишка по неопытности так и застрял в полуобороте. Бедняга. Самого Вэнса учил оборачиваться Шатари Рэй. Ох, и намучился он тогда. Вместе с Вэнсом оборачивались еще пятеро, и всем надо было объяснить то, что обычно объясняли своим детям отцы и братья, собиралась вся семья и малышей учили задерживаться в одной из форм, учили расслабляться и принимать своего зверя, всей семьей переживая за одного малыша... А тут Шатари Рэй был один на них пятерых... И ничего, они справились, сумели... И этого малыша надо будет просто потренировать. Он, наверное, вообще в одиночестве рос, потому что, даже находясь рядом с другими, он как будто был отгорожен стеной.

Много потерь было в жизни Вэнса, но он их как-то пережил, потому что был не один. И самое страшное в жизни для Вэнса было - одиночество.

А воплощение этого одиночества сейчас, скрючившись в комочек, сидел у стены вдалеке ото всех. Сидел, обхватив руками колени и уткнувшись в них лбом. Парнишка и так-то большим не был, а тут и подавно...

Один, среди незнакомых оборотней, да еще, наверное, замерз и проголодался...

Когда Шатари Рэй утащил Ташера за собой, Найд отошел к стене и уселся там на корточки, приготовившись долго-долго ждать Ташера. Так всегда было, когда ему не нужно было выполнять желания хозяев. Вот вроде и Ташер ему не хозяин, и освободили его от браслетов, и в новом Доме он теперь даже без привязи подчинения, только клятва верности кинара, а все равно привычка, вбитая годами покорности, уходить никуда не хотела, и раба из себя выдавить было почти невозможно... Да и зачем? Кому это надо...

- Эй, барашек, ты чего тут уселся? – над ним склонилась чья-то рыжая голова. – Ты не бойся, малыш, я тебя в обиду не дам, держись со мной рядом и все будет хорошо! – и чужая рука нежно растрепала его волосы на макушке.

Найд просто ненавидел, когда до него дотрагивались руками, ему всегда хотелось ударить в ответ, только раньше этого не давали сделать браслеты, а сейчас он онемел от чужого нахальства. Именно ЕГО этот ребенок собирается не давать в обиду? И малышом в свои шестьсот лет именно ОН назван? Нет, конечно, для чиэрри возраст в шестьсот лет еще не старческий, но уж, конечно, и не малышковый. Найд уже, было, открыл рот, чтобы тактично высказать этой рыжей морде, как он не прав...

- Я тут тебе одеяло принес, давай укрою, - и чужие руки снова дотрагиваются до него, заботливо укрывая, - а то сидишь тут, весь скрючился... На-ка держи, - и рыжий, достав из-за пазухи что-то, завернутое в чистенькую тряпочку, принялся разворачивать.

Найд с удивлением наблюдал за этим. Тряпочка, развернувшись, явила миру кусок хлеба... и все... Рыжий разломил его пополам и протянул половину Найду. И того вдруг осенило – это же все, что у него есть... Ему отдавали последнее, а он даже не просил... Зачем? Ведь он явно не знает, кто такой Найд, он для него чужой.

Надо отказаться, Найд никогда бы не согласился взять последнее. Но как не обидеть? Надо попросить что-нибудь другое... Что? Воды?