Предложение (ЛП) - Хейл Карина - Страница 20

— Лучше тебе не опаздывать, — предупреждает мама. Эти слова заставляют меня понять, что я так и стою, словно зомби озираясь вокруг.

— Я иду, — говорю ей, входя в спальню, чтобы захватить сумочку. Ава уже спит, так что я быстро выхожу из квартиры, мне надо успеть на автобус.

Интересно, почему я всегда выбираю неправильное время, постоянно натыкаясь на людей в коридоре?

Брэм и его новая подружка только что вышли из его квартиры.

— Привет, — говорю я ему, чувствуя себя сконфуженно от того, что стою в дверях.

— Привет, — лучезарно улыбаясь, говорит Брэм, он вообще не знает что такое неловкость. Не уверена, что когда-то видела его сконфуженным.

Мы молча стоим, брюнетка рядом с ним вежливо улыбается. Она принарядилась, стильное длинное черное платье и золотые украшения, а Брэм надел черный костюм и галстук. Волосы падают ему на лицо, и он выглядит весьма элегантным, таким же, как был на свадьбе своего брата. Он мог бы стать следующим Джеймсом Бондом. Даже его акцент такой же, как у Коннери, может быть с чуть большим упором на «рс».

— Это Брэм? — вдруг спрашивает мама, и я практически подпрыгиваю. Я смотрю назад и вижу, как она просовывает голову в дверь. Ох, я так близка к тому, чтобы закрыть ее.

— Она обо мне слышала? — с ликованием спрашивает Брэм.

— Кто не слышал? — сухо отвечаю я, когда он наклоняется, чтобы лучше видеть маму.

— Должно быть, вы мама Николы, — говорит он, демонстрируя ямочки и предлагая маме руку. — Теперь я вижу, от кого ей досталась такая красота. Яблочко от яблони.

О Господи. Пока моя мама практически тает перед ним, говоря ему, что ее зовут Дорин, и что он слишком добр, я обмениваюсь взглядами с молчаливой брюнеткой. Она выглядит так, словно хочет закатить глаза. Я задумываюсь, интересно, куда они пойдут на свидание.

— Ну, мне пора на работу, — говорю я, зная, что из-за всей этой болтовни могу пропустить автобус.

— На работу? — спрашивает Брэм. — Я могу тебя подвезти.

— Разве он не душка? — говорит мама.

— Все в порядке, — быстро отвечаю ему. — Я поеду на автобусе.

— Ты лучше поедешь на автобусе, чем со мной?

Я снова смотрю на девушку, на этот раз виновато.

— Кажется, у тебя свидание.

— Мы просто собираемся в оперу. — Ой, просто в оперу. — Жюстин не против, правда, Жюстин?

Жюстин слегка ведет плечами, проявляя равнодушие.

— Вот видишь, она не возражает, — говорит Брэм. — Пошли.

Мне действительно стоило отказаться, но, сказать по правде, я была рада для разнообразия прокатиться не на автобусе. Моя глупая машина стоит в задней части здания, Брэм отбуксировал ее туда из Тендерлойна – и ждет денег на ремонт. Борьба с психами в автобусе стала частью моей ночной рутины, но было бы неплохо хоть раз отдохнуть от этого.

Я ничего не делаю и просто расслабляюсь на заднем сиденье Мерседеса. Брэм продолжает разговаривать со мной и совершенно не обращает внимания на свою пару, которая, кажется, скучает. Через какое-то время я перестаю чувствовать вину и начинаю наслаждаться вниманием. Когда он захочет, то может быть чертовский обаятельным и забавным.

После того, как он высаживает меня из машины, я сразу же окунаюсь в хаос в The Burgundy Lion. Джеймс довольно хороший босс, хотя порой ведет себя как капризная сучка. Я помню, каким препятствием он был, когда Стеф и Линден стали встречаться и я рада, что Линден, в конце концов, наплевал на мнение Джеймса. Он производит на меня впечатление человека, который расстраивается по любому поводу. К счастью, при мне он еще ни разу не нацепил этот раздраженный вид, но это потому что я делаю свою работу, и даже когда я совершаю огромную ошибку (хм, как например забываю взять деньги с группы парней), он милостив и смотрит на это сквозь пальцы. Думаю, он понимает, я строга с собой гораздо больше, чем он был когда-либо. И думаю, он меня немного боится. Не знаю почему. Может он думает, что мамы-одиночки все сумасшедшие. В некотором смысле, мы такие и есть.

К тому времени, как моя короткая смена заканчивается, я еду домой на автобусе, никакого Брэма, мчащего меня на своей машине. Я абсолютно опустошена, уже почти полночь. Чувствую себя ужасно от того, что маме так поздно надо вести машину, чтобы ехать обратно к себе, но, как только я вхожу внутрь, вижу, что она полна бодрости и сил и готова идти.

— Все прошло хорошо? — спрашиваю я.

Она кивает.

— Она не просыпалась и все еще продолжает спать.

— Ты уверена, что не хочешь остаться на ночь?

— На этом диване? Издеваешься? Последний раз, когда я тут проснулась, я подумала, что мне уже восемьдесят, — с улыбкой говорит она. — Серьезно, Никола, дорогая, тебе надо при первой же возможности купить новый диван. Ты же знаешь, этот слишком велик для этой гостиной. Как насчет двух двухместных диванчиков? Держу пари, в IKEA они стоят вполне приемлемо.

Два двухместных дивана заставили бы гостиную выглядеть больше, но есть столько других вещей, на которые надо потратить деньги – важных вещей – так что диван или два кажутся таким пустяком. К тому же, как, черт возьми, я привезу что-то из IKEA на автобусе?

— Кстати, — добавляет мама, направляясь к двери. От дерзкого взгляда ее глаз у меня появляется ощущение, что я знаю, о чем пойдет речь. — Я снова разговаривала с Брэмом.

— Снова?

Она понижает голос.

— Он пришел домой примерно час назад. — Она понижает голос. — Он был один, если для тебя это что-то значит.

— Ничего не значит, — быстро вставляю я.

— Тем не менее, — продолжает она, — он постучал в дверь, просто хотел узнать, все ли у меня в порядке и не надо ли мне что-нибудь. Вообще-то, мне нужна была чашечка чая, а твой чайник не работает, так что он пришел и дал мне это. — Я смотрю через плечо на кухню и вижу на столе шикарный чайник из нержавеющей стали. — Он сказал, ты можешь оставить его. Я сказала ему, что ты будешь очень признательна.

— Мама, — практически ною я, — я не хочу от него больше ничего. Он сделал достаточно, и я пытаюсь не чувствовать себя объектом благотворительности.

Ее улыбка исчезает. Между нами повисает тяжелая пауза.

— Знаю, дорогая. Легче не становится, да?

Я вздыхаю, мое сердце ощущается таким хрупким, словно стекло.

— Нет, не становится.

Затем, к моему удивлению, она быстро притягивает меня в объятия и крепко обнимает. Она уже сто лет этого не делала. Она очень похожа на меня, или может это я очень похожа на нее – мы забываем, хотя бы время от времени, проявлять нежность.

— Ты хорошая мать, — шепчет она мне на ухо. — Я горжусь тобой, просто горжусь, несмотря на обстоятельства. Но все станет лучше. Для нас обоих. Обещаю.

Я закрываю глаза и позволяю этому стеклу треснуть. Чуть-чуть. Мама отпускает меня, и воздух в квартире становится холодным. Она дарит мне любящий взгляд и выходит за дверь

Сняв обувь, я направляюсь к бедному, потрепанному диван и плюхаюсь на него.

Дырка становится еще больше.

В квартире практически тихо, слышен лишь слабый ритм музыки из квартиры Брэма. Я делаю мысленную заметку поговорить с ним о шумоизоляции. Так как здание принадлежит ему, он мог бы этим заняться.

Судя по тому, что музыка становится все громче и громче, он что-то замышляет. Никаких тяжелых барабанов, музыка больше похожа на Massive Attack или Portishead, медленный, ленивый ритм.

Интересно, что он делает. Мама сказала, он пришел домой один. Значит он не трахается с Жюстин? Так что, это был просто поход в оперу? Хотя, зная Брэма, не удивлюсь, если они зажгли где-то в частной ложе или другом месте.

Перестань о нем думать, напоминаю я себе, он для тебя не больше, чем мистер Роджерс (прим. пер. персонаж из сериала «Мой сосед мистер Роджерс»). Вместо этого я встаю и иду проверить Аву. Я сажусь на кровать и несколько минут смотрю, как она дышит, меня успокаивает ее дыхание.

Тем временем, музыка все играет. Я иду на кухню и смотрю на чайник. Именно это я и имела в виду, когда говорила, что не желаю его благотворительности. Я беру чайник, оборачиваю шнур вокруг него и выхожу в коридор. Секунду я жду у его двери. Здесь еще громче слышна музыка, Portishead’s начинает «Strangers», и я словно возвращаюсь в школу, в тот период, когда увлекалась британским трип-хопом. У меня было много секса под такую музыку. Мне вроде как хочется сказать об этом Брэму, чтобы избавится от своего образа недотроги.