Предложение (ЛП) - Хейл Карина - Страница 50

И так до тех пор, пока не начинаются речи о сборе средств и необходимости дальнейшего развития Сан-Франциско. Необходимости превратить его в город, в котором могут жить все люди, особенно работающие. И тут я вижу мистера Байсвотера. Не он пригласил меня, и я понятия не имел, что он будет здесь, но опять же, я им все уши прожужжал о своих планах и вполне возможно просто прослушал, что говорили они.

К моему удивлению, в конце выступления он упоминает мое имя. Я не верю своим ушам, и Никола пихает меня в бок. Я сглатываю, поправляю бабочку и встаю, чтобы показать себя, как и просил мистер Байсвотер.

К счастью, мне ничего не надо говорить, он просто упоминает мой проект и то, чего я пытаюсь добиться, а затем продолжает свою речь. Но когда все речи сказаны, ко мне подходят оператор и репортер.

— Вы Брэм МакГрегор? — спрашивает женщина с чрезмерным макияжем и сияющими в темноте винирами. Когда я отвечаю ей, что да, и это обо мне ранее говорил мистер Байсвотер, она сует мне в лицо микрофон и начинает задавать вопросы.

Не помню, чтоб давал ей разрешение на подобное, но это отличная возможность и я пользуюсь каждой секундой. На самом деле, очень хорошо, что я обсуждаю подобное с прессой, есть шанс, что люди услышать меня. А Никола все это время стоит на заднем плане и гордо смотрит на меня.

Все интервью занимает около пяти минут и репортер – Челси Чейн, такое фейковое имя – говорит, они вероятно обрежут его для быстрого репортажа, когда будут монтировать сюжет. Для меня это не имеет значения. Наконец-то я чувствую, что стою за чем-то стоящим, у чего есть перспектива.

— Это было чертовски горячо, — шепчет мне Никола, когда репортер переходит к следующему.

Я смотрю на нее сверху вниз, как она скользит руками под лацканы моего смокинга.

— Ты о том, что было сейчас?

— О да, — говорит она, выглядя голодной, но не до еды, а до моего члена. Лучший вид голода.

Знаю, я рискую, спрашивая подобное, я могу вызвать плохие воспоминания, но я все же спрашиваю.

— Как насчет того, чтобы вернуться в прошлое и закончить то, что мы начали?

На секунду ее лоб нерешительно хмурится, блестящие губки слегка надуты, а затем он лукаво ухмыляется.

— Конечно.

Я хватаю ее за руку и веду сквозь толпу, вспоминая путь, ведущий из здания в сад.

Убеждаюсь, что рядом нет ни души и звуки вечера слышны далеко позади. Чертова блестящая каменная скамья до сих пор здесь.

— Устраивайся поудобней, — говорю я ей, подводя ее к скамье. — И говоря поудобней, я имею в виду двигайся к краю и встань на коленки.

— Подожди, — говорит она, поднимая палец. — Здесь ты забавлялся с той блондиночкой?

— Нет, — отвечаю я, зная, что она имеет в виду. — Это было в кустах там. И если честно, это было не очень весело. Никто не хочет, чтоб его задница оказалась в шипах. По крайней мере, я. — Я делаю паузу, усмехаясь. — Но возможно ты готова к чему-то большему, чем шипы. — Я поглаживаю ее большим пальцем.

Она закатывает глаза, и я знаю, она, вероятно, еще долго будет обходиться лишь моим большим пальцем.

Она все еще не двигается, и я снова говорю ей что делать. Наконец она встает на четвереньки и двигается назад, пока не оказывает на краю скамьи. Я стою позади и поднимаю ее платье так, что оно собирается вокруг талии. Ее задница выглядит так охрененно превосходно, и я не могу удержаться, сжимая сочные половинки в руках, впиваясь пальцами в мягкую плоть. Моя потребность живая, явная и настолько сильная. Я сжимаю колени, пытаясь совладать с собой, пока мой член в штанах не начинает болеть, требуя внимания. Затем расстегиваю молнию и достаю из кармана пиджака презерватив.

— Всегда готов, — комментирует она и виляет передо мной своей роскошной задницей.

— Перестань меня дразнить, — предупреждаю я, слегка шлепнув ее по попке. — Я предпочел бы не кончать на твое платье. — Вижу, как она слегка качает головой. — Хорошо, я бы с превеликим удовольствием размазал свою сперму по этому дорогому куску ткани, надетому на тебе. Но я не буду.

— Потому что ты джентльмен.

— О да, именно. — Шлепаю другую половинку. — Лучший вид.

Так что я беру ее прямо там, на каменной скамье, как и должен был на свадьбе в прошлом году. Я беру ее жестко, грубо и дико, и мне все равно, черт побери, слышит ли нас кто-нибудь. Мы не в силах сдержаться.

Но правда состоит в том, что я рад, что все сложилось именно так, и у нас не было секса на свадьбе. Я никогда бы не узнал ее и, зная меня, она была бы просто очередной интрижкой. Конечно, я бы увидел в ней сложную натуру, захотел бы выпустить наружу дикого ребенка, спрятавшегося в ней. Но это ее нежелание принимать меня, ее привязанность и ее преданность своему ребенку, всему кроме себя, это заставило меня стать одержимым желанием сблизиться с ней. Потребовалось время, чтоб наши пути снова пересеклись, но я бесконечно рад, что так случилось.

— Всему свое время, — говорю я после того, как мы оба кончили и пытаемся восстановить дыхание. Я застегиваю брюки и выбрасываю презерватив в ближайшую мусорку.

— Что? — спрашивает она, ее голос осоловелый пока она поправляет платье. Она выглядит настолько невероятной после секса, что мне часто приходиться ущипнуть себя. Или ее. А потом это приводит к очередному сексу и круг продолжается.

Я ухмыляюсь, глядя на нее.

— Это мой девиз. В прошлый раз когда мы были здесь, я говорил, что у меня есть один, и вот он. Всему свое время. — Я делаю паузу. — А твой – живи без сожалений.

Она кивает и подходит ко мне.

— Что ты имел в виду, всему свое время? — в ее глазах надежда, что-то такое, чего раньше там не было.

— Я имею в виду, — говорю я, пока она обнимает меня за талию. Смотрю на нее сверху вниз, потерявшись в ее очаровании, в ее истинной душе, — что если бы я тогда тебя соблазнил, мы не были бы там, где находимся. Так или иначе, нам суждено быть вместе. Нам суждено было расстаться и затем снова сойтись. Может быть, у нас произошли какие-то маленькие перемены, так должно было быть, чтобы все случилось так, как сейчас.

— Что ж, меня уволили. Я бы не сказала, что это зависело от меня, — говорит она. У нее шутливый тон, но во взгляде глубина, а на лице написана тоска.

— Со временем все вышло именно так, как надо, — говорю я ей. — Все это ведь реально, это сработало, правда?

На одну долю секунды я смертельно боюсь, она может сказать, что это не работает. Кажется, мое сердце вот-вот выпрыгнет из груди.

Но потом она так нежно улыбается, и оборачивает руки вокруг моей шеи. Она облизывает губы, нервничает.

— Больше, чем реально, Брэм, — шепчет она. Сглатывает и проводит по моему лицу кончиками пальцев. От этого прикосновения, от нее самой, от всего того, что она заставляет меня чувствовать, я закрываю глаза.

— Брэм, — говорит она, звуча так тихо. — Я люблю тебя.

Она любит меня.

Любит.

Меня.

Моя грудь чертовски болит. Не от ее слов. То, что она сказала, эти слова заставляют мою душу хотеть петь, может даже кричать. Рассказать всему миру, что по какой-то гребанной причине Никола Пирс меня любит.

Это слишком, так тяжело, так…чертовски незаслуженно.

У меня сдавило грудь, я чувствую тяжесть в желудке, потому что знаю, я не могу сказать то же самое. Потому что я просто еще не там. Я почти добрался до той точки, но я не буду лгать ей. Я бы не стал лгать ей о чем-то таком редком и сложном, как любовь

Всему свое время, снова хочу сказать я, я тоже это почувствую.

Но я не могу произнести ни слова. Все так запутано, все настолько сложно, что она даже не знает. И если она узнает то, что я от нее скрываю, то, что я храню в тайне ото всех, она, вероятно, заберет свои слова обратно.

— Брэм? — спрашивает она, изучая мое лицо. — Я сказала неправильную вещь?

Я прочищаю горло.

— Ты в это веришь?

Она шокировано мигает.

— Конечно, я в этом верю. Я…я люблю тебя.

Я качаю головой.

— Тогда ты не сказала ничего неправильного. Я просто удивлен, вот и все. Удивлен, но благодарен. Для меня честь, что ты сказала мне подобное.