Самый лучший враг - Емец Дмитрий Александрович - Страница 9

По красноватым, боящимся света глазам можно было угадать тартарианца. На шее, на золотой цепи, хорошо видной и из башни, поскольку цепь выбилась из-под балахона, сияла сосулька дарха.

Сорок шагов до башни. Тишина. Тридцать шагов. Двадцать. Гонец постепенно обретал уверенность. Его губы, до того сжатые, растянулись в неуверенной полуулыбке. Он уже рисковал позыркивать по сторонам и про себя посмеивался, заметив у башни три или четыре неуклюже вскопанные грядки. Морковь, репа. Ну надо же! Если он выживет — тьфу-тьфу! — то обязательно расскажет об этом в Тартаре! Лучший мечник мрака, в прошлом античный бог — и вдруг какая-то, понимаешь, репа!

Мысль так и не была додумана до конца. Стрела с черным оперением вонзилась в землю у конских копыт. Конь захрипел, подался назад. Одновременно за спиной стража послышался вопль. Оказалось, проводник вздумал свернуть с тропинки, обходя башню по кругу, и теперь висел головой вниз на трехметровой высоте, захлестнутый за правую ступню туго врезавшейся веревкой. Левая нога, оставшаяся свободной, нелепо взбрыкивала.

—      Арей! — крикнул страж. — Арей! Это же я, Эрлун! Мы с тобой вместе были в Эдеме!

—      И вместе из него изгнаны, — послышался глухой голос.

Гонец тронул было коня, но новая стрела вонзилась рядом с первой. Расстояние между стрелами было не больше ладони.

—      Сколько мы с тобой не виделись, Арей?.. Лет двести? Со дня Большой битвы, когда полегло столько наших? Я был ранен. Долго восстанавливал силы… — Эрлун говорил искательно, обращаясь ко всем поочередно бойницам башни.

—      Рад, что ты их восстановил. А теперь уезжай!.. Если бы когда-то мы не были друзьями, я послал бы стрелу тебе точно в дарх. Это больно, поверь! Гораздо хуже, чем просто получить смертельную рану.

—      Мы же друзья!

—      Вот как? То есть ты приехал просто как друг, решивший навестить изгнанника? Без всякой задней мысли? Без единственного задания? Двести лет восстанавливал силы, а восстановив, сразу помчался навещать друга?

Эрлун замялся. Попом, решившись, крикнул:

—      Ну да, поручение есть!.. Меня послали поговорить с тобой! Я искал тебя почти неделю… Искал без магии, сам знаешь почему! Все это время я не слезал с седла и спал на каких-то ветках под дождем! Ты меня знаешь; я привык к роскоши, для меня это мука! Из уважения к моим страданиям — поговори со мной!

Долгое молчание. Потом тот же глухой голос недовольно произнес:

—      Ну валяй! Можешь сказать, зачем ты пришел!

—      Могу я хотя бы зайти к тебе?

—      Зачем?

—      Уютнее говорить с собеседником, когда видишь его.

Опять молчание. Эрлун не рисковал приближаться, разглядывая грядки. Для некоторых Арей притащил земли и поднял их на досках, чтобы плодородный слой был выше и корни не боялись лишней влаги. А это что? Тыква! Невероятно! В этих лесах вызрела здоровенная тыква!

—      Это очень хорошая тыква, — сказал Арей, заметив, куда повернута голова Эрлуна. — Она уже подарила мне трех кабанов! Они подходят к ней ночью и задевают веревку самострела… Один из них сделал это вчера.

—      Так давай его зажарим! — предложил Эрлун.

—      Уже.

—      На вертеле?

—      Только не на вертеле, — отозвался Арей. — Всякий рая, как я пытался провернуть затею с вертелом, я понимал, что это блажь. Внутри мясо никогда не пропекается, а снаружи обгорает. На вертеле можно зажарить в лучшем случае кролика или пару куропаток.

—      А как тогда?

—      Тонкими ломтиками на раскаленных камнях. Или залечь в упих, но осторожно. Большой огонь может привлечь ненужное внимание. Порой забредают всякие твари с той стороны. И знаешь, хотя я и неплохо владею мечом, лишний раз я к ним не выхожу.

Эрлун увидел на камнях башни следы когтей и зубов. Многие из них были почти у бойниц второго этажа.

—      Может, ты меня все же впустишь? — попросил он.

—      В башню — нет. И не жди слова «извини». При отказе оно всегда звучит как оскорбление.

—      Почему? Я же твой друг!

—      Ты всеобщий друг, Эрлун! А всеобщий друг — это как слишком любвеобильная женщина, только и ждущая, чтобы ее поманили пальцем. И еще ты бол-ун! Сейчас ты мой друг, охотно верю. Потом станешь другом любого другого: Вильгельма, Барбароссы, какого-нибудь африканского божка с головой леопарда. Оттого умный горбунок и послал тебя, что ты быстро втираешься в доверие. И, разумеется, немедленно выбалтываешь всякому новому другу секреты всех предыдущих. Причем не думаю, что по злобе. Я не стал бы тебя излишне демонизировать!

Арей расхохотался. Должно быть, последняя шутка показалась ему удачной.

Эрлун спешился и теперь стоял рядом с конем, дер¬жа его под уздцы:

—      Ты меня обижаешь! После Эдема я всякий раз вступался за тебя, когда ты выводил из себя Кводнона и он собирался подсылать к тебе убийц.

—      И Кводнон тебя слушал? — спросил Арей.

Эрлун смутился.

—      Ну хотя бы задумывался, — сказал он нерешительно.

—      Какая разница! Теперь Кводнон мертв, но есть Лигул. И знаешь, Кводнон устраивал меня больше. Он хоть и подсылал убийц, но, как я подозреваю, лишь тех, которые ему надоели. Так что я был убийцей убийц, провинившихся перед хозяином. Любопытная роль, я тебе скажу!.. Но это мелочи! У Двуликого были и плюсы! Канцелярия при нем занимала крошечную комнатку, где сидели два полуслепых писца, у которых вечно не было ни одного чистого пергамента. Они кропали на каких-то клочках, соскребая с них ножичком предыдущий текст. Теперь же все буквально было завалено бумагами. Прекрасные пергаменты из человеческой кожи! Кровь четырех групп! Восьми резусов! И упаси Тартар перепутать, каким резусом писать какое прошение! Молодые стражи радостно перековывают мечи… ха-ха ... на чернильницы, потому что кляузами можно добыть больше эйдосов.

—      Да-да-да! — горячо закивал Эрлун. Он прямо дрожал от негодования. Даже усики у него прыгали, а нос так и вовсе побелел. — Ты совершенно прав, Арей! К этим гадам-чинушам без эйдосов и не суйся! А ведь эйдосы не просто так достаются!

Десять дней назад Эрлун преспокойно сидел в кабачке при канцелярии и вместе с канцеляристами пил хорошее вино. Разумеется, с теми, кто его угощал, он прекрасно ладил. Более того, искренно поругивал рубак, которым все достается даром. Удачный укол мечом — и вот тебе награда: полный эйдосов дарх или золотые крылья! Разве эти грубияны понимают, что такое кропотливый, ежедневный труд в душной канцелярии? Не протирают до блеска рукавов! Не искривляют позвоночник. Не портят зрение, вглядываясь в полные лжи цидульки комиссионеров, с претензией на слезы, закапанные из пипетки соленой водой.

Ох уж эти гадики! Нет числа их уловкам в отчетах! К примеру, напишут: “1Отличн. эйд.” И поди разбери: сколько эйдосов должно быть. Вроде 10. А вроде совсем и не десять. И если десять, то почему к отчету приложен один, если из текста следует совсем другое?! Э?

А если и прилипнет кое-что к рукам, так что ж из того? Тут вам не Эдем, а зона свободного предпринимательства! Их первых не уважали бы, начни они отказываться от подношений. Опять же, даром, что ли, работать? В те минуты за чашей вина Эрлуну казалось, что он тоже канцелярист! Да-с, канцелярист! Он завтра же пойдет к Лигулу проситься на работу! У него миссионеров на чистую воду! Узнают они у него, как обманывать стражей! Ох, узнают!

Теперь же, оказавшись в обществе мечника Арея, он так же искренно ругал и канцеляристов. Да здравствуют рубаки! Он тоже, между прочим, рубака! Как-то незаметно для себя, ибо язык у нею всегда работал параллельно с мышлением, Эрлун рассказал о битве с гробовщиком, которая стоила ему меча, и о третьем своем спутнике, исчезнувшем ночью. Над потерей меча Арей посмеялся, на что Эрлун и надеялся, а про наемника сказал:

—      Что, прямо так одежду оставил и ушел?

—      Да. В болото.

—      Хм... Самый любопытный вопрос почему он погиб, а вы двое уцелели? Но в этом-то и ключ.