Обречены и одиноки - Салиева Александра - Страница 22

После того, как мы спустились и дошли до главного входа, нам подали два белоснежных а`теши, затем в сопровождении моего отряда, который теоретически должен был меня охранять, сначала поднялись над стенами альгамбры, а затем опустились прямо на главной площади Иеракона.

– Сегодня ежегодная ярмарка, – объяснил Бажен.

Мужчина смотрел прямо перед собой, и я сделала тоже самое. На полуразрушенной городской площади, с жалкими останками обсидиантовой скульптуры воина все также были возложены корзины с фруктами и свежие венки из полевых цветов. Сегодня помоста для казни не было, только столпотворение огромного количества алнаирийцев, по более чем радостному случаю. То и дело толкавшие друг друга люди, ввиду того что места между установленными разноцветными палатками и лотками торговцев было мало, весело общались между собой и занимались по большей части покупками. Фрукты, специи, ткани, посуда – именно таким был основной ассортимент продаваемых товаров.

– Что случилось со статуей? – обратилась я к одному из моих сопровождающих.

– Прайм Киринион, – сочувствующе сказал один из воинов.

Я невольно обернулась, но нет – муженька видно не было.

– Что Прайм Киринион? – спросила прежде, чем до меня наконец дошло, что конкретно алнаириец имел ввиду.

Так вот что это был за грохот позавчера вечером!

Бездна, как усмирять Арханиэлиуса я знала точно и весьма успешно справлялась с этим, а как усмирить того, кто не поддается воздействию?! И за что мне это все?!

От мыслей о новом супруге с маниакальными замашками отвлекла мелодия, доносившаяся с конца площади. Добралась я до нужного места легко, потому что дорогу расчищали латунные воины, нещадно откидывая всех, кто попадался на пути. Сначала было жаль бедолаг, ведь они не виноваты, что мне нужно пройти, но потом я подумала, что не стоит вмешиваться в устои Алнаира, тем более что может, в конце концов, до народа и до самого дойдет, что жизнь их не правильна и пора бы, что-то поменять.

«…ты просто прости, и просто забудь, ты его отпусти…», – в окружении нескольких десятков зевак, сосредоточившихся по кругу, пела прекрасная темноволосая эльфийка. У нее были светлые серые глаза, разительно выделяющиеся на фоне загорелой кожи. Она плавно раскачивала и подбрасывала в воздухе горящие факелы. Девушка пела мелодичным чистым голосом балладу о разбитом сердце.

– Она определённо не алнаирийка, – тихонько поведала я Бажену о своих нехитрых умозаключениях.

– Определенно, – кивнул мужчина, не отрывая глаз от представления.

– А я думала, Алнаир закрытый мир и сюда просто так нельзя.

– Нельзя, – снова кивнул он, – но по приглашению можно.

Решила последовать примеру децернента и тоже сосредоточилась на пении. И было в этом что-то такое близкое мне, поэтому еще долго так и стояла, наблюдая за тем, как красиво и зрелищно поднимались и опускались в разные стороны всполохи огненной стихии, как смешивался ритм песни с движениями эльфийки и даже сама не заметила, как мои глаза наполнились слезами.

«…твой крест не легче нашего, но и не тяжелей, история сравняла всех – и слуг, и королей…» – пела эльфийка так, словно кроме нее, песни и огня, больше не было никого во всей Вселенной. Желто-оранжевые с синими отблесками искры отрывались и медленно, потухая падали на землю, когда девушка в очередной раз совершала свои пластичные пируэты. Оранжевые… Как оранжевые кампсисы на стенах вокруг сада моего отца… Или желтые. Как на стенах родового поместья Ашерро. И вот так же все они отделялись и падали в конечном итоге, затухая в земле.

Бажен через некоторое время удалился, предварительно объяснив сей факт неотложными делами. Ноги уже затекли, и поэтому я просто присела прямо на землю, игнорируя возмущенные восклицания сопровождающих меня алнаирийцев праймовского отряда.

Красавица – эльфийка все пела и пела, исполнив уже не один десяток песен. Посетители ярмарки потихоньку начали расходиться, а я все так и сидела, слушая ее возносящийся до самого неба голос. Слова о любви, о разлуке, о жизни – счастливой и нет, о смерти, страданиях, боли и вознесении в другие миры, о богах, давно забытых и проклявших созданные ими миры. Она словно рассказывала о чем-то, не до конца понятого обычными людьми, словно общалась со всем миром и творила новое пространство вокруг себя, передавая эмоции теплоты и приятия ее слов.

«… любви лишен, причины тому миллион, король – не вечен, но остаётся королём. Собран мыслями, душой силён, одинок, как…» – вдруг ее песня резко оборвалась. Девушка замолкла, склонившись над землей, как и все, кто был вокруг. Казалось даже птицы, до этого щебетавшие свои мотивчики, перестали петь. Повисла гробовая тишина.

Не сложно догадаться, с появлением кого эта самая тишина связана.

– Закат уже был давно, моя сейида Аэлин, – раздался тихий вкрадчивый голос Прайма Кириниона.

– Вот же… злой двойник оптимуса, – пробормотала раздосадовано.

Понял он сакральный смысл моего посыла или нет, мне было совершенно наплевать. Однако все равно пришлось подняться и под всеобщее молчание последовать за праймовской свитой из его личных децернентов, которую он возглавлял, идя впереди. Бажен уже был среди них, но это еще не все… Личных децернентов было двенадцать! Не одиннадцать! Быстро он успел! Вот же… сволочь.

Несмотря на все мои мысленные высказывания, Прайм ни разу не обернулся и хранил полнейшее молчание всю дорогу вплоть до момента пока мы не вошли в спальню, в которой я проснулась утром.

– Ты целый день провела сидя на сырой земле, – не спрашивал, а констатировал факт Прайм. – Не делай так больше.

Правитель лениво наблюдал за тем, как шесть служанок расставляли на невысоком деревянном столике наш, видимо совместный, поздний ужин.

Я молчала, пытаясь также и не думать. Бажен конечно уже сообщил, что обруч поглощал магию, но ведь это обруч Прайма. Вдруг на него это не распространяется? Едва дверь за посторонними закрылась, подумала, что пора бы прояснить некоторые моменты.

– Убей сразу и прекрати доставать, – не выдержала я.

Мужчина замер ненадолго, бросив в мою сторону удивленный взгляд, а потом в одно мгновение пересек отделяющие нас десять шагов. Взял мои ладони и большими пальцами ласково провел по внутренней стороне там, где значилось лишь несколько едва заметных линий, когда-то бывших обозначением силы стихии рода Де Алькарро. Тело тут же предательски отреагировало. В коленях появилась слабость.

Да быть такого не может! Только не с ним!

– С чего ты взяла, что у меня может быть желание убить тебя? – участливо поинтересовался Прайм.

Взгляд черных бездонных глаза изучал так пристально, что стало не по себе. Медленно и осторожно, словно боясь спугнуть свою добычу, супруг прошелся едва осязаемыми касаниями ладоней по направлению вверх до самых плеч, а затем запустил пальцы в мою прическу, аккуратно разбирая пряди и вытаскивая шпильки.

Это что сейчас происходит? Он что, по супружеский долг, что ли пришел?!

Честно говоря, этот факт меня особо не беспокоил, я не так уж и благочестива в этом вопросе. Раньше – да. Была причина. А теперь смысла-то все равно нет. Беспокоило меня не это, а то, как я в самый настоящий момент, хотя он вообще ничего особенного не сделал, думаю об этом вот уже несколько минут. Бездна, что со мной не так?!

Последнее точно отразилось на моем лице, потому как Прайм вздрогнул и резко отступил на шаг. Хотя нет, это же я в мысль сформулировала, скорее всего, он просто прочел.

Супруг вернулся к столу с едой.

– Сними обруч, – глухо отозвался он.

И вот тут-то меня и посетило еще одно некое умозаключение, которое конечно еще подтвердить надо, но первую стадию проверки можно было начать прямо сейчас.

– Только после вас, Прайм Киринион, – вежливо, чтобы не переиграть, ответила я.

Прайм слегка удивился. На очень даже симпатичном лице проскользнула доля сомнения, и он замер, так и держа в руках еще не до конца поднесенную к тарелке вилку.