Каприс для Кати (СИ) - Степанова Мария Игоревна - Страница 7

Миша бежал вперед, прижимая к себе ребенка. Внезапно он остановился, и Катя почти врезалась в него.

- Вот Советская, - парень задыхался от бега и дыма, - где твой дом?

- Двухэтажное кирпичное здание, - повторила Катя, кляня себя, что невнимательно слушала экскурсовода. В это время небо озарилось ярким светом - горел монастырь. Ребята замерли, глядя на зарево.

- Вон! Вон кирпичный дом! - крикнула Шура, указывая рукой.

Они пробежали мимо кирпичной двухэтажки и тут же увидели деревянный дом с номером двадцать три.

- Он? - Миша смотрел на Катю.

- Не знаю... Наверно...

- Будем надеяться, что это он. Быстро заходите!

Дети вошли в ворота. От взрывов в доме повылетали стекла и занавески колыхались на ветру.

Рядом с домом стоял сарай. Дощатая дверь стучала об косяк. В сарае, как ни странно, было тепло. Наверно из-за сена, которое занимало большую половину. На улице по-прежнему гремело и сверкало. Миша вырыл в сене ямку и посадил туда Марусю. Девочка тут же начала плакать. Шура села рядом, стала гладить сестру по голове.

- Я хочу кушать, - расслышала Катя.

- А у меня смотри что есть! - веселым голосом произнесла она и жестом фокусника достала шоколадку. Стараясь разломить поровну, Катя разделила батончик. Малышка с восторгом проглотила свой кусочек и облизала ладошку.

Маленького кусочка шоколада было недостаточно, чтобы унять голод, но Маруся успокоилась и даже повеселела. Серый Пушок облазил весь сарай в поисках добычи. Тут пахло мышами, но он никого не поймал, наверно мыши сбежали, испугавшись шума. Кот потоптался среди детей и сел рядом с Катей. Девочка погладила смышленое животное и переложила его рядом с Марусей. Кот не стал сопротивляться, понял, кого надо греть и успокаивать.

Примяв пахнущее летом сено, они устроились рядышком. Миша закрыл глаза. Кате показалось, что он уснул. Она тихо прикоснулась к его руке и он тут же схватил ее за пальцы. Его руки были теплыми, наверно, первый раз за все это время.

- Катя! - позвала Маруся.

- Что? - откликнулась Катя.

- А мы умрем?

- Нет, не умрем.

- И нас фашисты не убьют?

- Нет, не убьют.

- И не взорвут?

- Нет.

- И не застрелят?

- Нет!

- А мама и папа умерли...

- Маруся! - Шура первая потеряла терпение, - мама и папа умерли не от немцев!

- А от кого?

- Так! - Катя решительно прервала этот разговор, - хватит про немцев! Смотри! - она достала телефон и сунула его Марусе, - это игра такая. Гляди, надо нажимать шарики и они будут лопаться.

Маруся восторженно тыкала пальцем в гаджет, а Катя подумала, что дети в любом времени одинаковые.

- А я знаю его,- тихо произнесла Шура, указывая на Толю, который отрешенно сидел неподалеку - он на площади играл, еще до войны. У него рубашка белая была и бабочка.

- Толя, - Миша вдруг открыл глаза, - ты можешь что-нибудь сыграть?

Толя молча встал, открыл футляр и вынул скрипку. Привычным жестом приложил инструмент к подбородку, прикрыл глаза и приложил смычок к струнам. Из-под смычка полилась мелодия, такая нежная и тихая, но Кате показалось, что она не слышит ничего, кроме этой музыки. Толя играл, а из-под прикрытых его глаз катились слезы.

На улице, действительно, стало тише. Взрывы еще слышались, но вдалеке. Маруся так и уснула, с телефоном в руке. Толя тоже спал, положив щеку на футляр. Шура сняла платок. Под ним оказались чудной красоты косы. Катя тоже сбросила капюшон.

- Ой! - увидев ее, Шура ахнула и приложила ладонь ко рту, - что с тобой?

- А что со мной? - Катя испугалась и начала ощупывать себя, может она ранена?

- Что с твоими волосами? Тебя немцы так?!

Катя пригладила взъерошенную прядь.

- Это мода такая, - буркнула она.

- Мода? - Шура смешно наморщила лоб, - чтобы с одной стороны лысо? У нас в детдоме так мальчишек брили, которые не хотели подстригаться. Сбреют одну сторону, им деваться некуда, идут и вторую добривают.

Катя сначала хотела обидеться, но передумала. Действительно, мода в ее времени была странная и непонятная для многих. Просто люди привыкли к странностям и почти не удивлялись.

- У тебя очень красивая коса, - сказала она Шуре, и девочка улыбнулась.

- У Маруськи волосы папины, редкие, - проговорила она вдруг, - а у меня мамины. Мама Маруське мазала голову репейным маслом, чтобы волосы росли, а они все равно не росли, - засмеялась девочка.

- А ваши родители где? - спросила Катя, и тут же пожалела о своих словах. Но Шура, помолчав, все же ответила.

- Папу забрали в тридцать восьмом. Я помню, как пришли люди в черных сапогах, разбрасывали вещи, курили в нашей спальне. Потом папа оделся, поцеловал нас с Марусей, обнял маму и ушел. И больше не вернулся. А маму забрали в тридцать девятом...

Девочка помолчала. У Кати заныло внутри, ей стало страшно. Она даже представить не могла, как бы жила она, если бы вдруг ее родителей не стало.

- Нам сказали, что родители умерли, и забрали в детский дом, - продолжила Шура. Голос ее был тих, она не плакала. - Маруся совсем не помнит маму, - грустно добавила она.

Катя обняла Шуру.

- Ты очень смелая, - сказала она, - самая смелая девочка из всех, кого я знаю.

Шура улыбнулась и прикрыла глаза. Наверно, ей хотелось побыть наедине со своими мыслями.

- Тебе бы тоже пошли длинные волосы, - шепотом сказал Миша.

- Да? - Катя зарделась, радуясь, что в темноте не видно ее глупого румянца.

- Ага. И платье. Голубое. С туфельками. В ваше время девочки носят платья?

- Носят.

- Это хорошо...

Они лежали рядом, и она слышала, как ровно и чисто стучит его сердце. Этот стук убаюкивал, успокаивал, и Катя прикрыла глаза. Засыпая, она почувствовала, или, быть может, ей показалось, прикосновение губ к щеке. Наверное, показалось...

4.

Катя открыла глаза. Было тихо. Она осмотрелась - под ней был старый диван с отломанным подлокотником. И вообще, сарай был завален сломанной мебелью. Никакого сена не было и в помине. Она соскочила с дивана, натянула капюшон и вышла. Солнце ярко отражалось от снега и глаза невыносимо слепило. Девочка осмотрелась - голубого дома не было. На его месте строилось что-то, лежали три ряда кирпичей, стояла бетономешалка. Она бросилась к воротам и столкнулась с мужчиной. Мужчина был азиатской внешности и разговаривал с акцентом.

- Тебе чего, девочка? Уходи, сюда нельзя!

Катя бросилась из ворот, пробежав некоторое время, потом остановилась и осмотрелась. Она вернулась. Казалось бы, она должна радоваться, но на душе была печаль. Из-за угла выехала машина с номером на крыше, она махнула рукой и такси остановилось. Объяснив, куда ей надо, Катя отвалилась на подголовник и прикрыла глаза.

Таксист привез быстро, взял оплату и укатил. Найти мемориал было несложно - оттуда играли песни военных лет. Катя почти сразу увидела и одноклассников, и учительницу. Аннапална тоже увидела ее и через толпу начала пробираться в Катину сторону.

- Котова, ты что, решила сегодня поставить рекорд по сведению меня с ума? Где ты была?! Ты пропустила всю реконструкцию! Иди быстро в первый ряд, и чтобы больше никаких выходок! Я за тобой слежу!

Историчка сверкнула глазами и умчалась.

Перед мемориалом выступали какие-то общественные деятели, пели люди в народных костюмах. А она стояла и смотрела, думая о своем. На сцену вышел пузатый мужик в костюме, что-то долго говорил.

- ... а сегодня, в этот торжественный день, нас посетила Мария Николаевна Эркерт, в девичестве Емельянова. Мария Николаевна была совсем маленькой, когда немецкие оккупанты, покидая город, разрушили Истру до основания, но ей удалось спастись. И о своем чудесном спасении она сейчас нам расскажет.

Послышались жиденькие аплодисменты, и на сцену вышла пожилая женщина. Она была аккуратно одета, красиво подкрашена и улыбалась. Катя замерла, глядя на нее. Маруся... Это была Маруся. Вчерашняя маленькая Маруся с измазанными шоколадом губами.