Экстерминаторы. Стальной город - Шилликот Зеб - Страница 43

Поддавшись бессильной ярости, Кавендиш попытался об колено сломать несчастной птице длинную негнущуюся шею, но только повредил себе коленную чашечку.

Кончилось тем, что он, как и Джаг, спрятался под одеялом, которое почти каждую минуту встряхивал, сбрасывая предательский песок.

Его тальмок едва перебирал ногами, придавленный тяжестью бетонной попоны, наброшенной ему на спину бурей. Песок проникал в мельчайшие складки кожи животного и постепенно сковывал его движения.

Несмотря на свою колоссальную массу, тальмок медленно, но верно превращался в статую. С запорошенными глазами, почти не поднимая век, он брел наугад, постепенно уходя в сторону от колонны.

На выходе из ложбины, образованной двумя параллельными грядами дюн, тальмок совершенно потерял ориентировку и пошел напролом через окаменевший оазис, грудью валя пальмы, чьи затвердевшие листья, словно репейник, усеяли его непробиваемую кожу.

Открытый всем ветрам, Кавендиш мог только бессильно наблюдать за происходящим, не имея ни малейшей возможности вмешаться в развитие событий. Да и как бы он это сделал? Завываний ветра голосом ему не перекрыть, а уж цемента он наглотался бы вволю. К тому же пытаться управлять таль-моком при помощи голоса — это пустая трата времени.

Гигантское животное, втоптав пальмы в землю, по брюхо влезло в вязкую топь, в которую превратилось крохотное озерцо, давшее начало оазису. Тальмок упорно месил ногами черный ил и, в конце концов, смог выбраться на берег, при этом он поскользнулся и, потеряв равновесие, ткнулся головой в высокую песчаную дюну.

От сильного толчка паланкин полетел вперед. Очутившись на полу, Кавендиш инстинктивно принял единственно верное в такой обстановке решение: он руками прикрыл голову, чтобы хоть как-то защитить ее от посыпавшегося на него имущества, среди которого имелись довольно увесистые предметы. Дуги паланкина смялись и окончательно разодрали остатки обтягивавшего их брезента. Одна из дуг выскочила из своего гнезда и распрямилась, вибрируя с густым басовитым гудением.

Полуоглушенный, тальмок остановился, зарывшись головой в песок, в то время, как шквальные порывы ветра продолжали заметать его тушу серым тяжелым песком…

И вдруг буря прекратилась так же внезапно, как и началась.

Завывания ветра резко утихли, и в небе снова ослепительно засияло солнце. В считанные минуты стало жарко, как прежде, а небеса приобрели привычный цвет расплавленного металла.

Джаг выполз из-под груды обрушившегося на него скарба и взобрался на хребет тальмока, который, отдуваясь, пыхтел как паровоз. В ушах у Джага стоял неумолчный звон, а язык был сухим и шершавым, словно терка. Он все еще не мог свыкнуться с мыслью, что буря уже улеглась, и без конца мучился вопросом, сколько же длился этот кошмар — пять минут или пять часов.

Внезапно до Джага донеслись какие-то неразборчивые, едва слышные звуки. Он не сразу сообразил, что это кричит Тания, которую отделяли от него метров сто. Стоя на спине своего тальмока, она что-то кричала в мегафон, но Джаг с трудом разобрал ее слова.

— Быстрее! — надсадно кричала она. — Нельзя терять ни секунды! Беритесь за инструменты и начинайте чистить животных, пока корка песка не схватилась и не приобрела прочность бетона! Если будете мешкать, тальмоки не смогут сделать ни шага!

Джаг ответил ей залпом витиеватых ругательств. Он устал как собака, едва держался на ногах и не имел никакого желания заниматься туалетом тальмока, хотя знал, что молодая женщина права на все сто процентов.

Проклиная все на свете, он выпрямился и выудил из кучи хлама кирку, после чего заковылял по спине толстокожего монстра, сбивая по пути огромные наносы песка-бетона, скопившегося между позвонками животного.

Точными, короткими ударами Джаг сломал шеи окаменевшим птицам, воткнувшимся в бока тальмока. Сероватая корка бетона не очень плотно прилегала к его коже, и Джаг относительно легко освободил ноги животного от множества сковывающих его застывших потеков.

Пока он, потея под палящим солнцем, махал киркой, к нему подошел Кавендиш. Борода разведчика, с набившимся в нее мерзким песком стояла торчком, как накрахмаленная, и напоминала изображение волосяного покрова на античных статуях. Вид приятеля развеселил Джага.

— Эй, Кав, — крикнул он вместо приветствия, — теперь тебе для бритья понадобится зубило!

Кавендиша всего передернуло.

— Не напоминай мне об этом! — прошипел он. — У меня такое чувство, будто к бороде прилипло полтонны глины!

— Похоже, тебе крепко досталось.

— Не то слово. Мой тальмок решил прикинуться страусом и зарылся головой в дюну. Он совершенно выбился из сил и, как мне кажется, мы сможем тронуться в путь не раньше, чем завтра, — он помолчал и, почесав затвердевшую спутанную бороду, добавил: — Буря ни для кого не прошла даром. В пустыне полно окаменевших животных. Есть грифы, песчаные лисы, мелкие грызуны… Да кого там только нет! Пошли посмотрим…

Взяв Джага под руку, Кавендиш увлек его на гребень дюны, откуда хорошо были видны полузанесенные песком окаменевшие животные. По их позам не составляло никакого труда представить себе, как отчаянно они сражались за жизнь. Усеянная каменными истуканами, пустыня являла собой странное зрелище — этакий естественный музей под открытым небом.

— Это мелочи, — раздался вдруг у них за спиной голос Тании. — В нескольких километрах отсюда я вам покажу полностью окаменевший лагерь кочевников. Там вы увидите их палатки тверже камня и статуи людей — мужчин и женщин, — ставших пленниками своей одежды, враз затвердевшей и обретшей прочность стали. Настоящее бетонное кладбище. Даже верблюды превратились в статуи. Буря накинула каменное покрывало на все, что было открыто ее смертоносному дыханию. Впрочем, скоро вы увидите все сами. Издалека можно подумать, что это настоящий лагерь, и только приблизившись, замечаешь статуи часовых и бетонных верблюдов, стоящих на ногах, которые служат им теперь только в качестве пьедесталов.

— Хватит, — оборвал девушку Кавендиш. — Теперь мы знаем, как это бывает!

— У людей, как правило, короткая память, — пробормотала Тания. — Заканчивайте чистку животных, ночевать нам придется здесь. Это место ничуть не хуже любого другого, к тому же мы все чертовски устали.

— А гробы? — спросил Джаг.

При упоминании о них Тания аж подскочила.

— Что? Что случилось?!

— Я говорю о грузе, о фобах, — повторил Джаг. — На них намело немало этой дряни… Их чистить или как?..

— Оставьте так, как есть, — не раздумывая, ответила девушка. — Бетонная оболочка защитит их от ударов.

— Но это же дополнительный вес, — заметил Кавендиш.

— Тальмоки могут нести гораздо больше… Чистим только животных! — она неуверенно улыбнулась дрогнувшими губами и поспешила к своему «кораблю пустыни».

Кавендиш скорчил ей вслед рожу и с досадой сплюнул.

— У-у, чертова баба! — проворчал он. — Если бы ты знал, как она мне действует на нервы! А тебе нет?

— Похоже, она знает, чего хочет.

— И все же, согласись: ее словно бы радует эта… дополнительная упаковка.

— Должно быть, на то есть основания.

— Но больше всего меня раздражает то, что я никак не могу раскусить ее…. Она и в самом деле такая суеверная либо только прикидывается? Она действительно боится привидений или все же эти ящики таят в себе реальную опасность?

Джаг пожал плечами и снова взялся за кирку. Сам того не желая, он обернулся и взглянул на гробы.

Занесенные толстым слоем затвердевшего песка-бетона, они напоминали надгробные камни.

— Не сомневаюсь, что корень проблемы заключен в них, — заявил Кавендиш, указывая на эти мрачные саркофаги, — вот только никак не пойму, с чем они ассоциируются…

Прежде чем снова приняться за работу, Джаг внимательным взглядом окинул близлежащие барханы. Вечерний сумрак постепенно накрывал пустыню своим бархатным крылом, а вместе с ним приходила и долгожданная прохлада. Тания неподалеку ставила общую палатку, и Джаг непроизвольно вздрогнул, вспомнив печальную участь кочевников, заживо похороненных в своих походных жилищах, превратившихся в бетонные глыбы.